Надрыв (страница 5)
Признаюсь честно, в первые секунды после ее слов, я захотел снова кинуться в омут этих бездонных глаз, в солнце этой улыбки. Но я себя остановил. Если я сделаю это, то к чему было все то, что я пережил в Темноте? К чему были все те бесчисленные страдания, зачем я так долго и так упорно вытравливал ее образ из своего сердца?! Сказать ей, что у меня все еще остались чувства – значит предать себя. Предать все то, на что я потратил столько времени, сил и эмоций. Это значит предать все свои стихи, все свои рассказы и романы – это значит предать творчество!
Был ли я разочарован? Конечно же, нет. Я не смогу разочароваться в ней, даже если захочу. Я слишком сильно привязался к ней, чтобы разочаровываться. Во мне есть досада, есть обида, но нет разочарования.
Я заговорил. Мне хотелось быть максимально равнодушным, но голос предательски дрожал.
– М-Маша, я… Я рад, что нравлюсь тебе. Да, очень рад. Но я вытравил тебя из себя, прости.
– Я понимаю…
– Окажись на моем месте, пожалуйста! Если бы я не уничтожил чувства к тебе, они бы просто пожрали меня изнутри.
Мари опустила голову. Ее эмоции всегда были непонятны для меня. Что она сейчас чувствует? То же, что чувствовал тогда я? Возможно. Тогда почему она не страдает подобным образом?!
– А ты не думаешь, что она страдала все то время, пока страдал и ты?
– Вполне может быть. Она ведь готовила эту речь несколько месяцев.
Я долго смотрел на нее с непонятным чувством, щемящим грудь. Передо мной сидит девочка, которая сходит по мне с ума и которую я сам любил, но теперь я не могу разобраться в том, что чувствую.
Нет. Хватит. Я не дал потоку мыслей унести меня в океан отчаяния. Все. Она ушла. Ее больше нет.
Нельзя предавать свои страдания.
– Что ж, в таком случае большое спасибо за то, что выслушал меня. Я прекрасно понимаю тебя и не стану больше тревожить подобным. И еще спасибо за честный ответ. Ты замечательный человек. Я благодарю тебя за подаренные чувства и проведённое вместе время. – Ее голос дрожал и прерывался. Казалось, что при каждом слове она сглатывала слезы. – Как минимум мы оба обрели силу и решимость для того, чтобы двигаться к своим целям. И пусть это будет по отдельности, это не так важно…
Она встала и, попрощавшись, ушла.
По карнизам забарабанил дождь. Сильный ветер пробился сквозь приоткрытые окна и разбросал бумажки со стола. Заметались занавески.
В этот момент внутри меня что-то щелкнуло. Сердце по-настоящему защемило. До боли, будто у меня инфаркт. Из глаз против воли потекли слезы. Я не знал, что со мной произошло, но ее последняя фраза настолько сильно выбила меня из колеи, что я не мог собраться. Мои руки дрожали, сердце замерло и болело, а со щек на белую простынь все еще падали слезы.
«По отдельности», – эхом отдавалось в голове.
Приборы заработали активнее, пока вдруг не начали истерить. Пип-пип-пип…
В этот момент мне было стыдно больше, чем когда-либо еще. Настолько стыдно, что хотелось спрятаться в маленький черный ящичек где-то на границе миров, чтобы не только никто никогда не смог увидеть этого, но и чтобы я сам не слышал этих всхлипываний, не чувствовал теплых слез на щеках…
Я – большая рваная дыра.
Я – разорвавшееся в клочья сердце.
Я – порванный напополам червь.
– Что со мной…
Узнавать не больно. Больно всегда после этого.
На меня напала безумная, безграничная, безнадежная тоска. Тело вновь заныло противной тягучей болью. Хотелось разорвать грудь и вырвать сердце, лишь бы это прекратилось.
Мне казалось, что я сделал что-то совершенно неправильное. Впервые в жизни я решил подумать головой, а не сердцем, и что из этого вышло?!
Я утирал лицо руками, но чертовы слезы все текли и текли, а сердце все щемило и щемило!
Глупо.
По-детски.
