Вот один из бортников, Семён Орлов, и предложил Тамму взять себе в хозяйство один улей. Генрих подумал, что это отличный способ узнать побольше об этих насекомых и согласился. Вместе с Семёном они нашли в лесу дерево с дуплом, в котором жили пчёлы и выпилили его. Принесли и установили на заднем дворе дома, что выделили Тамму. С тех пор всё свободное время Генрих с Изольдой проводили, наблюдая за трудолюбивыми насекомыми. Книга писалась медленно. Очень не хотелось молодому человеку ударить в грязь лицом перед маркизом.

Изольда ходила беременная на шестом месяце, и немец был вполне доволен жизнью. Есть большой и тёплый дом, есть любящая жена, а теперь ещё и любимая работа появилась. Генрих продолжал общаться с бортниками и травницами и потихоньку стал осознавать, что уже не он выпытывает у крестьян разные хитрости из жизни насекомых, а они узнают новое у него. Что ж, теперь можно и впрямь садится за учебник, собрать разрозненные знания в одно целое.

А улья у него стало теперь два, его первая пчелиная семья разделилась на две. Генрих успел поймать сбежавших пчёл в сачок и разместил в построенный по чертежам княжича домик.

Событие пятьдесят шестое

Царь и Великий Государь утром выехал со всей свитой из Нижнего Новгорода в Вершилово. В Нижнем пришлось задержаться на два дня. То, что увидел Государь при въезде в город, заставило и его и всю свиту открыть рты, да так до самого Кремля и ехать с открытыми. Это было что угодно, только не русский захолустный город. Улицы были ровные и засыпаны тем же самым гравием, практически каждый четвёртый дом был под черепичной крышей, несколько десятков домов в Верхнем посаде вообще были из кирпича. Но больше всего поразили царя ворота домов, практически все они были расписаны. Это были всевозможные петухи и жар птицы, кое-где ворота превращены в цветочный луг. Некоторые из ворот явно расписывали настоящие художники, там были картины из жизни римских богов. Явно без Рубенса не обошлось, решил Михаил Фёдорович. Ехавший рядом с царским возком воевода Фёдор Фёдорович Пронин подтвердил, что немцы вершиловские и, правда, поучаствовали в создание этих красот.

После угощения и послеобеденного отдыха на мягком «диване» в горнице князя царь принял Государева дьяка Трофима Акинфиева и подробно расспросил того обо всех чудесах увиденных, начиная от Вязников до самого нижегородского Кремля. Михаил не ошибся, без маркиза Пожарского не обошлось. Более того, оказалось, что часть дороги от Нижнего до Гороховца Пётр строит на свои деньги. Откуда те деньги берутся, царь видел, всю дорогу запрудили купцы, что поспешали за диковинами в Нижний Новгород, и уже загруженные назад. Один из возов перевернулся, когда стрельцы освобождали дорогу для царского экипажа и Михаил Фёдорович видел, как из телеги посыпались под откос валенки. Несмотря на лето, товар пользовался спросом.

Царь долго выспрашивал, как и на какие деньги строится дорога. Деньги оказались государственные, но увеличение количества купцов и строительство десятков печей по обжигу глины на кирпичи и черепицу, а также обжиг извести практически свёл недостачу к нулю, а до конца года Государев дьяк обещал полностью восстановить сумму, взятую из пятины и даже увеличить её. Какое-то волшебство получалось, истрачены огромные деньги на строительство дороги, а денег не меньше будет, а больше.

Дорога до Вершилова была почти такая же, что и та по которой царь доехал до Нижнего. Может только чуть шире. Отличие обнаружилось, когда они проехали первую версту. По правую сторону от дороги стоял высокий кирпичный столб с написанной на нем цифрой «1». Михаил уже привык к новым обозначениям цифр и вопросительно посмотрел на подъехавшего к остановившемуся возку воеводу.

– Это верстовой столб, Великий Государь. Так до самого Вершилова столбы будут, чтобы знать, сколько проехал, и сколько осталось, там цифра с другой стороны, – пояснил знакомый с этим новшеством Пронин.

– Хитро придумано, – обрадовался Михаил Фёдорович, – Надобно и другие дороги так-то разметить.

