– Из Чебоксар мы всей артелью перебрались к Петру Дмитриевичу по его приглашению. Колокола такие лить уже здесь научились, и Пётр Дмитриевич помог, и Фома Андронов со Щеглом работали и ещё много мастеров помогали, – степенно, как и полагается настоящему мастеру ответил Самсонов.

Михаил и не сомневался в ответе. Такое нельзя сделать одному. И этого нельзя забирать на Москву. Опять половину Вершилово с собой тащить придётся.

– Как отца твоего звали Иван Самсонов? – вздохнул Государь.

– Владимиром звали, – опять поклонился литеец.

– Поставишь, Иван Владимирович Самсонов такой же набор колоколов на Москву во Владимирский собор, а сегодня же дьяк оформит тебе грамотку на дворянство, – царь повернулся к Шарутину, – И тебе мастер. Ладно, показывай, что за здания справа и слева возводишь.

– Это, Великий Государь, Академия наук, – Шарутин указал на правое здание, его уже построили и даже уложили черепицу на крышу и застеклили окна. Здание было в четыре этажа, и узор из тёмного и более светлого кирпича создавал на площади законченную композицию. Сейчас только мозаику доделывал Аким Юнусов. На скале был прикован Прометей и огромный орёл выклёвывал у него печень. Михаил греческую легенду о Прометее знал. А вот теперь и увидел.

– А с другой стороны, Ваше Величество, будет Академия искусств, – указал Крчмар на второе, тоже, почти построенное, здание.

Михаил устал удивляться. Он осмотрел ещё раз площадь, обойдя её по кругу, и приказал вести его на обед.

Событие пятьдесят седьмое

Флот подошёл к Уфе вечером. Пётр Дмитриевич сразу направился на пристань искать купцов с быстроходными лодьями. Нашёл одного. Тихон Порошин согласился по Белой доставить сто пудов муки до Белорецка, за двести рублей. Это было очень дорого. Но выбирать не приходилось. Они, конечно, брали провизию с запасом, и плюс ещё успеют собрать урожай яровой ржи и пшенички, но число едоков увеличилось больше чем на сто пятьдесят человек. Они выбили у вогулов больше сорока мужчин, и теперь нужно кормить их семьи иначе зимой женщины, дети и старики умрут от голода.

Только разделавшись с этой проблемой, княжич смог, наконец, облегчённо вздохнуть и проследовал за стрельцом присланным воеводой Пушкиным в Кремль. Григорий Григорьевич выглядел гораздо лучше, чем весной, может, и микстура витаминная помогла, а, может, просто лето. Они с князем Разгильдеевым и воеводами отметили счастливое возвращение Петра Дмитриевича с Урала и во время пира ещё и обсудили важные дела. Во-первых, Пушкин летом усилил гарнизон нового острога ещё на десяток стрельцов а, заодно и два десятка черносошных крестьян с семьями переселил. Княжич это видел и незамедлительно выделил воеводе денег на провиант для оставленных на зимовку стрельцов и их семьи. Кроме того Пётр рассчитался с Григорием Григорьевичем за всю заготовленную летом шерсть. А башкиры навезли её столько, что ещё нужно будет целый день грузить на корабли. Скотоводы видя, что воевода Уфы стабильно и честно расплачивается с ними за шерсть, повезли её в Уфу со всей округи и даже стали заказывать у кузнецов специальные ножницы.

Во-вторых, Пётр договорился с воеводой, что как только растает лёд, он отправит лодью с мукой в Белорецк, а назад заберёт, то, что подготовят переселенцы. Княжич договорился с Шульгой, что медную руду и полевой шпат за зиму заготовят и переправят в Белорецк. Теперь вот и о вывозе позаботился.

В-третьих, маркиз попросил Пушкина кликнуть клич по окрестностям переселяться в Миасс или Белорецк. Нужны и крестьяне и мастеровые и казаки со стрельцами не помешают, княжич обещал всем построить дома по образцу Вершилова и со временем обеспечить скотом, ну и конечно семена дать «полуяровкой». О небывалом урожае этой ржи и сюда слухи дошли.

