– Карсо Буйноголовый был из присягнувших Вайго кочевников, а жену взял из Шелковых земель. Священники не одобрили этого, у нас запрещены браки между людьми разных вер. Но царь союз благословил, и пришлось им уступить. Вайго вообще любил иноземцев, дружил даже с некоторыми людоедами. Он был вспыльчив, но уважал храбрых врагов, храбрых друзей – и того больше. Карсо был и вовсе первый друг…

Второй. Но об этом союзникам знать вообще не обязательно. Янгред равнодушно кивнул: похоже, о чем-то размышлял. Хельмо не удержался, закусил губу и спросил, хотя понимал, как глупо это прозвучит:

– Я был жесток, да?

Янгред очнулся, глянул удивленно и без промедления возразил:

– Вы были разумны, так или иначе. Войска не собрать словами «Приходи сражаться, если хочешь, а не хочешь – не приходи». Стратегически Инада вряд ли будет важна Самозванке, далеко лежит. Разве что лунные и правда задействуют суда… но таких планов вроде бы пока нет, мы бы знали, и мы их не пропустим. Так что эту овцу стоит обстричь.

– Овцу. – Хельмо невольно улыбнулся, потом спохватился. – У вас разве есть овцы?

– Нет. – Янгред мотнул головой. – Как вы помните, у нас вообще мало живых тварей. Но мы видим овец со стены, в ваших приграничьях. Симпатичные существа…

– Куда приятнее нас, – вздохнул Хельмо, потер веки и постарался взбодриться. – Ладно, горевать не время. Пора нам, думаю, в лагерь, да, мой… друг?

Хельмо помедлил перед последним словом, а произнеся его, смолк. Прибавил шагу, скорее покинул лобное место – лишь бы Янгред не увидел его смущенного лица. «Друг»… Сильно, а главное, обязывает. Можно только гадать, как это прозвучало со стороны, как принял слово такой холодный, сдержанный человек. Ожидаемо, ответа не последовало. Захотелось провалиться сквозь землю.

Стрельцы вернули Янгреду и Хельмо оружие: видно, за ним послали по приказу Имшин. Когда лошади тронулись, конвой остался на площади – такой знак доверия нельзя было не расценить как добрый. А вот толпа опять увязалась следом. Люди держались на расстоянии, но не спускали с гостей глаз, шептались. Сейчас любопытство, пусть дружелюбное, раздражало. Хельмо пришпорил Илги; Янгред последовал его примеру. Вскоре они все же остались вдвоем, но еще довольно долго меж ними висело молчание. Хельмо не знал, как его нарушить, не знал, нужно ли, а голова ныла от тревог. К счастью, Янгред заговорил первым.

– Вы хорошо произнесли речь, – отметил он уже на подъезде к казармам. – Пожалуй, мои родственники не смогли бы так просто, по-человечески объясниться с народом. Скорее, посулили бы деньги или пригрозили казнью.

– Я тоже пригрозил, просто вражеской, – напомнил Хельмо, но на сердце потеплело. – А вообще спасибо. Я все запомню.

– Право, это не стоит благодарности, – удивленно возразил Янгред, а Хельмо осознал вдруг подлинный смысл собственных слов и, решившись, выпалил:

– Я не только об этом. Спасибо, что вы поступили так, как поступили.

Оказывается, он давно хотел это произнести – и теперь стало чуть легче. Правда, Янгред воззрился на него с искренним изумлением, даже нахмурился.

– Поясните. – Он говорил разве что не с опаской, и это искреннее непонимание трогало, хоть и удивляло. Хельмо вздохнул и начал перечислять:

– Въехали в этот город. Пошли на лобное место. Вы очень поддержали меня…

– Ой, да бросьте, – Янгред быстро отбросил волосы за спину. Было похоже, что он в замешательстве. – Мы союзники? Тогда как иначе?

«Как иначе?» Правда, как? И Хельмо, глубоко вздохнув, сказал главное, что в той или иной мере преследовало его уже долго. Не день. Не два. Не с выезда из столицы. Буквально со дня, как дядя написал первое письмо Трем Королям:

– Я вообще сомневался, что это правильно, – он помедлил. – Я, как вам сказать… не верю в войны за чужих. Мы никогда не звали наемников. За что, кроме своего дома, вообще стоит воевать?

