Кто ты на Кэтнет? (страница 4)

Страница 4

БураяЛетучаяМышь: Они и в новом начались. Тут ОК. На литре мы читаем «Алую букву», прямо не терпится узнать, чем все кончится. Еще раз.

Гермиона: Да это просто НЕЧЕСТНО.

БураяЛетучаяМышь: Вот да.

МегаШторм: Что пока самое стремное?

БураяЛетучаяМышь: ПОЛОВОЕ ВОСПИТАНИЕ ВЕДЕТ РОБОТ. Это со следующей недели.

Икосаэдр: С чего бы поручать роботу половое воспитание? Потому что роботы не краснеют?

Firestar: оо оо знаю. Потому что они могут заставить робота нести любой гомофобный и трансфобный бред, который живой человек откажется повторять. СКАЖЕТЕ, НЕТ?

БураяЛетучаяМышь: Этого примерно я и жду.

Марвин: кстати родители сказали мы опять поедем в Калифорнию на Рождество. А раз мы живем в Северной Каролине, это значит, что я опять проведу почти все зимние каникулы в машине.

Firestar: Почему бы вам не полететь?

Марвин: Мама боится самолетов.

БураяЛетучаяМышь: И сколько это ехать?

ЧеширКэт: В целом примерно 36 часов. Но я предполагаю, вы не проделываете весь путь разом, так?

Марвин: Они всегда говорят, три дня, а получается четыре.

Firestar: ого

Гермиона: ого.

Марвин: Если б у нас была машина с автопилотом, мы могли бы ехать дорогами, где разрешено пользоваться автопилотом и спать, это было бы быстрее. Только все равно пришлось бы останавливаться пописать. И поесть.

БураяЛетучаяМышь: Сколько раз ты уже так ездил?

Марвин: пять. В прошлом году я их уговорил остаться дома. Но там живет мамина сестра, и она тоже не любит летать.

Гермиона: Вам надо встречаться посередине! К сожалению, это, похоже, в Оклахоме. Все в проигрыше, если вы поедете в Оклахому.

Firestar: А ты когда-нибудь была в Оклахоме, Гермиона?

Марвин: Она абсолютно права. Я проезжал через Оклахому пять раз. Тупой штат.

Гермиона: о боже Марвин не говори тупой, это эйблизм[6].

Марвин: Прости, я хотел сказать – голубой. Такой голубой штат.

Firestar: не смешно.

Марвин: Ладно ладно извини.

МегаШторм: Можно сказать naff, очень по-английски.

Марвин: А откуда ты знаешь, вдруг naff – это эйблизм, гомофобия или мало ли что еще?

Гермиона: Я только что проверила: точно неизвестно, откуда появилось слово naff, но возможно, оно пришло из полари – тайного гей-языка, который использовали в Англии в девятнадцатом веке.

Firestar: Стоп. ЕСТЬ ТАЙНЫЙ ГЕЙ-ЯЗЫК?

Гермиона: Теперь уже нет. Его перестали использовать в 1960-е.

Firestar: Я ХОЧУ ЕГО ВОЗРОДИТЬ. Что значит naff?

Марвин: Тупой. ИЗВИНИТЕ. Это значит «полный отстой, но не настолько, чтобы сказать полный отстой».

БураяЛетучаяМышь: Оклахома точно naff. По крайней мере та часть, где я жила.

Firestar: А еще какие слова есть в полари? Или мы не знаем, потому что он утрачен?

Гермиона: Корибунгус значит задница. Фантабулоза значит что-то потрясающее.

Firestar: Так, давайте их вернем. Naff, корибунгус и фантабулоза.

Марвин: Я тут читаю список слов и как раз дошел до naff. Мало того что это значит что-то очень скучное, это еще и натурал. В смысле гетеросексуал.

Firestar: ЛУЧШЕЕ СЛОВО В МИРЕ!

4
Стеф

По дороге в школу на следующий день я вспоминала, как влипала во всякие истории.

В шестом классе у меня была такая полоса, когда случалась всякая фигня в нескольких школах подряд. В средней школе дети начинают по-настоящему обращать внимание, что в тебе не так, а во мне все было не так. У меня всегда была не та одежда. Волосы всегда не такие, как надо. Я поднимала руку, когда не надо, и не поднимала, когда надо, и никогда не понимала, как это узнать. И конечно, я была новенькой. Всегда.

