Колехорт действительно намеревался ночевать в клетке дракона, но не для того, чтобы этим поддержать ложь, скормленную недалёкой невесте – он знал, что юный Олаф будет сидеть там и ждать возвращения Ветра. И одеяло он прихватил не потому, что оно пахло Таирией, а для мальчика, обгоревшая кожа которого была очень чувствительной к холоду. Духи… Остановившись возле повозки, Маркус вынул пузырёк с духами из кармана и зашвырнул его подальше в кусты. Он и забрал-то их только ради того, чтобы выбросить – его все десять дней пути раздражал приторно-сладкий запах, который леди Эгри почему-то считала сногсшибательным.

Олаф действительно сидел в открытой клетке – прислонился спиной к холодным стальным прутьям и понуро уткнулся носом в согнутые колени. Услышав, что подошёл Маркус, юноша завозился, чтобы встать, но сразу же утонул под невесть откуда взявшимся мягким пуховым одеялом.

– Держи, это тебе, – сообщил лорд Колехорт, забрался в клетку и уселся рядом.

– Спасибо. Не надо было, мне не холодно, – пробурчал Олаф, стянув с головы край одеяла.

– Сейчас не холодно, а ночью подморозит сильнее, – невозмутимо сообщил ему Маркус. – Признайся честно, это ведь ты выбрасывал чешую из клетки, да?

– Я думал, что дракон просто линяет, – честно признался парнишка. – Они всегда линяют зимой. Ты давал Ветру зелье, потом забирал выпавшие чешуйки и уносил их, чтобы вырастить проводников, а про остальные даже не спрашивал.

– Логично, – поморщился Маркус. – Вырастают проводники за несколько часов, летают практически бесшумно, всё это происходило ночью, когда все спали, и поэтому никто ничего не заметил. М-да… Расслабься, я тебя ни в чём не виню, но впредь мне хотелось бы знать обо всём, что происходит с этим драконом. Он твой, но отвечаю за него всё-таки я.

– Мой? – снова переспросил Олаф недоверчиво.

– Твой, – кивнул Колехорт. – Меня он признавать не хочет, но даже если бы и признал, мне довольно долго пришлось бы добиваться от него доверия и понимания, каких ты добился всего за десять дней. Я научу тебя всему, что сам знаю о драконах, но сначала мне очень хотелось бы узнать, откуда ты такой талантливый взялся. Ты знаешь своих предков?

– Знаю, конечно, только они все умерли, – пожал плечами юноша. – Мы жили в Кенерии. Это остров недалеко от южного побережья.

– Я знаю, где находится Кенерия. Расскажи о родителях, – попросил Колехорт.

Олаф всё же набросил на плечи одеяло, устроился поудобнее и печально вздохнул.

– Их убили кьорвиги. Они часто заходили на наш остров, забирали продукты, уводили скот, но никого не трогали, а в тот раз один начал лапать маму, отец вступился, ну и… Я спрятался и всё видел. Мне пять лет тогда было. Потом приплыли люди из вашего гарнизона и увезли из Кенерии всех людей, домашних животных и птицу, чтобы остров не подкармливал врагов. Я не знаю, что конкретно ты хочешь услышать. Спрашивай, мне скрывать нечего.

– Имена, откуда родом, бабушки, дедушки…

– А, понял, – кивнул юноша. – Мать звали Ильзой, а отца Шен. Они на остров жить сразу после свадьбы приехали, а до этого жили где-то на северо-востоке от столицы. Там ещё башня Юш находится.

– Кеолкот, – улыбнулся Маркус. – Это большой торговый город на восточной границе. Издалека выглядит красиво, но чем ближе подъезжаешь, тем ужаснее воняет тухлой рыбой.

– Не в самом городе, – замотал Олаф головой. – В городе они только познакомились. Там южнее есть большие фермы с полями. На одной из этих ферм вырос отец. Он из семьи Троу, они пасечники. А мама из семьи Фарнидак, они…

– Твой дед Робби Фарнидак? Бродячий циркач? – сощурился Колехорт.

– Ну да. Мама на канате танцевала и яблоками жонглировала, когда отец её первый раз увидел. А что?