Закончили пир с переговорами далеко за полночь. Утром Пётр по заведённому обычаю пошёл на рынок. Сказать, что совсем удачно, так может, и нет. Купил десяток овец, как ему показалось с более тонкой шерстью, чем у остальных. Купил трёх верблюдов. Зачем ему столько верблюдов Пётр и сам уже не знал. Ладно, приедет домой посмотрит, что с этими «кораблями» делать и стоит ли ими заниматься, ну, а сейчас попались под руку, так пусть будут.

А уже по выходу с рынка наткнулся на тётку, что торговала кедровым орехом. От такого у Пожарского глаза на лоб полезли.

– Где ты взяла эти орехи? – поинтересовался озадаченный княжич у торговки.

Оказалось, что ей привёз эти орехи сын. Он примкнул к Томским казачкам и там выменял эти диковинные орехи у местных вогулов за железный топор. Женщина просила за небольшой мешочек пять рублей и Пожарский, не торгуясь, отсчитал их торговке. Можно будет посадить их вокруг Вершилова, да и в самом селе. Это не тополя, что в Советском Союзе зачем-то сажали во всех городах. Кедр он и в Африке кедр. И красиво и шишки будут дети лет через сорок добывать и в кострах жарить. И настойку можно будет делать на кедровых орешках. На тополях настойка будет не та.

Событие пятьдесят восьмое

Михаил Фёдорович Романов сидел в кресле на лодье и думал. Вчера поутру шесть лодей с его свитой и стрельцами отчалили от замечательной пристани, построенной Пожарским на Волге для своего Вершилова. В этом «селе» государь провёл три дня. Посмотреть было на что. Ему показали весь цикл производства фарфора и даже дали расписать одно блюдо самому. Сейчас на этом блюде, на маленьком столике перед ним был нарезан сыр, и стояла рядом чаша из стекла полная спелой малины.

Чашу выдул тоже сам Михаил, вернее, если честно, начал выдувать, но это не меняло его отношения к этому произведению искусства. Чаша была сделана из синего стекла, и на неё был нанесён выпуклый узор из переплетающихся нитей зелёного и молочно-белого цветов. На блюде же чёрной краской царь нарисовал борзую собаку, её только чуть подправил Рубенс. Каково же было удивление Михаила на следующий день, когда на обожжённом блюде собака оказалась синей. Такое свойство у этой краски, объяснил ему мастер Андрейка Лукин. Совсем ещё юноша, даже борода ещё расти не начала, а уже приносит стране такую выручку.

Оказалось, что именно он решает какие предметы из фарфора изготавливать и придумывает новые. Сплошные чудеса в этом Вершилово. Ведь понятно, что лепит из глины отец Андрейки, а рисует, кто ни будь из художников, а первоначальную модель режут из дерева Фома Андронов или второй мастер со смешной фамилией Щегол, а главный вот этот пацан. И так в Вершилово всё поставлено с ног на голову. Масло замечательное ореховое делает крепостная крестьянка, а горшки ей расписывает либо возведённый вчера во дворянство Иоаким Прилукин либо другой дворянин немец Пётр Рубенс. Дворянин Антуан Ван дер Бодль лекарь голландский, что написал книгу по лечению травами, на которую молится его личный докторус Бильс, лишь помогает двум травницам, что Пожарский отбил у татей. Всем лекарством в Вершилово они занимаются. Михаилу рассказали, как они заставляют всех этих учёных и художников по три раза в день приходить к ним за стаканчиком отвара. Несмотря на любую погоду, даже в проливной дождь. И все смирно идут.

Михаил позволил травницам и себя осмотреть и даже ответил на все их иногда ужасные вопросы, про цвет мочи и твёрдость монарших какашек. Бабки пошушукались и сказали, что нужно царю-батюшке срочно в Вершилово переезжать и делать то же, что и все немцы, ходить к ним за питьём три раза в день. Государь попробовал зайти с другой стороны и приказал бабкам собираться в Москву.

– Ты нас здесь убей царь-батюшка, зачем тебе там нас на костре сжигать, а так будет, если мы поедем, – сказали травницы, а мать астронома Кеплера рассказала, как её два раза хотели сжечь за траволечение в немецких землях.

Михаил представил, какой вой поднимут бояре, если он вернётся с двумя колдуньями и только горько вздохнул.

– Живите здесь.

