Сбежавшая жена босса. Развода не будет! (страница 13)
Слышу шаги за дверью. Дергаю за собачку замка, тяну порывисто. И молния расходится.
– Меня прокляли! Порчу навели! – хнычу себе под нос.
Дверь моей комнаты медленно открывается, впуская полоску света, которая падает четко на меня. Застывшую с рюкзаком в руках.
Точно прокляли!
– Леся, а ты что шумишь? – полусонный детский голосок пугает меня сильнее воя целой волчьей стаи. Звери хотя бы загрызут сразу, а здесь я буду мучиться долго и нудно.
Поворачиваю голову на звук и выжимаю из себя кривую улыбку.
– Аленка, а ты чего не спишь? – вместо слов из горла вырываются панические вибрации.
– Пить хочу. Нальешь? – признается тихо и мило, как ангелочек. Но я-то знаю, что у нее хвост в пижамных штанах, копыта в тапочках и рожки под волосами! – И есть, если честно, тоже, – сглатывает она, а у меня предательски в желудке урчать начинает. Я готова проглотить слона сейчас! Целый день вчера ни крошки во рту.
– Хорошо, сейчас я… – приподнимаюсь, оставляя расстегнутый рюкзак на стуле.
В этот момент Аленка зачем-то включает свет, и я жмурюсь от яркой вспышки.
– Ты что, уезжаешь? – звонко вопит малышка.
Побег не удался? И все-таки надо мне к бабке, чтобы порчу сняла!
– Тише, – шикнув на Аленку, подбегаю к ней и накрываю вредный ротик ладонью.
Осматриваю холл настороженно, как преступник. Не заметив никого, сгребаю малышку в охапку и, игнорируя ее возмущенное мычание, затаскиваю в комнату. Толкаю дверь бедром, а только потом девчонку отпускаю.
– Ты чего это? – хлопает она длинными, пушистыми ресницами и назад пятится.
Беру ее за плечи и, присев напротив, ближе к себе притягиваю.
– Я никуда не уезжаю, – даю установку, будто загипнотизировать хочу, при этом прямо в глаза ей смотрю. Пытаюсь лгать правдоподобно, но Аленка сомневается. Носик морщит и смотрит на меня с прищуром. – С чего ты взяла подобную глупость? – непринужденно усмехаюсь, а сама руку за спину прячу и пальцы крестиком складываю.
Это ложь во спасение! Спасение меня несчастной. Аленушка оказалась не такой милой, как образ на моей любимой шоколадке. Сложно сказать, от кого опасность большая исходит: от ее брата-бандюгана, или от… нее самой.
Бежать от обоих!
– Ты вещи вон собрала, – пальчиком на рюкзак показывает. – Это же из-за меня? – в глазах загораются искорки вины и страха. Но всего лишь на секунду. – Алик тебя никуда не отпустит! – с угрозой выпаливает маленькая бандитка.
Она будто насквозь меня видит и знает, на что давить. Ведь ситуация именно так и складывается. Не отпустит меня Туманов. А когда штамп, связывающий нас, увидит, то вообще за решетку посадит.
– Я просто порядок наводила, – пожимаю плечами расслабленно, хотя внутри все в тугой морской узел завязывается.
– Ты в платье, – малышка сканирует меня с головы до ног.
– Так у меня вся одежда пострадала сегодня! – укоризненно произношу. – Мне даже спать не в чем.
Насчет последнего – я лгу. Ночнушка где-то лежит на дне рюкзака. Но дело до нее не дошло – так я и уснула в мокром белье. Хорошо, летняя жара через открытое окно проникла и всю меня высушила. Иначе я бы еще и заболела.
Чихаю внезапно, будто организм насмехается надо мной!
– Новая одежда нужна? – девочка пальчиком подбородок подпирает. – Алик купит, я ему скажу, – находит решение мгновенно, но я отрицательно головой качаю. – Останься? Пожалуйста, – губки надувает.
Аленка выглядит искренней при этом. И расстроенной. Неужели правда переживает и не хочет со мной расставаться?
Почти сдаюсь, ощущая тепло в груди и зарождающуюся привязанность к чужому ребенку, но вдруг перед глазами возникает образ Альберта. Как черт из табакерки. И все портит!
