25 глава

Боль в ноге пронзает до искр перед глазами. Дыхание тут же сбивается, и я замираю, не в силах пошевелиться. А когда немного прихожу в себя и фокусирую взгляд на искаженном от злости лице Багдасарова, который склонился надо мной, то уже в полной мере осознаю, что за этим последует.

– Не нужно. – Я вцепляюсь в рукав его куртки, но Ян небрежно и грубо сбрасывает ее, поднимаясь на ноги. То есть коньки.

И оказывается, так уверенно на них стоит… Притворялся, что не умеет кататься? Хотел сделать приятное, искусственно создав еще один повод, чтобы я могла безнаказанно поиздеваться? Или мало Янису того, что из спальни его не вылезаю, и нужно было прилюдно меня потискать, разыгрывая этот спектакль с разъезжающимися ногами и мертвой хваткой на моей талии?

Смотрю, как Ян со всего размаху въезжает в парня, которого я случайно задела плечом, и валит того на лед, прикладываясь кулаком к его лицу. Я сжимаю челюсти и убито прикрываю глаза, не желая на это смотреть. Не переношу жестокость. До отвращения эти сцены. Почему-то сразу всплывает в памяти ссора с Антоном и его пощечина, от которой я отлетела к стене. Ассоциации, чтоб их… Какая-то затяжная черная полоса.

Боль в ноге не становится тише, но хотя бы можно уже нормально дышать. Пытаюсь анализировать, что обескураживает больше: агрессия Яниса, с которой он накинулся на моего обидчика, или то, что безоговорочно вступился за меня, не задумываясь о последствиях.

В принципе, будь я на месте Яниса, поступила бы так же. Любого, кто посмел бы обидеть мою Ириску, особенно незаслуженно, размазала бы по стенке и не думала, правильный это поступок или нет. Правильный! На хер всю эту обходительность и возвышенные диалоги, когда с тобой изначально ведут себя по-скотски. С одним уже долюбезничалась до синяка на лице. И вот к чему в итоге привело: всех мужчин топлю в море недоверия, хотя Ян этого вроде как и не заслуживает. Но пусть Хулио сразу всю мою дурь увидит и решит для себя, стоит оно того или нет, нужны ему мои качели или лучше не залезать на них и не раскачиваться, чтобы не слететь с высоты. Я себя больше ни под кого ломать не стану. Никогда!

Открываю глаза, держась за ноющее колено и наблюдая, как Багдасаров проводит уроки вежливости с несчастным. Наверное, сегодня тот поедет в травму после одного неосторожного слова и движения в мою сторону. А мне придется посмотреть тонны романтических мелодрам и комедий, чтобы забыть об этой сцене и не проецировать поведение Яниса на себя. Все-таки я действительно очень впечатлительная натура.

Отряхнувшись и сплюнув под ноги, Ян подкатывается ко мне, а я опять не могу не заметить, что сейчас он держится на льду куда увереннее, чем несколько минут назад. Давно не стоял на коньках и как бы сломанной ногой не обошлось, да? Врун!

– Ты как?

Янис помогает встать, но я громко ойкаю, понимая, что все, накаталась. Ноге теперь нужен покой. Дня два, а то и все три.

Примерно так же неаккуратно я во Владивостоке упала и потом провела в кровати  сутки, не вставая. Горстями закидывала в себя обезболивающее и седативное. А этот Ромео, то есть Хулио, пытался добиться моего расположения и таскал на руках до машины в полудохлом состоянии. Так же и сейчас потащит. Дежа вю, ей-богу.

– Понятно, – недовольно вздыхает Ян и, прижав меня к себе, катит к скамейкам.

Торгушку, куда мы приехали покататься на коньках, а потом перекусить в кафе, я покидаю на руках Багдасарова. Как и предсказывала. Может, его чудачества половым путем передаются, и он так из меня вскоре сделает Вангу?

Но в отличие от меня, Яну не до шуток. Багдасаров дико напряжен. Мне тоже дискомфортно от болей в ноге. И немного жаль того парня, которому, по сути, досталось ни за что. Игнасас его от души приложил.

– Не стоило бить человека, тем более в лицо, за то, что я сама на него наехала. Можно было сначала поговорить. Зачем же сразу махать кулаками? – Я специально добавляю строгости в тон, зная, как Яниса это разозлит.

Но Игнасас не реагирует на мои слова. Молча ставит меня на ноги у машины.

– Пройдись, – сухо просит он, прищурив глаза.

Делаю пару шагов, морщусь от боли и отрицательно качаю головой, хватаясь за опору, чтобы не упасть. Больно. До конца дня я теперь одноножка.

– Сука! – рявкает Багдасаров и с силой ударяет кулаком по капоту машины. – Я бы прямо сейчас вернулся и добавил этому козлу сотряса. А потом ноги переломал и ни капли не раскаивался в этом. Он бы пожизненно на костылях скакал, тварь. Когда ты плашмя упала на лед на моих глазах, я готов был из него душу вытряхнуть, а ты говоришь: не нужно было разбивать никому лицо? Скажи спасибо, что он домой живым сегодня вернется. И даже сможет улыбаться, а не из трубочки пить еду.

