Сёма (страница 2)
Долгое время Семён не рассказывал никаких подробностей о своей подруге, но однажды, возможно, из-за чувства гордости, решил похвастаться и объяснил друзьям, что у девушки умерла бабушка, а в наследство оставила своей любимой внучке двухкомнатную квартиру, в которую она должна заехать, когда выйдет замуж. Сама же Евдокия – выпускница МГУ и даже работала главным редактором на Первом канале. Но что-то пошло не так и она уволилась, якобы после знакомства с Семёном. Кроме того, его даже не смутила жизненная философия девушки, которая заключалась в абсолютном безделье за счёт мужчины, который должен быть добытчиком и приносить в семью деньги, а если понадобится – самого мамонта. По мнению Евдокии, женщина не должна работать, так как из-за усталости она будет раздражительной и несчастной, а вот для мужчины преодоление трудностей, опасностей и любых рисков – в радость и доставляет ему наслаждение и удовольствие.
Поскольку Семён несколько лет мечтал о семье, домашнем очаге и детях, он не обратил внимания на её семейные ценности и в один прекрасный солнечный день во время романтического полёта на воздушном шаре подарил Евдокии толстое помолвочное кольцо из жёлтого золота с бриллиантами, сделав ей предложение руки и сердца.
Когда назначили дату свадьбы, выбрали страну для свадебного путешествия, Семён уволился с работы, чтобы, как он говорил, отдохнуть, набраться сил, позаниматься спортом и побыть с друзьями. После медового месяца на Средиземном море молодожёны вернулись в Москву. Бизнес-идея у Семёна никак не рождалась, и он решил не торопиться с устройством на работу, предпочитая сидеть дома, мечтать о собственном бизнесе и устраивать показы двухкомнатной квартиры в сталинской высотке для друзей, куда молодожёны переехали сразу после свадьбы.
Квартира Евдокии, доставшаяся ей от бабушки, бывшего члена КПСС и большого начальника, располагалась в историческом центре Москвы на Котельнической набережной. Парадный вход с арками, высокие потолки, просторные комнаты, ванна и кухня были выполнены в стиле сталинского ампира. Поскольку ремонт в квартире не делался с момента постройки дома, дух советского времени здесь сохранился. Засаленные, изрисованные детскими рисунками атласные светло-зелёные обои, скрипучий паркет, трельяж в коридоре, деревянный сервант и трёхстворчатый шкаф в комнате, железная кровать в спальне, старинный буфет, кухонный гарнитур и газовая плита на кухне погружали в забытые времена. Но всю торжественность обстановки портили разбросанные по всей квартире вещи, хрустящий под ногами мусор, осыпающаяся с потолка штукатурка, горы немытой посуды на кухне, ржавые раковины, плесень, паутина и развешанные по всей квартире икеевские рамки с фотографиями невинно улыбающегося упитанного лица Евдокии.
Евдокия была моложе Семёна и всех его друзей на пять лет, она старалась представить себя как юную, неопытную и чистую девушку, которая только-только вступает в жизнь и многого ещё не знает и не умеет по сравнению со старыми и видавшими жизнь 30-летними друзьями своего супруга. Новоиспечённая жена угощала гостей исключительно варёной морковью, картошкой, луком, консервами и докторской немного позеленевшей колбасой. Широко распахнув свои «невинные» глазки и продемонстрировав в улыбке растопыренные во все стороны длинные и широкие как лопаты оранжевые зубы, Евдокия обращалась через Семёна к гостям:
– Mia mor, я думаю, гости, наверно, сами решат, что поесть… Вот здесь есть соль, овощи, майонез, иван-чай! Каждый положит себе то, что захочет…
– Да, mia mor, конечно! – безропотно соглашался Семён и обнимал покатые жирные плечи жены.
– Я же не знаю, кто что любит, правильно? – расползалась она в милейшей улыбке.
– Mia amore, всё так вкусно! Ты зо-о-о-лото! – Семён действительно казался счастливым, и беременность супруги только подтвердила его страсть к альтернативной красоте избранницы.
Ночью, спустя 9 месяцев после женитьбы, когда пара находилась дома, у Евдокии отошли воды. Но женщина приняла решение не спешить в роддом, а подождать до утра, чтобы выспаться и как следует позавтракать. На утро Семён отвёз Евдокию в больницу. В приёмном отделении врачи обнаружили начало родовой деятельности, а на уговоры супругов отпустить их домой ответили отрицательно. Евдокию поместили в общую палату, что не мешало ей включать на всю громкость испанские песни на телефоне и танцевать любимую бачату в ожидании родов. Как только схватки усилились, женщина позвала врача.
Семён, позиционирующий себя как мачо, принял решение присутствовать на родах, чтобы понять весь родовой процесс, проникнуться женскими болями и чувствами, ощутить на себе весь родовой процесс изнутри и сделать соответствующие выводы.
После рождения мальчика, которого Евдокия нарекла Ариком, в семье Семёна воцарился порядок домостроя во главе с Семёном-добытчиком, а жене отводилась второстепенная роль уборщицы и кормилицы его сына.
Казалось бы, о такой семье и мечтал мужчина, но в злую снежную новогоднюю ночь в квартире матери в ванной Семён обнаружил холодное мёртвое тело сводного брата Алёши, которого Сёма любил больше всего на свете – и даже больше маленького Арика. Алёша был тем самым человеком для Семёна, который вёл его вперёд, несмотря на трудности и неудачи. Алёша учил старшего брата справляться с депрессивными состояниями и находить в жизни только позитив, пусть даже он заключался в прослушивании любимой музыки, любовании звёздным небом и ощущении ласкового ветра на щеках. И Семён верил брату и жил его философией. Именно благодаря идее Алёши братья объединились и купили однокомнатную квартиру в Подмосковье с надеждой, что эта квартира потом достанется Алёше и его семье, а квартира матери перейдёт к Семёну. Амбициозный, харизматичный, никогда не унывающий весельчак Алёша покончил с собой в новогоднюю ночь, совершенно забыв объяснить своему брату и матери, как им жить дальше без него.
Потеря брата сломила Семёна. Раздавила его дух и тело, уничтожила его мозг и сознание.
Миллион раз после случившегося Семён повторял жене: «Не уследил! Не предотвратил! Упустил! Моя вина… полностью моя вина!..»