Нет, оставаться никак нельзя.
Бедная малышка. Опять одна останется. Или с какой-нибудь няней, которой охранники интереснее, чем подопечная!
– Я никуда не уезжаю, – повторяю вновь. И ненавижу себя за то, что лгу ребенку.
Пару минут мы обе молчим. Аленка изучает мое лицо, а я мысленно прощаюсь с ней. Неоднозначные чувства в моей душе устроили войну. Одна часть меня хочет остаться и попробовать перевоспитать подопечную. Помочь ей, ведь неспроста она такая колючка. Но другая – боится мужа. И страх перевешивает.
– Так кушать мне сделаешь? – расплывается малышка в сладкой улыбке. Чересчур приторной.
И почему-то ее лицо становится хитрым, а в зеленых глазах чертики пляшут.
– Хм, – хмурюсь я, до конца не доверяя мелкой пакостнице. А она опять на рюкзак мой косится, шаг к нему делает. – Да, конечно, Рапунцель! – не выдержав, касаюсь ее волнистых волос, а Аленка впервые не сопротивляется и не спорит. Подозрительно. – Ты что будешь?
– Сырники, – поразмыслив, делает она «заказ».
В три часа ночи? Сырники? Неожиданно…
Специально сложную задачу мне выбрала? Со звездочкой? Не на ту нарвалась!
– М-м-м, тогда ты по адресу, – щелкаю ее по носику. – Сделаю тебе по нашему семейному рецепту. Идем.
Подаю ей руку, но как только мы выходим в холл, Аленка забирает свою ладонь, разворачивается – и направляется в детскую. В очередной раз сокрушаюсь, что она находится по соседству с моей комнатой. Прошмыгнуть мимо незамеченной будет сложно.
– Я отдохну немного, – зевает на ходу. – Чуть-чуть.
– Я думала, ты наверху будешь ночевать, – указываю на лестницу с надеждой. – С Альбертом… Ильичом, – вовремя исправляюсь.
– Не, Алик храпит, – невозмутимо выдает Аленка, только опять в глаза мне не смотрит.
Едва сдерживаю разочарованный вздох. Муж года! Еще и храпит!
Хотя почему это должно меня беспокоить? Я же спать с ним не собираюсь.
Непроизвольно вспоминаю недавний откровенный сон – и тело вспыхивает, а жар стремительно растекается по венам.
– Позовешь, когда еда будет готова? – не дожидаясь ответа, Аленка закрывается у себя.
– Вот мелкая заноза, – бурчу тихо и руки на груди недовольно складываю.
Все-таки она относится ко мне как к прислуге. Если бы я не планировала сбежать, то убедила бы Аленку мне помочь. Приучила бы надменную принцессу к труду. А так… ее несносный характер меня не касается!
Выполню последнее задание в доме Тумановых – и все.
С этой мыслью крадусь на кухню. Отвлекаюсь от раздирающих душу мыслей – и остатки энергии направляю на приготовление сырников.
Глава 13
В холодильнике удается найти почти все необходимое. На одной из полок в шкафчике беру недостающий ингредиент – изюм. И даже больше!
– Сушеная клюква, – узнаю любимую ягоду. Бросаю одну в рот, чтобы точно не ошибиться.
Киваю сама себе – и принимаюсь замешивать тесто. Минут через десять на сковороде жарятся пышные сырники. Переворачиваю их подрумяненной стороной вверх, слежу, чтобы не подгорели.
– Отлично, – вдыхаю аромат творога, ванили. И в животе бурчит еще требовательнее. – Сначала Аленке отнесу! – отмахиваюсь от страданий собственного организма.
Выкладываю сырники на тарелку, рисую на каждом глазки и улыбку сгущенкой так, что получаются милые рожицы. И вместе со стаканом молока несу лакомство моей маленькой мучительнице.
– Рапунцель? – шепчу, заглядывая в детскую. И тут же осекаюсь.
Аленка мирно спит в своей кровати. Любуюсь ею, такой очаровательной и спокойной. Не верится, что это из-за нее я порезалась и чуть не утонула недавно.
Совершенно другой ребенок.