Все очень и очень глупо…
30.05
Так странно в одиночку ходить по тем местам, по которым ходил с ней. Раньше я и представить не мог, что по этой дороге возможно ходить без нее, даже учитывая, что это дорога от моего дома к остановке. Если Мари не было рядом со мной физически, то она всегда была в моем сердце, и мы шли вдвоем. Всегда. Но сейчас… Сейчас я хожу по этой дороге совершенно один. Да, я вспоминаю ее (очень часто вспоминаю), но теперь сердце не обливается кровью, а лишь с досадой вздыхает, говоря: «Интересное было время; жаль, что так получилось, но оно, наверное, к лучшему. Наверное…»
Погода стояла особенно душная и жаркая. Машины, проезжавшие мимо, гоняли туда-сюда пыль. Я присел на остановке и опустил голову вниз, уставившись в трещину на асфальте.
– Что же это было пару недель назад? Почему ты рыдал, как маленькая девочка?
– Я не знаю. Слезы сами потекли, я не хотел.
– Может быть, ты врешь себе?
Вздох.
– Я не знаю.
– Ты ведь и вправду хотел кинуться к ней в объятья в больнице?
– Закрой рот…
Я увидел девушку, подошедшую к пешеходному переходу. Она смотрела в телефон и улыбалась. Ее пальцы что-то активно выстукивали. Я глубоко вдохнул горячий воздух, зараженный пылью и выхлопными газами.
«Ты, наверное, разочарован во мне?»
Я вру абсолютно всем для поддержания какого-то непонятного образа, в то время как никакого разочарования к ней нет. Я разочарован в себе, потому что даже после всех страданий, после всех слез и криков, я готов был пойти к ней по первому зову, как собака.
Слышу тарахтение автобуса. Непроизвольно поймал себя на мысли, что хочу увидеть на потертой табличке семнадцатый маршрут. Это ее…
– …идиот, это же номер троллейбуса. Они здесь вообще не ходят.
– Я знаю. Я прекрасно это знаю, черт возьми!..
Я снова сидел в институте и всеми силами пытался отогнать от себя мысли о девочке, что сидела рядом со мной. Всего в каких-то паре сантиметров. Ее рука лежит недалеко от моей.
– Все повторяется, да?
Я опустил голову.
– А что, если такое бывает только раз в жизни? Такая любовь я имею в виду.
– Заткнись! Я убил ее! Ее нет!
Я краем глаза смотрел на ее руки. Те руки, которые я так мечтал сжимать в своих. А что сейчас? Что я чувствую, глядя на них? Я считаю их чужими, как в ноябре и декабре? И да и нет. Я считаю их своими? Точно нет.
Тогда что я чувствую? Я не понимаю.
Я перевел взгляд в сторону – за окном, в лучах солнца, грелись дома. Дрожал раскаленный воздух. Ветер лениво раскачивал позеленевшие кроны деревьев.
Почему все так? Почему все произошло именно так? Почему моя жизнь стала похожа на бесконечную мыльную оперу? Должен же быть внятный конец?! Должно же внутри меня все разрешиться? Должны же мы с ней хоть когда-нибудь нормально и искренне поговорить?
– Даже не думай. Такие отношения сведут тебя с ума. Сегодня: «Да, Саша», завтра: «Нет, Саша». Эта девчонка еще незрелая, она сама не знает, чего хочет.
– А по-моему она слишком зрелая.
– Дурак! Ну и дурак же ты!
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Я понимаю, что все ее действия абсолютно бредовые.
– Тогда что с тобой не так?
– Я не знаю!
Я ловил себя на мыслях, что хочу с ней заговорить. Не знаю, о чем. Просто заговорить. Просто что-нибудь сказать, чтобы она обратила на меня внимание…
– Какой ты жалкий.
И я пытался. Я комментировал что-то шепотом, кое-как шутил, но она молчала. Лишь изредка могла издать что-то наподобие смешка, а потом вновь погружалась в молчание. Теперь мы поменялись местами. Только если меня в то время никто спасти не мог, ее могли спасти все те люди, находящиеся вокруг. И она прекрасно общалась с ними на переменах. Забыть ведь можно кого угодно, главное, чтобы был кто-то, кто будет отвлекать.
На перемене, оставляя позади веселый смех, я вышел в коридор, чтобы выбросить затхлые мысли и выветрить запах отмерших чувств, в которые я сам тыкал палкой. Я должен избавиться от этого. Даже если во мне что-то разгорится с новой силой, она все равно оттолкнет меня. Я уже дал ей свой ответ. И не могу менять его.
– Или можешь?
– Не давай мне надежду.