Остановились у въезда в Вершилово. Мишки царю понравились. И этих захотелось залучить в свой удел. Когда он сказал про это, Пронин рассказал, что приезжавший в прошлом году князь Пожарский так и поступил, а это уже вторые мишки больше и красивей прежних. Царь усмехнулся и хотел дать команду ехать дальше, но был остановлен встречающими жителями Вершилова. Вернее всего тремя жителями.

– Это управляющие маркиза Пожарского, – пояснил Пронин Государю, – Вячеслав Михайлович Крчмар, ваш, Великий Государь, крестник, и Василий Петрович Зотов. С ними настоятель местного храма отец Матвей.

– Ваше Величество, – низко поклонился Крчмар, – не желаете ли пересесть на коня, чтобы лучше видеть, что мы тут понастроили.

Михаил желал, двухчасовая поездка в возке из Нижнего его порядком утомила. Царю подвели коня, что для такого случая держали под уздцы стрельцы, но со стороны Вершилова тоже подвели жеребца. Конечно седло и уздечка на его «Соколике» была богаче. Только кони были разные. Михаил таких и не видел. Это без сомнения был арабский жеребец, но от этих игрушечных точёных коньков он отличался как бык от телёнка. У вороного были белые бабки, белая звезда во лбу и мощью от жеребца так и веяло.

– Хорошо ли объезжен, – поинтересовался Михаил.

– Конь смирный, Ваше Величество, и выезжен очень хорошо, – «крестник» протянул государю уздечку.

Михаил с помощью стременного взлетел в седло и погладил красавца, жеребец нетерпеливо перебирал ногами и прядал ушами. Поехали. Только до первого дома. Дом был из обожжённого кирпича двух цветов под черепичной крышей с двумя торчащими печными трубами и с застеклёнными огромными окнами. Михаил опять остановился.

– Чей это дом? – поинтересовался Михаил, подозвав Крчмара.

– Крестьянин Фёдор Семёнов здесь проживает с семейством, – чему-то улыбнувшись про себя, ответил управляющий.

– Крестьянин, крепостной? – не поверил царь.

– Ваше Величество, все дома для крестьян, стрельцов и прочих простых жителей Вершилова сделаны одинаковые, дом, из дерева обложенный кирпичом с двумя печами и черепичной крышей, баня с одной печью, коровник, конюшня и прочие хозяйственные пристройки, – пояснил крестник.

– Чудит Петруша, – прошептал про себя Михаил и тронул коня.

Следующая остановка была на первой площади. Михаил спрыгнул с коня, не дожидаясь стремянного, и пошёл к храму. Но у резных картин с деяниями князя Владимира пришлось остановиться. Красота. Нужно заказать этому мастеру такие же картины и себе, – решил Михаил.

– Кто мастер? – повернулся он к Крчмару, выбрав его провожатым.

– Крепостной князя Пожарского Фома Андронов с учениками резали, – снова улыбнулся в усы крестник.

Михаил снял шапку и вошёл в храм. И тут красота. Некоторые из икон он уже видел, но все вместе и плюс роспись стен и потолка. Понятно, лучшие художники, что есть на Руси, здесь собрались. Но одно дело это понимать, а другое дело видеть. Эх, как хотелось всех этих мастеров переселить в Москву, да ведь нельзя. Михаил прочёл молитву, встав на колени перед алтарём, и тяжело вздохнув от нахлынувшей жадности, вышел из храма.

– Это здание школы, – упредив его вопрос, ответил немец.

Тоже красиво. Кирпичи двух цветов создавали неуловимый узор, а утреннее солнце отражалось от десятков окон в обеих этажах. Как повезло этим детишкам, подумал Михаил, они учатся в такой красивой школе.

– Напротив кельи инокинь женского монастыря, – опять упредил вопрос повернувшегося к зданию близнецу государя, Крчмар.

– Да, Петруша писал, что отбил у атамана Сокола этих монахинь, вижу, не обижаете, христовых невест, – благосклонно кивнул Михаил Фёдорович, – А там, у школы, что тоже резные картины? – увидел Михаил такие же доски под навесом у школы.