Понравился царю и футбол. Команда стрельцов первого набора «Зубры» выиграла по пенальти у голландско-немецкой команды «Рыси». Вот здесь Государь не удержался и сейчас с ним едет один из стрельцов с семьёй, чтобы организовать такие команды и в Москве. Начнём с того, чтобы в каждом стрелецком полку будет такая команда.

Царь посетил посёлок управляющих и учёных, что находился на западном краю сильно разросшегося Вершилова. Ровные ряды одинаковых ухоженных теремов под черепичными крышами и небольшим фонтанчиком в центре слободы, который приводится в действие красивой ветряной мельницей. Михаил словно в сон попал. Разве может быть всё так красиво и чисто. Царь бывал на Кукуе в Москве. Там жили другие немцы. Там было получше и почище чем на грязных заваленных навозом улицах Москвы, но … Это был свинарник по сравнению с этим посёлочком из двухэтажных теремов всех покрытых волшебной резьбой. Широкая засыпанная щебнем улица, тротуары из цветного кирпича, выложенного в замысловатые узоры, фонтан, и не единой кучки навоза или грязи, как впрочем, и во всём Вершилово. Немцы посадили цветы, и сейчас, в августе, посёлок утопал в зелени и цветах.

А почему мы так не можем, думал сейчас Михаил. Хотя «мы» – это кто? Вон Петруша ведь может. Ничего. Акинфиев, государев дьяк Нижнего Новгорода и управляющие Пожарского Зотов и Крчмар много секретов наоткрывали Государю. Кое-что он внедрит на Москве сам, а остальное поможет сделать тот же Акинфиев, которого по приезду в Москву нужно будет поставить руководить новым Приказом Дорожных дел.

Понравились царю и учения стрельцов и рейтар, что продемонстрировали ему товарищ воеводы Нижнего князь Фёдор Фёдорович и воевода Вершилова пан Заброжский. Михаил, чтобы не «панкать» тут же возвёл в российское дворянство Яна Михайловича Заброжского, заодно и крестником ему выступив. А князя Пронина утвердил воеводой Нижегородской губернии, раз замену Бутурлину всё ещё не прислали. Князь сказал, что двести стрельцов из Вершилова сумеют легко разделаться в любом бою с тысячей ляхов или шведов, Михаил не поверил и приказал сказать, что об этом думает командир вершиловских рейтар Виктор Шварцкопф.

– Если стрельцы Вершилова будут стоять в обороне, а у неприятеля будет не более двадцати пушек, то победят стрельцы. А если эти двести стрельцов, да плюс его рейтары атакуют стоящее в обороне войско из тысячи иноземцев, то они его легко разобьют. Против освоенной в Вершилово тактики наступления не устоит ни одна армия в Европе, – перевёл Крчмар слова наёмника.

Что же это получается. Опять нужно забирать Заброжского и Шварцкопфа в Москву. Может, травницы правы, нужно перенести Москву в Вершилово. Так нет. Бояре ведь со своим уставом и в этот монастырь влезут, и будет здесь ещё одна грязная вечно горящая Москва с татями и рогатками на каждой улице. Замкнутый круг.

Событие пятьдесят девятое

Виктор Шварцкопф неожиданно для себя стал командиром целой сотни рейтар. Каждый новый переселенец приводил с собой десяток, а кто и два десятка наёмников и всем им предлагалось остаться в Вершилово на пять лет за плату десять талеров в год, плюс дом, оружие и одежда. Десятникам талеров полагалось аж по пятнадцать. Райские условия. Такие в Европе не получить. Да ведь ещё и война, бушующая в немецких землях, ой как далеко. Все рижские немцы согласились послужить у маркиза Пожарского пять лет. Рейтары с Ансбаха сначала хотели ехать назад, но тут Шварцкопф проявил инициативу и пошёл поговорить с ними. Он провёл десятников к себе домой и показал, как живёт. Похвастал женой, что была дочерью бывшего пушкаря, а теперь строителя этих замечательных дорог, Адама Вожика. Показал конюшню с двумя жеребцами, показал коровник, а вот баню показывать не стал. Этим немытым, воняющим потом и говном воякам ещё предстоит узнать, что баня это лучшее, что есть на Руси.