Эммет убрал листок в бумажник, а энциклопедию вернул на полку. Но, вставив третий том на место, он снял двенадцатый. Стоя, открыл статью «Небраска» и пробежал глазами страницу. И отметил с мрачным удовлетворением, что с тысяча девятьсот двадцатого до тысяча девятьсот пятидесятого года численность ее населения держалась на уровне 1,3 миллиона человек, и в текущем десятилетии не ожидалось ни одним человеком больше.

Эммет поставил том на место и пошел к двери.

– Ты нашел, что искал?

Пройдя мимо стола справочной, Эммет обернулся к библиотекарше. Она подняла очки на темя, и Эммет понял, что неправильно оценил ее возраст. Едва ли ей было больше тридцати пяти.

– Нашел, – сказал он. – Спасибо.

– Ты брат Билли, да?

– Да, – сказал он, слегка удивившись.

– Я Элли Матьессен. Догадалась – вы очень похожи.

– Вы хорошо знаете брата?

– Он проводил здесь много времени. По крайней мере, пока тебя не было. Твой брат любит хорошие истории.

– Это да, – с улыбкой ответил Эммет.

И, уже выйдя за дверь, добавил про себя: «к добру или к худу».

* * *

Когда Эммет вышел из библиотеки, перед «студебекером» стояли трое. Того, что справа, высокого, в ковбойской шляпе, он не знал. Слева стоял Эдди, старший брат Дженни Андерсен, а посредине – Джейкоб Снайдер. По тому, как Эдди пинал тротуар, Эммет видел, что ему не хочется здесь быть. Увидев Эммета, высокий толкнул Джейкоба в бок. Джейк поднял голову, и Эммет понял, что ему тоже не хочется здесь быть.

С ключами в руке Эммет остановился в нескольких шагах от них и кивнул обоим знакомым.

– Джейк. Эдди.

Они не ответили.

Эммет подумал попросить прощения у Джейка, но Джейк пришел не за этим. Эммет уже просил прощения и у Джейка, и у остальных Снайдеров. Просил после драки, потом в полиции и, наконец, на ступенях суда. Снайдерам от его извинений проку не было, не будет и сейчас.

– Я не хочу неприятностей, – сказал Эммет. – Я хочу сесть в машину и уехать.

– Я не могу тебе позволить, – сказал Джейк.

Наверное, он был прав. Они разговаривали всего минуту, а вокруг уже собирались люди. Несколько рабочих с ферм, вдовы Уэстерли и два мальчика, болтавшиеся на лужайке суда. Если закончится служба в церкви Пятидесятницы или в конгрегационалистской, народа станет еще больше. Что бы ни произошло дальше, папаше Снайдеру это станет известно, так что Джейку оставался только один способ довести эту их встречу до завершения.

Эммет положил ключи в карман и стоял, опустив руки.

Незнакомый заговорил первым. Он прислонился к двери «студебекера», сдвинул шляпу назад и улыбнулся.

– Похоже, у Джейка к тебе одно незаконченное дело.

Эммет посмотрел ему в глаза, потом повернулся к Джейку.

– Если незаконченное дело, Джейк, давай закончим.

Джейк как будто не знал, с чего начать, как будто гнев, которого он ожидал, который должен был испытывать все эти месяцы, вдруг ушел. Тогда, по примеру брата, он начал с вопроса.

– Ты думаешь, ты хорошо дерешься, Уотсон?

Эммет не ответил.

– Может, ты вроде боксер – когда бьешь без причины и без предупреждения?

– Причина была, Джейк.

Джейк подступил на полшага, чувствуя, что злость в нем поднимается.

– Говоришь, Джимми хотел первым тебя ударить?

– Нет. Он не пытался меня ударить.

Джейк кивнул, стиснув зубы, и подступил еще на полшага.

– Так любишь ударить первым – что ж ты меня не ударишь первым?

– Я не хочу тебя бить, Джейк.

Джейк посмотрел на Эммета, потом посмотрел в сторону. На двух приятелей он не смотрел. На зрителей, стоявших позади, не смотрел. Он смотрел куда-то в пространство. А потом, повернувшись, ударил Эммета прямым правой.

На Эммета он не смотрел, когда бил, – кулак только задел скулу, вместо того чтобы попасть в подбородок. Но задел чувствительно, так что Эммет качнулся и ступил вправо.

