– Мы и не… – лаконично, но понятно отрезал Хельмо. Судя по виду, ему было крайне интересно, где наместник нашел деньги на все эти элементы устрашения. – Это при Вайго всего было много, а сейчас пришло в негодность. Дядя не успел закупить до войны. Мы и пули-то бережем, полагаемся больше на клинки.

Бородатый часовой что-то гаркнул с башни, комендант – с крыльца. По взмаху его руки Хельмо, Янгред и их молчаливый конвой двинулись в путь. Дула мушкетов не целились в спину, но Янгред их ощущал. Или это на него так смотрели? Он предпочел не задумываться и, отвлекаясь, стал озираться. Стоило хорошенько запомнить путь, все возможные укрытия – дворы, галереи, арки, канавы, подъемы на крыши. Да и архитектура оказалась живописной: голубые здания, украшенные фресками; высокие золоченые шпили; неизменные флюгеры в виде морских коньков, рыб, кораблей и чаек. На некоторых крышах были разбиты цветники и целые сады, окна пестрели розами и вьюнами. В жилых кварталах над головой замелькали арочные балкончики-мостики: они соединяли верхние этажи домов. Между балкончиками тянулись веревки, на которых что-то сушили. А еще всюду попадались фонтанчики в виде всевозможных морских гадов. Они прятались в самых неожиданных закутках.

Посматривая на Хельмо, Янгред видел: его лицо окаменело. Он и не думал любоваться видами, лишь, поджимая губы, глядел вперед. Так боялся? Или тоже строил планы отступления в случае… В случае чего?

– Все в порядке? – прошептал Янгред, скорее, чтобы напомнить: «Вы не одни».

– Да, конечно, – прозвучал тусклый голос. – Я готовлюсь.

К смерти, что ли? Ах нет, у него же есть здесь главная цель.

– Что вы скажете горожанам? – поинтересовался Янгред. – Это всегда сложно – поднимать на борьбу тех, кто не борется сам. Вы хорошо произносите речи?

Хельмо вздрогнул, повернулся, но посмотрел, будто не видя. У него, Янгред не мог не обратить внимания, были по-детски большие глаза, и пустота в них тревожила.

– Речи… – наконец затравленно повторил он, – никогда особо не пробовал. Что скажу? Правду, ничего больше у меня нет. Заодно и вы ее услышите.

Не сговариваясь, общались они на солнечном языке: иноземная речь могла разбудить в стрельцах больше подозрений. Янгред решил не мучить Хельмо дальше, слова явно давались ему тяжело. Правильнее было дождаться, пока он совладает с собой. К тому же кое-что в сопровождающей компании внезапно изменилось и отвлекло внимание.

Если поначалу горожане лишь провожали всадников и стрельцов взглядами, то теперь некоторые начали присоединяться к ним. Сзади уже двигалась толпа, преимущественно дети, но все больше появлялось и взрослых. Люди видели красное «царское» знамя, особенно яркое на фоне голубых холодных стен, видели юношу в «царском» же кафтане, видели необычного иноземца – и галдели, обмениваясь догадками, что происходит. Кто-то даже звал Хельмо по имени, махал – в основном, хорошо одетая молодежь, пытавшаяся пробиться ближе. Янгред ловил интонации, вроде не враждебные, а вот шепоток «Рыжий какой, глянь…» звучал более встревоженно. Когда какой-то мальчишка из толпы догнал его лошадь, Янгред приветливо наклонился, протянул руку, но ребенок сразу отпрянул.

К Хельмо пробились два молодых воина. Это не были стрельцы; судя по скромному обмундированию и отсутствию голубых деталей, скорее, чья-то личная стража. Хельмо узнал их, заулыбался. Они заговорили, опять слишком быстро, чтобы Янгред понял, потом еще понизили голоса. Янгред отвернулся и снова глянул вперед. Улицы расширились, на площадях запестрели рынки. Подкрался шлейф «приморских» запахов: соленая вода, пряности, кофе, скот, благовония, порох. До порта явно было недалеко.

– Все чуть лучше, чем я думал, – тихо сказал Хельмо, окликнув Янгреда. Теперь он использовал огненное наречие, а его знакомые, повинуясь сердитым жестам стрельцов, уходили. – Гонец был, разговоры об ополчении идут…

– Славно, – неопределенно отозвался Янгред, чувствуя: это не все.