Поэтому какой-то период в шестом классе я пыталась дать в нос любому, кто надо мной смеялся. Но, что круче всего, если я кого-нибудь била, а меня ловили, мама просто забирала меня от директора, загружала все в фургон и переезжала в другой город. Оставаться в городе, где я привлекла столько внимания, было слишком рискованно.

Но это все больше выматывало. Через некоторое время я стала стараться вести себя тише, что работало даже лучше. Даже в той школе в седьмом классе, где одна девочка назвала меня Стефания-дистрофания – она издевалась над моим именем, а не над телосложением, – а потом некоторые мальчишки стали писать на доске перед уроком разные объяснения, почему я дистрофичка.

Если подумать, надо было просто дать кому-нибудь в нос в этой наффной школе. Следующая школа все равно оказалась куда лучше.

Я теперь, конечно, стала старовата для драк, но можно напроситься на неприятности и здесь, чтобы переехать. Как знать, вдруг в следующей школе будет испанский и литература без «Алой буквы».

Трудновато, правда, вот так взять и избавиться от привычки держаться незаметно. Подыскать возможность будет не слишком просто.

* * *

На уроке истории было маловато простора для плохого поведения; учитель запускал слайды, с которых надо было кучу всего списывать, закидывал ноги на парту, откидывался с книжкой, и – почти наверняка – засыпал. Я переписала конспект и достала почитать свою книжку. Большинство учеников торчали в телефонах, не считая нескольких особо прилежных на первом ряду. Они, судя по всему, делали домашку по другим предметам.

На уроке изучения животных рассказывали про жуткие болезни. Показывали фотографии чего-то под названием «легочная нематода». И хотя зрелище было абсолютно отвратительным, я отвлеклась и перестала думать, как бы устроить себе проблемы. Но вот началась литература.

Наша учительница, мисс Кэмпбелл, – молодая симпатичная блондинка, но со скучающим и усталым голосом, как у брюзгливой древней училки, считающей дни до пенсии. Она вполсилы пыталась увлечь учеников обсуждением книги. Никто не клюнул. Она стала читать лекцию и все больше раздражалась. Мне показалось, ей тоже не нравилась эта книжка.

Рейчел снова рисовала. Сегодня дракона с распростертыми крыльями и выгнутой шеей. Она сделала несколько набросков, попробовала по-разному нарисовать крылья и шею. Потом дорисовала хитроватую морду, как будто дракон не прочь поболтать, прежде чем тебя съесть.

Мисс Кэмпбелл говорила о темах «Алой буквы». На этот раз я сама могла бы прочитать лекцию о чувстве вины, мести, возмездии, об алой букве, обо всем. Вместо этого я смотрела, как Рейчел рисует. К сожалению, это, видимо, и привлекло внимание мисс Кэмпбелл, потому что она подошла и схватила тетрадку Рейчел с парты. Потом с презрением ее рассмотрела.

– Что-то не похоже на способы конспектирования, которым вас учили в девятом классе.

Рейчел молчала. Учительница вырвала страницу с рисунком и бросила тетрадку обратно на парту.

– Мисс Адамс, вам что, примерещилось, будто в «Алой букве» есть драконы?

– Нет, – пробормотала Рейчел.

– Когда на прошлом уроке мы обсуждали идею, что американская литература воспринимает дикую природу и как источник чистоты, и как обитель дьявола, вы, может быть, решили, что в следующую свою прогулку по лесу наткнетесь на дракона?

Это такой приемчик у злобных учителей – поизмываться над одним человеком, чтобы остальные посмеялись над жертвой, вот только у мисс Кэмпбелл не очень выходило. Никто не смеялся. Рейчел подняла голову и бросила мисс Кэмпбелл взгляд, полный жгучей ярости. Та сжала губы, сделала движение руками, и тут я поняла, что она сейчас разорвет рисунок пополам.

Я вскочила и вырвала листок у нее из рук.

– Нетушки! – заорала я и запихнула рисунок в свою тетрадь, чтоб она не смогла его выхватить. – Не ваше!

Вот тут уже все засмеялись. Я скрестила руки, ожидая, когда учительница отправит меня к директору. Интересно, получится ли вернуть Рейчел рисунок до того, как меня отчислят и мама увезет в следующий город.

Но мисс Кэмпбелл крикнула «Тихо все!» моим одноклассникам и «Садись!» мне – и продолжила лекцию как ни в чем не бывало.