– За друзей, нет? – Янгред улыбнулся. Удивительная все же улыбка, лицо, правда, стало совсем иным, светлее. Так, правда, мог улыбаться принц, не знавший бед.

– Наши земли не друзья, – вздохнул Хельмо. – И мы тоже.

– Недавно вы сказали другое, – не без лукавства напомнил Янгред, потрепав лошадь между ушами. Хельмо смутился. – Да и вообще, бросьте. Вы не забыли, что кое-что из того, за что мы воюем… наше? Например, может, нам полагаются какие-нибудь овцы?

Он раскатисто засмеялся над своей шуткой, но Хельмо от этого здравого напоминания стало лишь хуже. Вздохнув, он озвучил еще одну вещь, которую стоило – судя по давнему, пусть непрямому наказу дяди – утаивать как можно дольше. Но он не мог, теперь это казалось почти подлостью. Молчать нельзя. Будь что будет.

– Государь… дядя… не отдал мне ключи от ваших городов. У меня лишь бумаги и часть платы.

Он пристально следил за лицом Янгреда, но оно не дрогнуло. Догадывался? Короли Свергенхайма, по словам дяди, не отличались наивностью и умели выжидать. Интересно, что они приказали? Докладывать о каждой подвижке и препоне? А если препон станет слишком много?

– Понятно, – сказал Янгред. – Но за все нужно платить в свое время. Не слышали эту присказку?

Хельмо вздрогнул от его ободряющего тона. Не ожидал, что все примут столь спокойно.

– Слышал другую.

«Какие времена, такая и расплата». Но этого он не произнес, пообещал лишь:

– В столице вы получите их прямо из рук царя.

– Дяди… – не без усмешки поправил Янгред. Хельмо смутился еще сильнее, но почти тут же нашелся:

– Да-да. Мой дядя отдаст вам ключи. Для ваших братьев.

Они сражались взглядами некоторое время, потом Янгред все так же мирно, даже весело полюбопытствовал:

– Отчего скрыли-то?

– А вы? – Хельмо понимал, что это по-детски, но заупрямился. Он стеснялся признаваться в причине, связанной с тем, сколь «царственно» держался при встрече его новый союзник и сколь дурацки – он сам. Но стеснение забылось вмиг, стоило Янгреду беззлобно, но сдавленно признаться:

– Они мне не семья. И никогда не были. Надеюсь, у вас…

– Не так, – выдохнул Хельмо быстрее, чем осознал это. Янгред вдруг опять улыбнулся.

– Рад. Это видно. Даже завидно немного.

Их выпустили за ворота – и солнце ударило в лица вместе с морским ветром. Стало теплее, светлее, легче. Чувствуя, как падает с плеч какой-то камень, Хельмо поднял глаза к бегущим облакам и опять услышал голос Янгреда:

– Вы будто светитесь. Как и весь ваш дом. Такое правда стоит защищать.

Сердце сжалось одновременно тревожно и благодарно. Захотелось ответить что-то столь же обнадеживающее, но Хельмо не успел. Навстречу ехали дружинники и огненные офицеры. Похоже, они были нешуточно рады возвращению живых командиров. Хельмо вздохнул, выпрямил спину и, не оборачиваясь, устремился к ним.

Многое еще предстояло сделать, обдумать и принять. Но это уже казалось проще.

4. Королевна и ее птицы

Южный виноград определенно уродился; каждая лилово-розовая ягодка буквально таяла, стоило вонзить зубы в тонкую кожицу. Этот ранний сорт был особенно хорош тем, что не имел косточек. Лусиль ненавидела косточки – любые, хотя ими было забавно плеваться в раздражающих людей.

Она в последний раз обернулась и величественно махнула рукой – так, чтобы непременно поймать тоненькими золотыми кольцами косые лучи солнца. Толпа, высыпавшая за городские ворота, исступленно заорала напутствия. Лусиль удовлетворенно ухмыльнулась, дала знак – и ехавшие за ней конники наконец сомкнули строй, а в небо взметнулись знамена: ночная синь, солнце и луна, слившиеся в нежном поцелуе. Ворота и горожане исчезли из виду; единственные, кого еще можно было различить, если оглянуться, – солдаты оставляемого здесь гарнизона, они замерли на бастионах. Лусиль помахала и им тоже, отвернулась и отправила в рот еще виноградину.