Настолько приятный, что я на цыпочках подхожу ближе, невесомо целую в лобик. И, оставив сырники на тумбочке, выскальзываю из комнаты.
В холле останавливаюсь. Здравый смысл и обостренное чувство опасности требуют вернутся к себе и завершить подготовку к побегу. А голод зовет на кухню, откуда по всему первому этажу распространяются вкусные запахи.
С другой стороны, мне силы нужно восстановить. Я пострадала вчера, а впереди – неизвестность.
Оправдав себя таким странным образом, все-таки выбираю кухню.
Устраиваюсь за столом, ставлю перед собой блюдо с оставшимися сырниками. Беру один, дую, чтобы не обжечься, и с удовольствием откусываю большой кусок.
– Есть после шести вредно для фигуры, – звучит негромко и хрипловато.
Подавившись крошкой творога, закашливаюсь. Да так надрывно, что слезы на глазах наворачиваются.
Быть женой Туманова вредно, черт возьми! Для здоровья противопоказано!
– Ну, что за девочка, – сокрушается Альберт. Думает, что под нос себе бубнит, но я сквозь кашель его слова различаю. Ловлю небрежно брошенное, но по-своему теплое обращение, беспокойные нотки в грубом голосе – и давлюсь с новой силой.
Звон стекла за спиной, плеск воды, тяжелые шаги – и на стол передо мной опускается стакан, а Туманов садится рядом. Двигает стул ближе, разворачивается вполоборота и, чуть ли не обняв меня, легонько по спине похлопывает. Хочу сказать ему ехидно, что «поглаживаниями» поперхнувшегося человека точно не спасти, но ком все еще стоит в горле.
Дрожащей рукой стакан беру, подношу к губам. И замираю, потому что все мое внимание вдруг концентрируется на жесткой ладони, что ползет вдоль позвоночника вверх, пересекает границы выреза платья, ложится на оголенную кожу и, отбросив кудряшки, останавливается на шее. Сжимает, согревает, пронзает миллиардами импульсов.
Доктор из Туманова отвратительный. То целует меня под видом искусственного дыхания, то гладит, пользуясь моментом. При живой-то жене! Пока живой… Если так пойдет и дальше, то сам же сделает себя вдовцом.
Натягиваюсь, как струна, затаив дыхание. И эта пауза каким-то образом помогает мне перевести дух. Тяжело и судорожно сглатываю, ощущая неприятную резь в гортани. Пью воду, потому что рядом с Альбертом каждый раз во рту пересыхает, и незаметно смахиваю проступившие слезы.
– Я успею до шести… – сипло произношу. – До шести утра времени много, – поднимаю заплаканный, но при этом дерзкий взгляд на хозяина дома, но не ожидаю, что наши лица окажутся так близко.
Черная бездна стремительно поглощает меня, но бархатный смех выводит из забытья. Туманов надо мной потешается?
Толкаю его в грудь, чтобы отстранился, неосознанно задерживаюсь на твердых мышцах, очертания которых прощупываются через хлопковую ткань рубашки. Хорошо, что не с голым торсом рассекает опять! Но даже от этого невинного прикосновения я теряюсь. Альберт наоборот напрягается, отчего его мускулы превращаются в камни.
Одергиваю руки, будто обожглась, и сама отстраняюсь, отъезжая на стуле назад. Взглядом показываю Туманову на место напротив.
– Что? – непонимающе изгибает он бровь.
– Там сядьте, – пальцем тычу. – Подальше от меня, – по глупости уточняю, отчего Альберт хмурится. Из-за нервного тремора моя фраза звучит как приказ. И, конечно же, такое поведение удивляет и возмущает хозяина.
– Это мой дом, и я сижу, где хочу, – со сталью чеканит в ответ.
– Как скажете, – поднимаюсь, чтобы самой переместиться. Или вовсе покинуть кухню, опять голодной. С тоской бросаю прощальный взгляд на манящие сырники, покрытые румяной корочкой. Собрав волю в кулак, намереваюсь уйти.
Но тяжелая рука ложится на мое плечо и припечатывает меня обратно к стулу. Следом Альберт встает и, все-таки вняв моей просьбе, размещается напротив. Нас разделяет обеденный стол, однако даже на расстоянии Тумановская энергетика бьет меня мощными волнами.