После урока, когда мы выходили в коридор, я отдала Рейчел ее рисунок.

– Спасибо, – сказала она и аккуратно положила его в папку, полную рисунков. Потом повернулась к подошедшей девочке с сильно подведенными глазами. – Сядешь с нами на обеде?

Все подвинулись, когда я подошла с подносом, и Рейчел меня представила. Девочку с подводкой звали Брайони. Мне показалось, она была отчасти черная, но я могу ошибаться. Рейчел и все остальные были белые. Думаю, Брайони была единственной небелой девочкой в этой школе.

– И почему ты в Нью-Кобурге? – спросила она. – Серьезно, я бы сюда по доброй воле не переехала.

– Аренда дешевая, – ответила я, потому что мама велела мне так отвечать на подобные вопросы. Во-первых, это правда, а во-вторых – скучно.

Я заметила, что у всех за столом кроме обеда были злаковые батончики, например «батончик с киноа и асаи от Солнечной фермы» и «с новым улучшенным вкусом», если верить обертке. Солнечная ферма – это бренд местной фабрики. Наверное, у всех родители там работали и приносили батончики домой бесплатно.

Они спросили, откуда я. Я сказала, что из Фиф-Ривер-Фоллз, штат Миннесота, потому что оттуда приехала. Кто-то, у кого там жил дядя, спросил, ходила ли я кататься на ватрушках (нет) или в деревню первых поселенцев (тоже нет) и не занимают ли там все рабочие места роботы.

– Там вообще-то целая компания, которая производит компоненты для роботов, так что на самом деле даже наоборот, – ответила я.

– Роботы еще не захватили Солнечную ферму, но, наверное, через пару лет захватят, – сказала Брайони, и все закивали.

– Как тебе Нью-Кобург? – спросил кто-то.

– Тут все очень дружелюбные, – ответила я. Во-первых, это действительно было так, раз я сидела тут за обедом и со мной разговаривали, а во-вторых – понятно, что именно это люди хотят слышать про свой городок.

Другая девочка хотела посплетничать про вечеринку в каком-то заброшенном доме на бывшей ферме, на которую они все ходили летом. Я попыталась изобразить интерес, хотя мне вообще не было интересно. Но старшую школу легче вынести, если есть с кем сесть на обеде.

На Брайони была рубашка без рукавов, на плече красовалась чернильная виноградная лоза, обвивавшая левую руку. Наверняка сделано было маркером, а не хной, которая дольше держится. Рисунок был куда лучше, чем боди-арт, который я видела у многих в Фиф-Ривер-Фоллз. Я тут же подумала, уж не Рейчел ли это нарисовала. У другой девочки за столом оказалась целая связка тонких маркеров. Она передала их Рейчел, пока все болтали, и та очень точно нарисовала бабочку на руке другой девочки.

Даже когда у меня были друзья, никто из них никогда не предлагал сделать мне боди-арт. А единственный раз, когда предложили, был в школе, где правила запрещали ходить с рисунками на коже на видных местах. Пришлось бы носить длинные рукава, пока чернила не сойдут. Довольно бессмысленно. Я всегда завидовала, если видела непринужденную близость между друзьями, и сегодняшний случай не был исключением.

Раздался звонок; Рейчел дорисовала пару деталей и закрыла колпачок.

– Пошли, – сказала она мне.

* * *

На МХК мы опять рисовали. Сегодня нам предложили пробовать разные материалы, и учитель расставил на нескольких столиках стаканчики с углем, сухой и масляной пастелью и цветными карандашами. Разложил везде маленькие листочки хорошей бумаги для рисования размером с открытку, чтобы мы двигались от стола к столу. Я как хвост ходила за Рейчел, а она сразу направилась к пастели и поставила перед собой открытку с колибри, чтобы рисовать с натуры.

Я была почти уверена, что кроме меня и Рейчел на этом уроке все укуренные.

– Где ты научилась так хорошо рисовать? – спросила я.

[6] Эйблизм – дискриминация людей с ограниченными возможностями, инвалидностью, хроническими заболеваниями и особенностями развития, основанная на убеждении, что обычные трудоспособные (able) люди их превосходят. Одна из самых распространенных в повседневности форм эйблизма – использование слов, обозначающих инвалидность, в качестве ругательств в сленге и разговорном языке (например: тупой, умственно отсталый, дебил, кретин, сумасшедший и т. д.).