Поэтому важно, чтобы любая доктрина, даже выдвинутая непревзойдённым авторитетом, была верифицирована и базировалась на фактических данных. В науке под верификацией (от латинского verus – «истинный» и facere – «делать») понимается установление истинности научных утверждений посредством их опытной проверки. Под фактом (латинское factum – свершившееся, сделанное) подразумевается событие действительности или проверяемое наблюдение, достоверность которых доказана экспериментальным путём, зафиксирована надлежащими приборами или показаниями надлежащих свидетелей (в совокупности с эмпирическими сведениями).

Философские гениальные прозрения, подтверждённые объективными инструментальными исследованиями и всемирно-исторической практикой, являются достоянием человечества и самым мощным лучом маяка, освещающим людям путь в тёмные глубины объективной реальности. Непредвзятые же данные точных и естественных наук, их частные открытия в конкретных отраслях знания служат обоснованием и подспорьем самых фундаментальных воззрений – философских. Потому философские гении – полубоги вечности, светила точных и естественных наук – калифы на час.

При всём при том, увы, случается, и не столь уж редко, что части людей в силу интеллектуально-психологических особенностей личности и специфики их биографии привычнее, комфортнее и удобнее строить картину мира исходя из личных взглядов: «Да потому, что я так считаю!». Для них неприемлем объективный, научный подход. Характерный эпизод из текущей истории российской культуры, когда некая эпатирующая писательница в ходе телепередачи «Минута славы» отклонила одного из конкурсантов. На вопрос последнего: «Но почему?!», она веско ответила: «По кочану!». Так была поставлена авторитетная точка – правда, в художественной сфере, где доля произвола всегда была высока. Но и в сфере культуры духовной «искания истины» не менее важны, чем в науке.

У обозначенного в предыдущем абзаце субъективного метода истолкования действительности есть неустранимый порок: вместо одного материального мира, в котором мы живём, в сознании людей возникает отражение сонма иных миров. На нашей планете, согласно господствующей классификации, существует три мировых религии: христианство, ислам, буддизм (к числу последних нередко причисляют индуизм и иудаизм), а также десятки их течений (ответвлений). И каждая рисует свою картину бытия. Помимо них существуют другие не менее распространённые по числу адептов веры учения: даосизм, конфуцианство, синтоизм и т.д., а сверх того сотни так называемых малых монотеистических и языческих религий. Надлежит также присовокупить сюда каббалу и множество иных мистических и эзотерических толкований бытия. В этой связи нелишним будет вспомнить и о двух основных философских школах (системах): материализм (основные его формы – метафизический и диалектический материализм) и идеализм (основные его формы – объективный и субъективный идеализм), а равно иные многочисленные мировоззренческие направления (дуализм, плюрализм, рационализм, агностицизм, скептицизм и т.п.). И все они рисуют различные картины бытия.

И, наконец, самый страшный сон, если человечество вдруг стало бы последователем крайней формы субъективного идеализма – солипсизма (от латинского solus – один, единственный; и ipse – сам), который реальностью признаёт только мыслящего субъекта, а всё прочее объявляется существующим лишь в сознании индивида. Наиболее яркий его представитель – Дж. Беркли. По этому поводу даже А. Шопенгауэр – сам известный иррационалист и мизантроп – заметил, что солипсистом, признающим реальность только своего Я, может быть лишь умалишённый.

Теперь вообразите, что каждый из восьми миллиардов людей стал солипсистом. И у каждого свой мир…Поневоле вспоминается библейское предание о Вавилонской башне, возведение которой так и не было завершено, поскольку её строители вдруг стали разговаривать на разных языках, и перестали понимать друг друга.

Мы же, в свете изложенного, намереваемся строить представление о сущем, исходя из мира подлинного – из объективной реальности, окружающей нас. Вне зависимости от наших мнений и пристрастий, языка и вероисповедания, как и от того, импонирует нам внешняя действительность или нет. Ибо это как раз тот критерий, посредством которого, в конечном итоге, и должна определяться корректность или, наоборот, неправильность мировоззрения.

I. Мир, как он есть

1.1.      Восприятие мира на уровне созерцания.

Философы и психологи утверждают, что осознание ребёнком самого себя начинается с того мгновения, когда он произносит: «Я». Именно с этого момента у него возникает ощущение так называемой самости, и он начинает выделять себя в объективной реальности в качестве уникального объекта-субъекта. При счастливом детстве малыш воспринимает окружающее как «мир для него». Зато на этапе становления личности, особенно в так называемом переходном возрасте, суровые реалии жизни зачастую оцениваются подростками уже как «мир против него». Молодой человек постепенно «прозревает». До него «доходит», что бытие функционирует по собственным законам, не зависящим от эгоистических желаний и представлений юных о нём.

И этот диктат внешнего мира над субъектом, встающим на стезю самостоятельности, может, например, проявиться в том, что ребёнок по неосмотрительности врезается на велосипеде в парапет. Если ты не заметил преграду, то это вовсе не значит, что её нет.

Тут как в известном анекдоте про Кролика, которому Винни Пух подарил роликовые коньки, и именинник первоначально решил, что это лучший на свете подарок. Но уже через полчаса он понял, что лучшим подарком будут новые передние зубы.

Что ж, подчас и таким способом сфера предметная, сфера вещей, ставит на место неадекватно действующего исследователя.