– Ничего, – пожал плечами Маркус и заставил себя подавить радость, видеть которую мальчику не следовало.

Кузен. Олаф Троу – его кузен. Бабка Маркуса Эмери Дон и прабабка Олафа Руда Фарнидак были родными сёстрами, которые не знали о существовании друг друга, как это происходило со всеми Колехортами. Но Колехортам вёлся строгий учёт, имелись документы по родословной, а при наличии денег заполучить копию этих бумаг большого труда не составляло. До этого момента Маркус был уверен, что эта ветвь рода Колехорт оборвалась на Робби Фарнидаке, который в двадцатилетнем возрасте после серьёзного ранения, полученного в пьяной драке, навсегда потерял возможность иметь детей. Мать Олафа Ильза Кьюни была записана в документах как приёмная дочь Фарнидака. Подкидыш, которого спустя полгода после травмы Робби нашла в своём шатре цирковая гадалка Олидия Кьюди, вскоре скончавшаяся от лихорадки. На этом записи о ветви Фарнидак заканчивались.

Полгода… Ильза вполне могла быть родной дочерью Фарнидака, а не приёмной. Гадалка могла быть родной матерью и провидицей, которая заранее знала и о своей скорой кончине, и о том, что дочери не позволят остаться с отцом. Сговор это был или нет, но в том, что Олаф не Троу, а Колехорт, Маркус не сомневался – такого сильного дара, как у этого мальчика, ни в какой другой семье быть не могло. Чёрный Ветер принял Олафа всего за десять дней, и этот дракон был далеко не из покладистых. Даже у Маркуса на то, чтобы заслужить хотя бы минимум доверия этого чудовища, ушло бы месяца два, не меньше.

– Давно Ветер начал облизывать тебе руки? – на всякий случай уточнил Колехорт у вероятного родственника.

– С первого дня, как ты разрешил его кормить, – невозмутимо отозвался мальчик. – У него коготь между прутьями клетки неловко провернулся и застрял, а я помог вытащить. Он меня после этого обслюнявил. Это плохо?

Что и требовалось доказать. Мальчик, которому дракон лижет руки в первый день знакомства, просто не может не быть Колехортом.

– Нет, Олаф, это хорошо, – тепло улыбнулся Маркус, надеясь, что в опустившейся на Предгорье ночной тьме юноша не увидит эту улыбку.

Глава 5. Тень времён

Красивая, но печальная легенда о золотых акильфийских драконах пришла из тех далёких времён, когда на огромном острове Сеар и других островных землях ещё не было королевств. Здесь жили драконы – красные, чёрные, жемчужные, изумрудные, серые… Но золотых в природе никогда не существовало, их создала другая магия. Магия любви.

В те времена людей на островах было совсем мало, но их поселения постепенно разрастались. Кланы делились, расселялись по равнинам и предгорьям. Разные виды драконов постоянно сражались между собой за территории и добычу, и люди, почитавшие крылатых чудовищ как богов, делали то же самое. Мира не было ни на земле острова, ни в небе над ним.

Единственный клан, который никогда не знал войны и потерь, жил на маленьком полуострове, отделённом широкой горной цепью от земель Сеара. Это был клан зеленоглазых колдунов и провидцев, которых почитали не меньше, чем драконов, потому что считали детьми богов. Каждый из воинственных вождей считал высочайшей честью заполучить в свою большую семью человека с зелёными глазами и магией в крови. Колдуны были неприкосновенными. Они могли прийти в любой из кланов и остаться там по доброй воле, но никто не смел удерживать их силой и обижать словом или делом – суеверные островитяне боялись кар, которые разгневанные боги могут ниспослать за это на обитаемые земли.

Однажды в один из южных враждующих кланов пришла маленькая зеленоглазая девочка с чудесными золотистыми волосами. Зима в тот год выдалась суровой, и вожди даже не помышляли о набегах на соседей, потому что пытались уберечь своих людей от стужи, а малышка пришла босой и в одной тонкой рубашке, словно ледяной ветер не причинял ей никакого вреда. На подходах к селению девочке преградили путь два суровых, продрогших до костей воина. Она прикоснулась к каждому из них, каждому заглянула в глаза, и мужчины почувствовали, что холод сразу отступил. «Я принесла тепло», – только и сказала она, и воины без лишних вопросов пропустили её дальше.