Все шагнули ближе – Эдди, незнакомец, зрители, даже женщина с коляской, только что подошедшая. Все – кроме Джейка. Он не двинулся и смотрел на Эммета. Эммет вернулся на прежнее место, по-прежнему не поднимая рук.

Джейк покраснел, то ли от усилия и гнева, а может быть, еще и от смущения.

– Подними кулаки, – сказал он.

Эммет не пошевелился.

– Кулаки, слышишь?

Эммет принял боксерскую стойку, поднял кулаки, но не настолько, чтобы защитить голову.

На этот раз Джейк ударил его в зубы. Эммета отбросило на три шага, он почувствовал вкус крови на губах. Он удержал равновесие и сделал три шага вперед, став досягаемым для нового удара. Он слышал, как чужой подзуживает Джейка, снова поднял кулаки на уровень груди, и Джейк сбил его с ног.

Мир вдруг пришел в беспорядок, накренился на тридцать градусов. Чтобы подняться на колени, Эммету пришлось опереться на дорогу обеими руками. Он чувствовал, как жар от бетона проходит в его ладони.

Он стоял на четвереньках, ждал, когда прояснится в голове; потом начал вставать.

Джейк шагнул к нему.

– Не вставай, – сказал он осипшим от волнения голосом. – Не вставай, Эммет Уотсон.

Эммет выпрямился, начал поднимать кулаки… но он не готов еще был стоять. Земля закружилась, встала дыбом, и он, крякнув, повалился на мостовую.

– Хватит, – раздался чей-то голос. – Хватит, Джейк.

Между зрителями пробивался шериф Питерсен.

Одному помощнику он велел отвести Джейка в сторону, а другому – отогнать зрителей. Сам сел на корточки и осмотрел Эммета. Даже повернул ему голову, чтобы получше разглядеть левую сторону лица.

– Кажется, ничего не сломано? Ты цел, Эммет?

– Я цел.

Шериф продолжал сидеть на корточках.

– Собираешься предъявить обвинение?

– В чем?

Шериф дал знак помощнику отпустить Джейка и снова обратился к Эммету – тот сидел на тротуаре и вытирал кровь с губы.

– Давно ты вернулся?

– Вчера.

– Быстро же он тебя отыскал.

– Да, быстро.

– Не могу сказать, что я удивлен.

Шериф помолчал.

– Ты дома остановился?

– Да, сэр.

– Ну, ладно. Давай-ка почистим тебя, прежде чем домой поедешь.

Шериф взял Эммета за руку, чтобы помочь встать. Но при этом успел взглянуть на костяшки его пальцев.

Шериф и Эммет ехали по городу в «студебекере» – Эммет на пассажирском месте, шериф за рулем, вел машину спокойно, неторопливо. Эммет кончиком языка ощупывал зубы. Шериф насвистывал песню Хэнка Уильямса и вдруг оборвал ее.

– Неплохая машина. Сколько может выжать?

– Миль восемьдесят, без тряски.

– Смотри ты.

Шериф по-прежнему вел неторопливо, плавно входя в повороты, насвистывая. Когда проехали поворот к участку, Эммет посмотрел на него вопросительно.

– Я подумал, к нам тебя отвезу, – объяснил шериф. – Пусть Мэри на тебя взглянет.

Эммет не возражал. Ему не мешало почиститься перед тем, как ехать домой, но еще раз в полицию не хотелось.

Они остановились на дорожке к дому Питерсенов, и Эммет хотел уже открыть дверь, но шериф не двинулся с места. Он сидел, положив руки на руль – так же, как директор колонии накануне.

Эммет ждал, когда заговорит шериф, и смотрел через ветровое стекло на шину, подвешенную к дубу на дворе. С детьми шерифа он не был знаком, но знал, что они взрослые; непонятно было, то ли эта шина – память об их детстве, то ли шериф повесил ее для внуков. А может, ее повесили еще до того, как шериф купил дом.

– Я подошел уже к концу вашей стычки, – сказал шериф, – но по виду твоей руки и лица Джейка могу предположить, что сам ты не усердствовал.

Эммет не ответил.

– Ну, может, ты счел, что тебе причитается, – продолжал шериф задумчивым тоном. – А может, пройдя то, что тебе пришлось пройти, решил, что пора для драк осталась позади.

Шериф посмотрел на Эммета, будто ожидая ответа, но Эммет молчал и продолжал смотреть на качели.

– Не против, если закурю у тебя в машине? – помолчав, спросил шериф. – Мэри больше не разрешает мне курить в доме.