Особенно ярко своеобразие взаимоотношений внешнего мира с внутренним миром человека проявляется в тот момент, когда подросток постигает, что ни одно конкретное явление (в том числе и его жизнь) не возникает по собственной воле, да и прекращается – тоже (как закономерный процесс). Это жёсткая постановка вопроса, но зато она и на чувственном уровне демонстрирует ему «кто есть кто» на белом свете и что является изначальным. Мало того, что общество предварительно не спрашивает, хочешь ли ты родиться (или умереть), так ещё заставляет учиться, чистить зубы, работать и находить свою стезю в жизни (хотя все лучшие места уже разобраны).

Человечество в историческом плане ещё молодо и вступает в пору расцвета. Так что аналогии с юношескими переживаниями здесь вполне уместны. К. Маркс и Ф. Энгельс в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» писали по этому поводу: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого…Традиции всех прошедших поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых».

Кто бы (или что бы) не появился на свет, он застаёт уже функционирующую среду, которая, собственно говоря, его и породила. Он её продукт. И исключения из этого положения, которые были бы обоснованы фактическими данными, подтверждены экспериментально, доказаны достоверными проверяемыми источниками, человечеству не известны. Следовательно, исходно (но и только!) бытие доминирует над человеком.

Общественная жизнь – это не только радость существования (любовь, глоток чистого воздуха, глоток хорошего вина, хлеб и зрелища), но и историческое проклятие быта, навязанное и индивиду и человечеству извне: способ бытия, обычаи и традиции, правила поведения и режим дня, а равно засухи, наводнения, землетрясения, войны, неприемлемые желания других людей, подневольный труд…Вот это противоречивое сочетание счастья и горя, эйфории и принуждения, внутренней мотивировки и внешней необходимости и сделало из людей философов, размышляющих над бренностью бытия.

Выше (во введении) мы уже говорили о тленности определённой вещи: конкретное, однажды возникнув, однажды же неизбежно и исчезнет. Первыми этот тезис в явном виде сформулировали (согласно известным источникам) древние греки, с которыми мы ассоциируем зарождение философии. Они подметили, что природа не терпит пустоты, и ничто не проходит бесследно. Взамен погибшего столь же неотвратимо появляется иное. И исключений из данного канона, продиктованного природой, нет. Так, даже если пожар, учинённый сапожником Геростратом в четвёртом веке до нашей эры, дотла уничтожил храм Артемиды в Эфесе, то взамен выделилось громадное количество тепла, образовались молекулы углекислого и угарного газа, осталась зола и т.д. «И так всякий раз, – констатировали эллины. – На месте праха возникает нечто новое. Но никогда это новое не возникает из ничего. Любая вещь может возникнуть лишь из других вещей»⁴.

Поскольку пьющие виноградное вино, но трезвомыслящие эллины также убедились в том, что и все единичные люди, происходящие друг от друга, смертны, но род их почти бессмертен, то первоначально они вывели одно из величайших обобщений человеческого разума: о несотворимости и неуничтожимости окружающего их мира. Этот мир существует сам по себе, его никто не создавал и никто не может уничтожить. Значит, он вечен. И ему свойственно неисчерпаемое взаимопревращение вещей как одно из проявлений несотворимости и неуничтожимости мира.

Параллельно древние мыслители не могли игнорировать факт бесконечности их космической обители: сколько бы ты ни шёл, ни ехал на лошади, ни плыл на триреме, всякий раз за линией горизонта открывались новые дали. Следовательно, так же устроена и вся вселенная.

Философ древности Архит доказывал это следующим образом: ничто не мешает нам, пребывая на краю космоса, протянуть руку за его пределы. Воистину, раз там ничего нет, то ничто не должно мешать протянуть руку далее. Но если мы протянули туда руку, то там уже что-то есть, следовательно, космос увеличился на длину руки. Стало быть, космос можно постоянно увеличивать. Если же протянуть руку нам мешает некий предел, то он сам должен иметь протяжение. И так всякий раз.

Несколько опережая общую логику изложения, не можем не констатировать, что Демокрит – автор идеи об атомах – утверждал, что и их количество также бесконечно.

Такие выводы философами Эллады, равно как и иных мыслителей древности, не были высосаны из пальца или взяты с потолка, но были обусловлены богатым житейским опытом. Ведь первые свидетельства использования людьми огня относят нас в глубокую древность – к стоянке древнего человека в урочище Чесованджа близ озера Баринго в Кении. Там были найдены осколки красной глины, остатки древесного угля, зола, имеющие возраст около полутора миллиона лет. Следы обжига осколков свидетельствуют о том, что они были нагреты до температуры 400 °C для придания им твёрдости. То есть, уже тогда Homo erectus (человек прямоходящий) использовал древесину, энергию огня не только для обогрева, приготовления пищи, но и для изготовления посуды.

Древесный уголь применялся в качестве лекарственного средства уже в Древнем Египте (как и в Греции античной эпохи). Там же находила прикладное значение зола – в медицинских целях, и для стирки белья, а также в земледелии как удобрение (Древняя Греция, Древний Рим).

Из перечисленных достоверных примет, правил хозяйственной жизни, иной практической деятельности вытекало, что все частные предметы и явления, несмотря на все их превращения, роднит нечто для них общее, какая-то единая первооснова, начало всех начал. И античные мыслители, углубляя понимание о свойствах мира, стали искать такое извечное первоначало, которое несотворимо, неуничтожимо и составляет окружающую их реальность.