– …но не так широко, приказ не зачитывался, то есть речь сказать придется, – Хельмо натянуто улыбнулся.

– Почему не зачитывался? – уточнил Янгред. – Разве не обязанность наместников доносить до народа волю царя?

– Наместник Ка́рсо Буйноголовый… – Хельмо вздохнул, понизил голос, – у него что-то стряслось, мне начали говорить о беде, – он покосился на ближнего стрельца, – да закончить не успели, сами видели. Поймем на месте: наше появление вряд ли останется без внимания. Кто-то точно уже несет весть Карсо, он прост нравом, дружен со всеми оборванцами, все от них узнает. Скоро мы его увидим. – Он все же слегка улыбнулся. – И, кстати, думаю, он вам понравится. Очень добрый и… живой, что ли?

– Судя по прозвищу, вероятно! – Янгред улыбнулся в ответ. – Обязательно выражу восхищение чистотой этих, – он кивнул на стрельцов, – сапог. И гостеприимством.

Хельмо потупился, разгадав упрек, но потом все же усмехнулся. Янгред подмигнул ему, а вот внутренний голос, увы, так бодро настроен не был. Пальцы все крепче сжимали поводья, на поясе все острее не хватало меча. Что-то ненастоящее витало в воздухе – ясном, прогретом, сладком. Что-то фальшивое грохотало в стройной поступи. Что-то давило со всех сторон, черной гнилью расползаясь по голубым стенам и пестрым фрескам, но что?

Он не понимал. И это непонимание тревожило даже больше, чем безоружность.

3. Вдовье горе

Он увидел их издали – ладные корабли из темного дерева, с темными же парусами – синими, серыми, багровыми. Но не по парусам и не по древесине он их узнал, а по носовым фигурам – посеребренным волкам с глазами-корундами, золоченым крысам, ряженным в жемчуга. Пиратская Вольница. Пиратская Вольница и правда зачем-то прислала Карсо свои силы, если, конечно, может прислать силы страна, которой нет.

О тех землях – скопище островов, зовущемся чужеродно и рычаще, «Гара-Гола» – Хельмо знал мало. Находились они на другом конце мира, дружить с Острарой никогда не рвались. Вроде люди поселились там три сотни лет назад, после каких-то волнений в Цветочных краях; вроде были это сплошь изгнанные графы, бароны и прочие правители, да все одичали, обозлились, выстроили диковинные суда, работающие не на ветре, а на огне, – и ударились в морские бои. Составляли Вольницу три не то ордена, не то гильдии: Соколы, Крысы да Волки. Если первые, как правило, нанимались служить в страны со слабым флотом, то вторые и третьи предпочитали разбой: Крысы за звонкую монету, Волки – из принципа и ража. Что Крысы и Волки забыли здесь?.. Ладони похолодели, но Хельмо быстро успокоил себя: это же Инада, с ней в вольные времена у пиратов имелись связи. Они приходили сюда на зимовку, здесь были их притоны, рабские рынки, таверны, тайные пещеры-сокровищницы, храмы, где они могли помолиться своим богам – Рыжей Судьбе, Королю Кошмаров, Слепому Судье… Но ведь это в прошлом. Вайго присоединил город. Ничего не запретил, кроме кровавых жертвоприношений и торговли детьми, но дал понять: не рады тут пиратам, не повесят, но и не поцелуют. Вайго был лих, да только равных себе по лихости не любил.

Шелковых наемников прибыло меньше, но их корабли Хельмо тоже опознал – по красным носовым фонарям и парусам, поблескивающим серебром. Боже… они даже не пытаются скрываться, просто пришвартовались и, возможно, наблюдают за ним прямо сейчас. Но не атакуют? Он задумался. Переглянулся с Янгредом, тот вопросительно поднял брови. Скорее всего, опять пытался выяснить: «Это для вас нормально, такие гости?» Хельмо пожал плечами. Нет… не надо нагнетать, пока он не пообщается с Карсо.

