– Знаешь, – негромко произнес Макс. – Очень может быть, что и твоего дядьку тоже подставили. Как вот недавно – меня.

– А, ты про тот случай, с фотиками? – вспомнила Женька. – А я вот не верила, что это ты. И сейчас не верю.

– Ты-то не веришь. А другие? – Макс обиженно засопел и набычился. – По всему городу слухи ползут – Мезенцев Максим на старый хлам польстился! Вор! Фу как мерзко!

– Вот и дядю моего, может быть, кто-то так же…

– Да понятно, – Макс шмыгнул носом и признался: – Я вот, к примеру, очень хочу разобраться. Кто это надо мной так нехорошо подшутил и зачем?

– Подшутил, – хмыкнула гостья. – Скажешь тоже! Тут не шутки уже.

– Согласен! – с азартом выпалил парень. – И я слово себе дал: обязательно во всем разберусь. Сперва хотел – сразу после экзаменов. А теперь вот думаю – время терять нельзя.

– Ой, у тебя же экзамены, правда!

– Ничего! Не помешают. А вдруг за это время еще кого-нибудь убьют? Как Лидию Борисовну… – Максим поспешно отвернулся, сглотнул образовавшийся в горле комок и продолжил: – Я, между прочим, уже все рассчитал. Смотри. Между экзаменами – по два-три дня на подготовку. Утром и днем я готовлюсь, вечером мы с тобой все расследуем! А то на нашу милицию надеяться… особенно на Дорожкина… Не намного-то он нас и старше! Подумаешь, младший лейтенант!

– Вот именно! – тут же поддержала гостья. В ее глазах, синих, словно высокое весеннее небо, вспыхнула нешуточная надежда.

А как она смотрела на Макса! И раньше-то неравнодушна была, а уж сейчас…

– Только, чур, Катьку ни во что не посвящать! – сразу же предупредил Максим. – Она матушке сразу все расскажет, к бабке не ходи. Не умеет она тайны хранить, совсем. Ты же умеешь?

– Умею. Честное пионерское!

– Вот и хорошо. – По правде сказать, возникшая так быстро идея несколько отвлекла парня от прострации и грустных мыслей. Идея эта требовала действий и тщательного планирования.

– Значит, мы вот как с тобой поступим… – Максим задумчиво заходил по кухне. – Во-первых, нам нужно определить секретное место для встреч. Дома Катька, при ней ничего обсуждать нельзя! Во-вторых, составить план. В-третьих…

– Предлагаю на Маленьком озерке встречаться, – быстро выпалила Женька. – Там кругом лес, и озерских нет почти никого. К тому же до школы недалеко.

– Отлично! – Максим уже что-то прикидывал в уме. – У тебя велик есть?

– Есть. Правда, старый.

– Плевать. На ходу? Если нет – починим.

– Ой! – обрадовалась девчонка. – Вот было бы хорошо.

– Починим, починим, – обнадежил Макс. – И это… запомни. На людях держимся по отдельности. Чтоб никто ничего не заподозрил!

– Само собой! – Женька сверкнула глазами.

Злые слезы ее давно уже высохли, а в сердце зародилась надежда. Да что там надежда – уверенность! Да и Максиму снова захотелось жить.

* * *

– Значит, с кем пил, ты не помнишь? Хорошо, тогда скажи – что пил?

Алтуфьев снова допрашивал конюха. Пока в качестве подозреваемого, а уже скоро нужно будет предъявлять обвинение. А на основании чего? Что потом в обвинительном заключении писать?

Хорошо хоть экспертиза все подтверждала. Пальчики-то на статуэтке – Шалькина! Значит, он и убил, больше некому.

Однако начальство сразу спросит про свидетельскую базу. Ведь не в космосе этот чертов конюх жил, и не в космосе все происходило, где из свидетелей разве что Белка со Стрелкой да еще куча инопланетян, про которых Володя читал в фантастических книжках. Очень он подобное чтение уважал.

Но Озерск – не космос… отнюдь. Обязательно кто-то что-то видел – хотя бы как, когда и в каком состоянии конюх на работу пришел. Ну и, может быть, видели и того, кто принес злосчастную четверть? Бутыль изрядная, такую точно бы заметили.

– Так это… самогон пил… Один… Потом пришли… ну, эти… я уж и не вспомню…

– Один? Целую четверть?