Берестяное лукошко с ягодами, удобно крепящееся к седлу, дала ей старуха с изрезанным морщинами смуглым лицом и длинными седыми косами. Она чуть ли не бросилась лошади под копыта, чтобы только «юная царевна» заметила ее. «Царевна» заметила, даже с преогромным удовольствием ударила хлыстом солдата, бросившегося оттаскивать дерзкую простолюдинку. Остановившись, Лусиль ласково заговорила, и женщина, заливаясь слезами, стала проклинать царя. Два сына этой крестьянки то ли восстали против него и были казнены, то ли ушли по рекрутской повинности и погибли, подавляя какой-то бунт, в общем, что-то с ними произошло. Нет, первым подобным историям Лусиль искренне внимала, старалась запоминать, но вскоре они невозможно смешались в голове. Послушать народ Острары, так за время правления Чернокровца, Сыча, Гнилого – как только его не звали! – каждая вторая семья настрадалась. А с виду-то все было неплохо: города не в запустении, дороги терпимые, поля возделаны. Гостей встречали щедро, а сколько роскоши – золотых чаш, самоцветных ваз, точеных скульптур из мрамора и перламутра – оказалось в храмах… Есть на что посмотреть, есть что прихватить, и начать можно с малого, вот с таких подарочков. А что? Нельзя же не брать. Так что «царевна» милостиво приняла лукошко, а в ответ осенила женщину солнечным знаком. Внутренне она передернулась: сама была лунной, на службы ходила ночью, на груди носила, конечно же, не солярис. Но такая она была светлая и златовласая, что люди тянулись к ней и тянули детей. Многие были убеждены: она лишь прячется за верой приютивших ее союзников. Лусиль же не мешала заблуждаться на свой счет, давно поняла, что в большом деле – в политике, к примеру, – от этого только польза.

На развилке большой дороги королевский полк стал соединяться с основной армией – той, что покинула город накануне и обосновалась в предместьях, дабы не смущать народ слишком помпезным выездом. Лусиль кивала командующим, скользя праздным взглядом по лицам. Мелькали и тени из-под облаков: железнокрылые тоже явились вовремя. Интересно, они вили на ночь гнезда, а головы под крылья прятали? Ха. Нелепые все-таки создания, жаль, не скажешь этого вслух. Гордый народец, убьет – не заметит. До сих пор смешно вспоминать, как еще дома она довольно громким шепотом спросила у отца, откладывают ли союзники яйца или с этим у них как у всех, а гнездорнский посол услышал. Лицо его стало таким красным, будто вот-вот – чисто от злости – яйцо он все-таки отложит, да прямо на мозаичный пол залы.

Задрав голову, Лусиль в который раз не смогла оторвать взгляд от вычурной брони крылатых воинов. Легкие чешуйчатые пластины-перышки сверкали даже издали, слепили красными бликами. Когда очередной силуэт взрезал воздух и, сверкнув наплечником, умчался, Лусиль раздраженно прикрыла один глаз. Она в который раз задалась важным, как ей казалось, вопросом – уже не о гнездах, не о яйцах и даже не о том, есть ли у замечательных соседей Осфолата привычка гадить на людей с неба, свойственная обычным птицам.

– Что мы будем делать, если союзнички взбунтуются? Или выжрут целый город, и тогда нас убьют будущие подданные? Зачем было брать таких друзей и в таком количестве?

Она спросила это вслух, не оборачиваясь, но без труда узнавая поступь коня, на котором ее догоняли, и получила незамедлительный ответ:

– Ты же не можешь, о солнечная царица, придерживаться пагубных заблуждений?

Лусиль соизволила глянуть через плечо. К ней действительно спешил Вла́ди, как всегда, опрятный, благодушный, но трогательно сонный. Она широко ухмыльнулась вместо приветствия и простерла навстречу руку. Поравнявшись, Влади ее пожал, а потом и поцеловал. Лусиль неотрывно смотрела на него: слегка исподлобья, покусывая губы. Когда ее пальцы, высвободившись, игриво пробежались по его запястью, Влади быстро отвел глаза. Он знал – ее взгляд говорит: «Я скучала». Ответный говорил то же, но менее распутно.