– Да, Ваше Величество, но там вырезаны животные с детьми.

Государь дошёл пешком до картин и остановился. Эти картины были не хуже чем деяния князя Владимира, но вот содержание. На картинах были вырезаны дети, играющие с зайчатами и белками или кормящие оленёнка, была девочка с совой на плече. Два десятка резных картин с детишками и животными. Царь переходил от одной картины к другой и только головой качал. Опять чудо. И дети, и звери были как живые. И такие надо себе заказать. Михаил с трудом отвернулся от картин и проговорил:

– Желаю вечером посмотреть я на мастера этого.

В княжий терем заезжать не стали. Крчмар сообщил только, что сейчас для государя там готовят угощение и комнату для послеобеденного отдыха. Поехали ко второй площади. И вот тут зависли все приезжие. Такого храма никто не видел. Громада кирпичного собора подавляла тебя как муравья, цветные мозаики сверкали на солнце. Десятки витражных окон дополняли это сверкание. Храм нельзя было «окинуть взглядом». Взгляд застревал. Можно было только поворачивать голову и восхищаться. Конечно, больше всего поражали мозаичные иконы снаружи здания.

– Кто сотворил чудо сие? – смог вымолвить, наконец, Михаил Фёдорович.

– Позвольте представить вам Ваше Величество – это архитектор Трофим Шарутин, – Крчмар указал на склонившегося в поклоне мастера.

Михаил вспомнил, он приказал найти этого архитектора для ремонта Кремля. Тогда мастера не нашли, а он оказывается всё это время был здесь и создал вместо обычного ремонта шедевр. Ничего даже близко не стояло рядом с этим кирпичным чудом. Да, здесь было мало от канона. Разве, что цветные луковицы куполов напоминали собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве.

– А мозаики уложил мастер Аким Юнусов, – представил между тем невысокого татарина Крчмар.

Татарин, создал такую красоту, как же умудряется Петруша находить и собирать вокруг себя столько замечательных мастеров.

– Позовёшь ли внутрь, Трофим, – поинтересовался через несколько минут посвящённых дальнейшему разглядыванию чуда, государь у Шарутина.

– Конечно, Великий Государь, только внутренние работы ещё не совсем завершены, – поклонился архитектор.

Внутри произошло то же самое, что и снаружи. Вся царская свита, включая и не видевшего внутреннее убранство воеводы Нижнего Новгорода Пронина, целый час, молча крутила головами. Слов не было. Цветные мозаики продолжались и на внутренних стенах храма, но кроме них были росписи. Яркие большие полотна со сценами из святого писания занимали весь внутренний объем помещения, включая и потолок. Сквозь цветные витражи проходил свет яркого солнечного дня, и от этого становилось ещё красивей. Работающие в районе Царских Врат рабочие перестали стучать и бухнулись на колени, но Михаил этого не замечал. Владимирский собор Кремля был великолепен. Так думал Михаил ещё несколько минут назад. Нет. Нужно забирать с собой Шарутина, пусть строит похожий храм в Москве, решил царь и горько усмехнулся. Не сможет. Один человек такого не сможет. Ведь ещё нужно мастера по мозаике и несколько десятков художников, что приехали к Пожарскому из Европы и собранные на Руси. А кто в это время будет расписывать фарфор и подносы. Где взять ещё два десятка Рубенсов и Прилукиных? Михаил чуть не заплакал от обиды. Нельзя забирать отсюда мастеров. Они здесь собраны специально, и вырвав из этого круга несколько человек можно нарушить этот целый организм, и чудеса, выдаваемые Вершиловом, исчезнут или станут хуже, а этого допускать нельзя.

Добили Михаила колокола, что поднимали на колокольню, когда он вышел из храма. Это опять было чудо. По верхнему и нижнему поясу колокола шли надписи, а по всем четырём сторонам были отлиты вместе с колоколом иконы. Как это могло быть сделано?

– Кто мастер? – прошептал непослушными губами царь.

– Колокольный мастер, литеец Иван Самсонов, – представил царю Крчмар поклонившегося бородача.

– Откуда ты Иван? Кто учил тебя такие колокола лить? – Михаил внимательно оглядывал мастера.