– Я не против.

Шериф вынул из кармана пачку и щелчком выдвинул две сигареты, одну протянул Эммету. Эммет взял, шериф поднес зажигалку ему, потом себе. Из уважения к машине опустил стекло. Он затянулся, выпустил дым и сказал:

– Война почти десять лет как закончилась. Но некоторые из тех, что вернулись, ведут себя так, как будто она продолжается. Взять Дэнни Хогланда. Месяца не проходит, чтобы меня не вызвали из-за него. То драку затеет в придорожном ресторане, то симпатичной жене своей влепит пощечину в супермаркете.

Шериф покачал головой, словно недоумевая, что эта красивая женщина нашла в Дэнни Хогланде.

– А в прошлый вторник? Меня вытащили из постели в два часа ночи: Дэнни стоял перед домом Айверсонов с пистолетом, кричал о какой-то старой обиде. Айверсоны ничего не могли понять. А оказалось, обида была вовсе не на Айверсонов. На Баркеров. И стоял он не перед тем домом. И даже квартал не тот.

Эммет невольно улыбнулся.

– А вот другой край спектра. – Шериф показал сигаретой на какую-то невидимую аудиторию. – Ребята вернулись с войны и дали зарок, что больше никогда не тронут человека. Очень уважаю такую позицию. Право на нее они сполна заслужили. Штука в том, что, когда доходит до виски, Дэнни Хогланд по сравнению с ними – мальчик. Из-за них меня из постели не вытаскивают. Потому что перед домом Айверсонов, или Баркеров, или еще чьим-то они не стоят в два часа ночи. Они сидят у себя в комнате, в темноте, и тихо уговаривают бутылку виски. Я что хочу сказать, Эммет, – ни тот, ни другой способ жизни не кажется мне таким уж хорошим. Воевать все время нельзя, но и забывать нельзя, что ты мужчина. Можешь позволить избить себя раз-другой. Это твое право. Но, в конце концов, надо и постоять за себя – как ты умел.

Теперь шериф посмотрел на Эммета.

– Ты понял меня, Эммет?

– Да, сэр. Понял.

– Я слышал от Эда Рэнсома, ты уезжаешь из города…

– Завтра уезжаем.

– Ну, хорошо. Мы тебя почистим, и я съезжу к Снайдерам, чтобы тебя сейчас не донимали. И коли на то пошло, кто-нибудь еще тебя донимает?

Эммет опустил стекло и выбросил окурок.

– Да большей частью советами, – сказал он.

Дачес

Когда приезжаю в новый город, стараюсь понять расклад – план улиц и характер людей. В некоторых городах потребуются дни. В Бостоне понадобятся недели. В Нью-Йорке – годы. В Моргене, Небраска, хватит нескольких минут.

В плане город – правильная сетка, со зданием суда в центре. По словам механика, который подвез меня на своем тягаче, в тысяча восемьсот восьмидесятых годах старейшины неделю совещались, решая, как лучше назвать улицы, и решили – с видом на будущее, что улицы, идущие с востока на запад, назовут в честь президентов, а улицы с севера на юг – по породам деревьев. Как выяснилось, можно было – по временам года и по карточным мастям, потому что спустя семьдесят пять лет город остался тем же – четыре квартала на четыре.

– Здравствуйте, – сказал я двум женщинам, шедшим навстречу, и ни одна не ответила.

Не поймите меня превратно. В таких городках есть своя прелесть. И есть люди, которые предпочтут жить здесь, а не где-нибудь еще – даже в двадцатом веке. Когда хочешь, например, немного разобраться в мире. В большом городе носишься среди шума и грохота – и события в мире могут казаться случайными. А в городе такого размера, когда из окна падает рояль и прямо кому-то на голову, ты скорее всего знаешь, чем несчастный это заслужил.

В общем, Морген был такой городок, где если случается что-нибудь необычное, то собираются зрители. И вот, обхожу я здание суда и вижу, полукругом собрались граждане, прямо в подтверждение моих слов. За двадцать шагов вижу типичный срез местного электората. Рабочие с ферм в шляпах, вдовы с сумками, парни в рабочих брюках. И спешит туда же мать с коляской и малышом у ног.

Я бросил остаток мороженого в мусор и подошел посмотреть поближе. И кого я вижу в центре сцены? Эммета Уотсона – вот кого, и его донимает какой-то молодой гужеед, со своими гужеедскими обидами.