– Дак там на донышке было…

– «На донышке-е» – передразнил следователь. – А кто ее принес, четверть-то твою?

– Так это… я и принес. Привез. Вот на Пегасе и привез, в телеге, да… Положил в телегу, на солому, и привез. А чего добру пропадать?

Невысокий, коренастенький, крепкий, с круглым добродушным лицом, обрамленным рыжеватой бородкой, Федор Иванович Шалькин производил самое благоприятное впечатление. И это – несмотря на стойкий запах ядреного перегара!

Одет хоть и бедновато, но чистенько – застиранная гимнастерка, такие же брюки-галифе, сапоги, однако же, дорогие – яловые. В руках подозреваемый мял серую кепочку, все остальные вещи перед посадкой в камеру были у него изъяты. Ремень, трофейные швейцарские часы с треснутым стеклышком, перочинный ножик.

Интересно, пьяница-то пьяница, а часы не пропил. Часы хорошие, дорогие, а треснутое стекло заменить недолго. Если был бы уж совсем алкаш конченый – пропил бы их давно. Значит, не конченый, не совсем алкаш. Так, бывает, сорвался человек… А причина?

– Самогонку ты где взял? Только не ври, что сам нагнал.

Обыск в скромном жилище конюха уже был проведен – ничего, стоящего внимания, обнаружено не было. Супруга Шалькина умерла сразу после войны, детей у них не было, вот и проживал конюх в полном одиночестве в небольшом – два окна по фасаду – домике, или, лучше сказать, избенке на улице Северной, невдалеке от почты и магазина ОРС.

Небольшой огородик (большие-то сейчас запретили держать), дровяник, в избе – обычная деревенская мебель, большей частью самодельная: комод, шкаф, табуретки-скамейки. Фабричная – только кровать. Большая, с никелированными шариками и продавленной панцирной сеткой, верно, еще дореволюционная. На стене – большой портрет покойной жены и фронтовые фотографии в большой черной рамке. Однополчане. Да, Шалькин воевал и на фронте от пуль не прятался. Награжден медалями. «За отвагу», «За взятие Будапешта»… Там, в Венгрии, Шалькин свой боевой путь и закончил – контузило, попал в госпиталь, а затем был комиссован вчистую. Биография вполне героическая. Впрочем, сколько их таких…

Алтуфьев не поленился, безо всяких запросов лично посетил местный военкомат, покуда тот не переехал. Там все про Шалькина и узнал. Фронтовик. Можно сказать – герой. Обычная по тем временам биография. Воевал, вернулся контуженым… Контузия! Вот! Может быть, все случившееся – это ее последствия?

Выпил, увидел в окно красивую молодую девушку. Вот и компания! Почему не поболтать? Изрядно уже пьяненький зашел в старую школу. Там – одна Лидия. Жарко, девчонка одета легко, по-летнему – юбка, блузка… Еще и прическа – «Бабетта идет на войну». Такие прически в деревне развратными считаются. Ведь понятно же, если девчонка такую прическу носит – значит, всем дает, короче – шлюха. Так и на улице в спину могли крикнуть, даже если волосы просто распущены по плечам. У честной девушки, ясно всем, косы должны быть. Или завивка на бигудях. А уж коли «бабетта» и прочие вавилоны на голове…

Вот и взалкал Шалькин после самогонки-то! Вот кровь-то и взыграла. Нет, поначалу, наверное, все мирно-хорошо было… А потом… Потом лапать начал, с приставаниями полез. Лида ему – от ворот поворот, вот он ее и статуэткой…

Кстати, два раза удар нанес. Так в судебно-медицинском заключении сказано. От первого удара девушка лишь сознание потеряла… вот тогда, похоже, ее и изнасиловали. А потом добили. Так вот расчетливо и цинично все и было.

Хм… Что-то на пьяный эксцесс не очень похоже. Хотя, так сказать, в процессе девчонка вполне могла и очнуться, сопротивление оказать. Вот тут ее еще разок и приложили. Теперь уже смертельно.

Ну да, отсюда и синяки, и царапины. Вон на левой руке, на запястье. На запястье… Похоже, будто часики сдернули. Проверить, не забыть!