– Да, верно, не можешь.
Он соврал.
10.06
Впервые за много месяцев я проснулся с ощущением легкости. Казалось, что с меня упали цепи, сковывающие движения.
Я собрался и вышел на улицу. Уже лето. Наконец-то долгожданный покой.
Я отправился в вояж по городу. Сидел на веранде кафе и ел мороженое, закинув ногу на ногу; гулял по аллеям; сидел около фонтанов; наслаждался солнцем; купался в речке.
Сейчас я как никогда сильно ощутил, что свободен. Да! Я свободен!
И среди всего этого отчетливее и отчетливее проступали мысли о том, что совсем скоро я уйду в другой институт и начну жизнь с чистого листа. С листа, где больше нет почерка Мари.
– Хочешь сбежать? – вдруг всплыло в мозгу.
Все вокруг сразу же остановилось. Солнце исчезло – мир покрыла огромная тень. Музыка волн, шепот ветра, разговоры, смех, щебетание птиц стихли – я остался один на один со своей мыслью.
– Да нет, это бред…
– От себя не сбежишь.
Плохо соображая, я перевел взгляд в сторону. В пустоте двигалась девушка. Мне показалось, что она очень похожа на Мари. Сердце больно ударилось о внутреннюю стенку груди. На мгновение я задохнулся. Кровь начала пульсировать в голове, а вместе с ней вернулись все звуки и цвета. Непонятное неистовое чувство набросилось на меня всей своей силой – будто в кулачной драке. Я даже пошатнулся.
– Нет, это не она. Показалось… – пробубнил я себе под нос, провожая девушку взглядом. – Откуда ей здесь быть? Она живет в другом районе. Нет, конечно, она могла приехать сюда погулять…
– Понятно, – вздохнул Голос. – От себя не сбежишь.
30.07
Я прислонился к кирпичной стене и с ненавистью посмотрел на шоссе, где проносились машины.
Но я не видел ни людей, ни машин, ни даже этого шоссе. Передо мной мелькало прошлое, и чем счастливее оно было, тем больнее становилось.
Вечера – они часто убивают.
Когда на небе загорается погребальный костер заката, когда облака пропитываются розовой кровью, в голове начинают всплывать ужасные, подчас непереносимые воспоминания. И каждый чертов раз это именно то, о чем ты, как думал, забыл. То, что ты, как думал, отпустил.
В один миг все предметы, на которые падают закатные лучи, становятся проклятыми; они преображаются, теряют свои изначальные свойства, впитывая давно забытое. Теперь каждый – каждый, мать его! – предмет напоминает о чем-то. Или о ком-то…
Мое сердце догорало в костре воспоминаний, как догорал в закате день.
С каждым днем я все более и более понимал, что вижу какие-то отсылки на прошлое абсолютно в каждом предмете. Все, что вертится вокруг меня, день ото дня зовет издалека несбывшуюся любовь, не давая мне возможности отдохнуть, мучая меня бесконечными мыслями и – к величайшему сожалению – продолжая мучить бесконечными надеждами.
10.08
Я запутался. Это так странно. Я чувствую себя совершенно искалеченным.
Вот ко мне подошла познакомиться девушка, а я просто не знаю, что делать. Уже лето, а я до сих пор сравниваю все лица с ее лицом. «Она красива, как Мари». Или «А она ничего, но Мари красивее».
– Что происходит? Я забыл ее. Столько недель я почти не вспоминал о ней, писал стихи о том, как победил чувства, начал наконец смотреть на других девушек, приготовился уйти в другой институт, но… тут это чертово лето! Оно просто убило меня.
Он молчал.
– Что за бред?! Почему я начал ее вспоминать? Скажи мне, почему?
Он молчал, потому что я и так знал ответ.
– Это странно, да? Я не могу в полной мере поверить в то, что смогу найти кого-то настолько сильно подходящего мне, как Мари. Мы прекрасно проводили время вместе, а ее внешность сводила меня с ума.
Он молчал.
– Я все еще люблю ее?
Он молчал.
Ненавижу себя. Я сомневаюсь во всем. Абсолютно во всем. Я ни в чем не уверен. Ни в чем. Я не могу понять, что чувствую. Не могу. Я запутался.
– Говорят, чувства, которые мы заживо хороним, никуда не деваются.
– Почему так? Почему меня влечет именно к той, что дала невероятное количество страданий?