Я перевожу глаза на разбитые костяшки Яна и недовольно поджимаю губы. Впервые за меня кто-то заступается и при этом говорит такие слова. Но почему-то все равно не особо приятно. Да и  картинки, как Хулио впечатывает кулак в лицо незнакомого мужчины, тоже не скоро забудутся.

– Мне не понравилось, что ты избил сейчас человека. Он напишет заявление о побоях, и у тебя могут быть проблемы. Ты об этом не подумал?

– А мне не понравилось, что тебя оттолкнули и причинили боль. Садись в машину, поедем в травмпункт.

– Это лишнее. Со мной ничего серьезного…

– Ага, верю, – обрывает меня Ян и указывает глазами на сиденье, открыв дверцу.

В итоге он все равно делает по-своему и везет меня к знакомому врачу в одну из клиник, где проводят осмотр и назначают постельный режим на несколько дней. По мне, это обыкновенная перестраховка. Отлично знаю свой организм, как и то, что в жизни случались травмы и падения куда серьезнее и сложнее, чем сегодняшнее. Но спорить не хочу. Не хватало, чтобы и мне сейчас прилетело от Яна «приятностей». Пусть перебесится, а я промолчу.

Здание клиники, как и торгушку, я покидаю на руках Багдасарова. Он усаживает меня на сиденье и сам садится за руль. Мы едем к нему домой, и настроение у обоих средней паршивости. Я наблюдаю, как Ян ведет машину. Очень аккуратно, внимательно, все время контролируя обстановку. В прошлые разы было иначе, а сейчас он крайне сосредоточен и раздражен. Может, какой-нибудь из кодексов перелопачивает в своей черепушке или другую информацию. Чтобы отвлечься от того, что произошло. Ладно. Пересилив себя и наступающую после введенных препаратов сонливость , я первой нарушаю молчание:

– Никогда не думал податься в хоккей? – спрашиваю, касаясь пальцем сбитых костяшек на его правой руке.

– Нет, – коротко летит мне в ответ.

Впервые чувствую себя с ним так… подавленно. Ненавижу зависеть от чьих-то эмоций и настроения. Это первый звоночек к тому, что человек тебе симпатичен. И довольно сильно, если начинаешь задумываться о его дискомфорте, блокируя свой.

– Зря. Отчасти тот же бокс. Кому-то въехал со всей дури клюшкой, но всего пару минут за это дают. Подумай.

Ян начинает улыбаться, но в мою сторону даже не смотрит, а меня еще сильнее царапает изнутри. Всё? Недельку над тобой поработали усердно, Алёна, и ты уже врата в рай опять готова распахнуть, да? А как же гордость и здравый смысл? Но надо сказать, что работали надо мной утонченно, изысканно, отдавая всего себя, и при этом смотрели такими глазами, что я теперь почему-то все время ассоциирую себя с той девочкой, в которую Ян когда-то был влюблен, а она ему потом призналась в своих симпатиях. Аж в солнечном сплетении покалывает от того, как Хулио порой хрипло просит: «Еще громче, цветочек… Еще…»

– Алён, врач сказал, что ноге нужен покой. Как минимум три дня. На плече синяк размером с две шайбы. Завтра с постели не встанешь и все тело будет ломить. Ты сильно приложилась о лед. Я видел, даже не смей это отрицать. А у меня командировка, не поехать не могу. И ты мне еще пытаешься мозги вправить, как я нехорошо поступил, накостыляв этому мудиле? Давай просто помолчим, если не хочешь попасть под раздачу. – Ян шумно вздыхает.

Я залипаю, разглядывая его сосредоточенное и недовольное лицо.

– Ян… – грустно улыбаюсь. – Я правда тебе так нравлюсь или ты давно искал, кому врезать, и нашел веский повод? Может, в хоккей, а? Тебе понравится.

Плохи дела. Снова испытываю смешанные чувства, когда брови Яна сдвигаются к переносице и он поворачивается, награждая меня укоризненным взглядом. Опять злится. Ну вот какое мне до этого дело? В моем представлении у нас все должно было быть просто: он мне помогает, я плачу натурой. Каждый остается довольным и спустя время идет своей дорогой. Зачем Ян притащил меня к себе домой? Зачем относится как принцессе? Зачем, зачем?.. Их так много, этих «зачем», а мне все меньше хочется искать на них ответы, обрубив коротким и понятным «Так бывает».

– Пиздец, Алёна… Бледная опять, как простыня. – Янис пропускает мимо ушей мой сарказм. – Где твоя косметичка? Подрумянь их, – кивает на мои щеки, – а то я как вижу, кулаки сами собой сжимаются и жалею, что не прибил гада.

По телу бегут неприятные мурашки, когда я слышу, как у Яна под ладонями хрустит кожаная оплетка руля. Снова вспоминаю ту сцену.

– Много шума из ничего, – произношу спокойно, чувствуя, как меня рубит в сон. – Ян?

– Ну что? – отзывается он недовольно. – Опять мозг клевать будешь?

– Я кушать хочу…

– Сейчас домой приедем и перекусишь.

– Вряд ли, – замечаю я, прикидывая в уме, сколько мы простоим в растянувшейся впереди пробке.

К тому времени Багдасаров на третий заход отправится и потащит меня на руках спящую, но уже в свою холостяцкую берлогу.

– Тебе нехорошо?