Малышка шла узкой тропой между хижинами, прикасалась маленькой ладошкой к стенам, и все, кто находился за этими стенами, сразу же согревались. Обойдя все хижины, она подошла к дому вождя, который с крыльца наблюдал за происходящим и сурово хмурился.

– Я принесла тепло, Кадан, – повторила девочка, бесстрашно глядя ему в глаза.

– И что ты хочешь взамен? – недоверчиво уточнил вождь.

– Остаться.

Суровый вождь не только позволил девочке остаться, но и перед всеми людьми клана назвал её дочерью. Она не сказала своего имени, поэтому её нарекли Фадия – огненная. Пламя повиновалось малышке с покорностью прирученного зверя, и поэтому её побаивались, но все знали, что колдуны не могут использовать магию против людей, поскольку это противоречит законам природы.

В клане Кадана сражаться умели не только мужчины, но и женщины, и дети. Обучение военному ремеслу начиналось сызмальства. Сначала это были просто драки, чтобы дети учились терпеть боль и защищаться. Дальше – больше. Фадия тоже училась. Она не могла использовать людям во вред магию, но никто не запрещал колдунам брать в руки оружие.

К тому возрасту, когда юные девушки начинают привлекать мужское внимание, на зеленоглазую красавицу Фадию заглядывались все холостяки клана, но заявить о своих чувствах, желаниях или намерениях так никто и не решился. Она была как живой огонь – и в жизни, и в бою. Завораживающе прекрасная и изящная, но безжалостная и скорая на расправу. В крови девушки бушевало пламя её колдовского рода, и она не признала бы власти над собой, а мужчины привыкли повелевать.

В набеги на другие селения Фадия не ходила, хотя к семнадцати годам считалась одним из лучших воинов клана.

– Это варварство, – заявила она Кадану, когда вождь предложил ей присоединиться к походу. – Мне не нравится эта сторона вашей жизни, и навязывать свою точку зрения мы друг другу не вправе. Я буду защищать клан, но нападать ни на кого не стану.

И защищала. Она управляла кланом, когда приёмный отец уводил воинов в походы. В его отсутствие приказам Фадии подчинялись беспрекословно, поскольку знали, на что способна юная колдунья ради людей, которых считала своей семьёй.

В набеги никогда не уходило больше четверти воинов, и в селении оставалось достаточно тех, кто мог сражаться – это было непреложное правило. Но однажды Кадан не вернулся из очередной вылазки, вождём стал его старший сын Ясар, и в клане многое изменилось. Новый вождь принимал осторожные решения, но не смог удержаться от опрометчивого поступка, когда земли острова сковала зимняя стужа.

– Они сидят в своих норах и мечтают только о том, чтобы дожить до весны. На нашей стороне сейчас такое преимущество, какое нам никогда и не снилось, – убеждал Ясар старейшин клана. – Мы оставим здесь только детей, стариков и женщин на сносях, а остальных разделим на три больших отряда и выдвинемся одновременно в трёх направлениях – на север, северо-восток и вдоль южного побережья. Фадия даст нам достаточно тепла своей магии, чтобы его хватило до конца зимы, а сама останется здесь. Мы уничтожим всех, кто способен держать в руках оружие, и к весне весь этот остров будет принадлежать нам.

– Жадность застит тебе глаза, – прямо заявила ему юная колдунья. – Так ты потеряешь всё. Наши соседи умеют защищаться даже в такую стужу. Есть ещё и горные кланы, которые привыкли жить в снегах, и эта зима для них не намного суровее прочих.

Но Ясар был вождём, мужчиной, воином, и он всегда недолюбливал Фадию, потому что отец считал приёмыша-колдунью лучшей из всех своих детей. Ей удалось выторговать у него десять крепких воинов для защиты селения на случай нападения, но этого оказалось слишком мало. Когда спустя месяц остатки разбитого отряда привезли своего раненого вождя домой, они не нашли на месте деревни ни одного уцелевшего жилища. Ни одного живого человека из тех, кого здесь оставили – только присыпанные снегом тела родных и врагов. Два других отряда из этого похода тоже не вернулись.