Лобное место выступало над портовой площадью. Оно было обнесено заграждением из золотистого шпата; камни, расходясь лучами, образовывали солнце. Округлый центр и был возвышением; там сияло второе «светило» – подвешенный на крепких опорах, отлитый из желтого металла священный набат. Не доезжая пары десятков шагов, Хельмо начал спешиваться. При мысли, что придется подняться, привлечь всеобщее внимание, заговорить, опять бросило в дрожь. Мелькнуло опасение: «Вот тут-то пираты меня и застрелят». Янгред будто прочел его мысли, спросил предупредительно:

– Я могу вас сопровождать? На вас лица что-то нет…

Стало неловко, но каким мучительным был соблазн кивнуть. Может, хоть блистательная фигура рядом придаст речи весомости? Немое: «Вот они, союзники. Вот кто нас спасет. Записывайтесь в отряды!» И Хельмо прошептал одними губами: «Пожалуйста».

Площадь бурлила: лепились друг к другу косые лавчонки и пестрые навесы, и фонтан в виде скопища угрей, стремящихся к небу, – у него многие спасались от жары. Поблизости высился белокаменный, с лазурными куполами храм, на ступенях которого сидели старухи и юродивые. Никто не обращал на Хельмо внимания, а конвой не спешил помогать его привлечь. Сгрудившись, стрельцы как ни в чем не бывало заговорили, загоготали. Хельмо окликнул ближайшего, с мушкетом, но тот словно не слышал. «Разбирайся как знаешь». Это явно был вызов, но Хельмо не стал его принимать: себе дороже тратить время на склоки. Привязав Илги и развернувшись, он пошел к лобному месту; Янгред последовал его примеру. Никто не остановил их – уже неплохо.

Молот, скорее всего, хранился у священников или у наряда караульных – по крайней мере, рядом с набатом не было ничего похожего. Хельмо пару раз крикнул: «Люди! Народ Инады! У меня указ!», но услышала его лишь притащившаяся за занятным зрелищем толпа из соседних кварталов. Здешние же горожане продолжали сновать туда-сюда: торговались, поругивались, кто-то как раз поймал за ухо воришку, потянувшегося к чужому кошельку. Хорошо бы выстрелить в воздух, да только оружия не было.

Хельмо чувствовал пока не раздражение – недоумение. Никто ни намеком не предупредил его на выезде, что в Инаде ополчение не ждут. Как вообще заявить о полномочиях, где Карсо? Можно только вообразить, что думает Янгред: ничего не подготовлено, не организовано, все через… через лошадиный круп! Кулаки невольно сжались. Нет, нет, нет… он ничего не испортит.

– ИНАДЦЫ! – взревел Хельмо громче и ударил по набату. Хотел кулаком, но в последний момент разжал, побоялся богохульства, и удар потонул в площадном шуме. На рассеченных фалангах пальцев выступила кровь.

– Почем рыба? – орал кто-то, тыча в разложенные на подтаивающем льду тушки.

– Я тебе, я тебе! – честили воришку у одежной лавки.

– Пойдемте плавнем! – зазывали друг друга гуляки, вываливаясь из винодельни.

Хельмо глубоко вздохнул, замахнулся повторно, но услышал:

– Позвольте, я помогу, это я умею.

Ответить он не успел: Янгред ударил в набат. Даже не замахивался: наверное, тоже опасался, что обвинят в святотатстве, но все равно удар металла о металл прозвучал даже зычнее, чем Хельмо ожидал, – грохнул, раскатился в знойном воздухе. Ослепительно сверкнуло солнце – оно как раз отразилось в золотом круге. Хельмо схватил Янгреда за руку, чтобы как можно меньше людей заметило, как язычник прикоснулся к солнечному символу. Стало так тихо, что было слышно: под крышей ближнего дома возится в гнезде голубь. Воришку выпустили, пьяницы замолкли, юродивые – даже калеки – начали вставать. Одна за другой к лобному месту поворачивались головы.

Хельмо осознал, что еще держит Янгреда за кисть, поймал усмешку вкупе с очередным приподнятием бровей и торопливо отпустил. Стало еще более неловко, захотелось даже извиниться, но эту глупость нужно было скорее отбросить. И он отбросил – улыбнулся, шепнул: «Спасибо» и, крепче сжав флаг, шагнул вперед. На него смотрели в ожидании, и отчего-то под этими взглядами рука, потянувшаяся за пазуху, замерла. Нет… не нужно по бумаге.

– Инадцы, – повторил он громко, но ровно, зная: теперь-то его слова ловят, а не выбрасывают небрежно под ноги. – Инадцы, я прибыл от царя Хинсдро, прибыл с дурной вестью. В Остраре началась война.