И что, Шалькин все это сделал? Фронтовик и добрейшей души человек, как о нем тут все отзываются. Так-то оно так, но ведь он же контуженый. Да еще и выпил немало. Вполне мог контроль над собой потерять. Или не мог? Да что тут гадать – психиатрическую экспертизу назначать надо! В Тянск ехать, с психиатрами договариваться, заодно смену белья взять и обратно – на мотоцикле. А то от общественного транспорта зависеть – не наездишься. На автобусе-то до Тянска два с половиной часа трястись да каждому столбу кланяться. На мотоцикле – часа полтора, запросто! Быстрее да и приятнее, особенно в такую жару.

– Командир… – негромко попросил Шалькин. – Дозволь сапоги переобуть. А то портянки словно черти наматывали!

– Переобувай.

Лично водворив подозреваемого обратно в камеру («Посиди, подумай!»), Алтуфьев заглянул в кабинет к оперу – того на месте не оказалось. А вот участковый был, как раз только пришел, весь потный…

– Игорь, ты мне список обещал. Тех, с кем Шалькин общался. Друзья-приятели, родственники и все такое.

– Ой! – Дорожкин схватился за голову. – Совсем забыл. У нас тут рейд по самогоноварению. С утра в деревнях четыре аппарата изъяли! А список я напишу, вот прямо сейчас и сяду.

– Хорошо. Слышь, а Игнат где?

– Спозаранку с начальником в Тянск укатили. Новый мотоцикл на отделение получать. «Эм шестьдесят два»! Ну, типа БМВ что-то… Говорят, зверь, а не машина!

– А опер там зачем? – удивился следователь.

– Так он у нас за технику отвечает. А я – за культмассовый сектор.

– Ага, вот, значит, как… Ну вот что, культмассовый сектор, ты мне список не забудь. Автобус на Тянск когда?

– В двенадцать тридцать.

Удивительно, но на полуденный рейс до Тянска подали шикарный автобус, просто невероятно шикарный для здешних мест. Серебристый, похожий на космический корабль ЗИС-127, такие обычно использовались на рейсах Ленинград – Таллин, как раз через Нарву шли. Эх, Нарва, Нарва…

Усевшись в мягкое кресло, Алтуфьев и не заметил, как задремал. Проснулся уже на автовокзале, в Тянске.

Покинув транспорт, следователь сразу же направился в прокуратуру, так было быстрее, нежели тащиться домой на служебную квартиру через три квартала. Тянск, конечно, не Озерск, городской транспорт там вообще-то ходит… только вот пока его дождешься!

Новый начальник Алтуфьева, прокурор Тянского Сельскохозяйственного района товарищ Тенякин, к затее с психиатрической экспертизой отнесся неодобрительно:

– Владимир Андреевич, ну что тянуть-то? Там в деле, насколько я понимаю, ясно все изначально. Добейте вы этого – как его? – Шачкина, и дело с концом. Пусть признанку напишет.

– Так, Сергей Афанасьевич, на одной-то признанке в суд – сами знаете… Хорошо бы свидетельскую базу собрать.

– Вот! Собирай!

Прокурор – грузный пожилой мужчина в синем расстегнутом мундире и белой рубашке с галстуком – вытер платком обширную лысину и потянулся к стоявшему на столе графину:

– Ох и жарища стоит… Водички?

– Да, с удовольствием. Спасибо, Сергей Афанасьевич.

– Пейте, пейте. А с делом тем не возитесь! У нас Прощенков по графику в отпуск уходит… Вот вы за двоих и будете работать. А свидетельскую базу – да, подбейте. Как там с экспертизами дела? Версию подтверждают?

– Да вроде да.

– Что значит «вроде»? – нацепив на нос очки в коричневатой роговой оправе, прокурор стал похож на строгого школьного учителя. – Недели вам хватит?

– Так одна экспертиза же десять дней! Пока еще доберутся… или самим везти.

– Хорошо – две! А экспертизу сегодня же и назначьте. Коль уж она вам так нужна. Ладно, согласен – для суда у нас всякое лыко в строку!

– Вот постановление, Сергей Афанасьевич. Подпишите.

– Приготовили уже? Молодец! – прокурор окунул в чернильницу перо и, подписав, вскинул глаза на Алтуфьева: – Подозреваемого советую на экспертизу все-таки привезти. А то пока они там в Озерск соберутся. Они ж медицина – нам не подвластны.

– Спасибо, Сергей Афанасьевич, так я и сделаю.