От этого сначала становится пусто и нечем дышать, а потом – все равно. Я разворачиваюсь и иду в сторону одной из дорожек лабиринта. Мне уже все равно, что будет дальше. Мне все равно, если я никогда не найду выход. Мне все равно, потому что мой мир рухнул не тогда, когда я оказалась здесь. Мой мир рухнул после того, что я сегодня увидела.

– Ленор. Лен! – голос Люциана доносится сзади, но я не оборачиваюсь. Я даже не вздрагиваю, когда он меня догоняет, обхватывает руками, разворачивая лицом к себе. Сейчас я его почти ненавижу, потому что, если бы не он, я бы все еще колотила кулаками по непробиваемой скале Альгора, не в силах признать очевидное и неотвратимое, а теперь я это признала. Теперь я не могу это изменить.

Все потому, чтобы эти двое не поубивали друг друга!

Я сама не ожидала, но теперь с силой ударяю в его грудь.

– Хватит. Хватит! Оставь меня!

Вместо этого он плотнее прижимает меня к себе, и в следующий миг меня заполняет тепло. Знакомое золотое тепло, от которого внутри согревается даже самая крохотная, едва уловимо дрожащая часть. Миг – и золота становится больше. Прямо в длинном живом коридоре, разделяющемся множеством вариантов, и именно в нем Люциан подхватывает меня на руки, а я снова вижу те самые крылья. Призрачные, полупрозрачные, набирающие силу.

Рывок оказывается настолько неожиданным, что я невольно вцепляюсь в его плечи, а в следующее мгновение земля стремительно отдаляется. Земля отдаляется, а замок приближается, и вот уже лабиринт – это просто как начерченные внизу загогулины, которые уменьшаются, уменьшаются и уменьшаются. Мир становится необычным, замыкается вокруг нас ночью, темноту которой разрывают крылья дракона. Еще несколько взмахов – и мы оказываемся на балконе. Люциан снова стоит, но меня отпускать отказывается, плечом ударяет в тяжелую витражную дверь – и мы уже в его спальне.

Я даже не пытаюсь сопротивляться, когда он укладывает меня на кровать, а после прижимает к себе. Спиной, оплетая руками и ногами: несмотря на то, что мое платье существенно мешается, а потом тепла становится больше. Оно заполняет меня всю, вдыхает в меня жизнь, и, кажется, только из-за этого тепла я не кричу от боли и не бьюсь в его руках. Осознание никуда не делось, но сейчас оно кажется далеким, и с каждым мгновением отдаляется все больше – будто я узнала об этом не пару минут, а пару лет назад. Или пару зим.

Он переплетает мои пальцы со своими, я чувствую его дыхание на плече. Меня не клонит в сон, но правда становится легче. Настолько, что я могу дышать без колючего, раздирающего грудь клубка слез, которым не суждено пролиться. Не знаю, сколько мы так лежим, пока миг осознания не отодвигается все дальше. Дальше. И дальше. До той минуты, пока я не чувствую в себе силы повернуться в его руках.

Наткнуться на взгляд, в котором все еще пылает целительное золото.

– Легче? – спрашивает он.

– Н-нет… – это совсем не то, что я должна была сказать. Но вместо того, что я должна, из глаз текут слезы. Впервые за долгое время я реву, и слезы не просто текут из глаз, мне кажется, они текут сквозь меня, проходят сплошным потоком. На этот раз я сама прижимаюсь к нему, цепляясь пальцами за рубашку, а его губы касаются моего виска.

Это совсем не тот поцелуй, к которым я с ним привыкла, да я вообще не уверена, что это поцелуй, это что-то другое.

Осознание этого приходит уже тогда, когда слезы заканчиваются и остаются только тихие всхлипы. Его ладонь, лежащая на моей талии.

Его близость.

– Я знаю, каково это – терять близких, – говорит он, и голос его звучит глухо. – Не скажу, что это пройдет совсем. Но будет легче. Правда.

– Мама? – вырывается у меня.

Он кивает. На этот раз смотрит куда-то поверх моей головы.

– Я никогда раньше ни с кем об этом не говорил. О ней. Мне было семь, когда она умерла.

Я замираю. Люциан по-прежнему на меня не смотрит, но в его взгляде отражается слишком многое. Я не могу определить всю гамму чувств, которые смешались в постепенно меркнущем золоте магии, могу только почувствовать. Поэтому продолжаю смотреть на него, отмечая, как в комнате становится темнее. Крылья тоже постепенно тают, я вижу мерцающие за его спиной контуры, которые становятся все менее яркими, теряя насыщенность гаснущих в них искр.

– Люциан, – осторожно зову я.

Он переводит на меня взгляд. Миг – и того парня, который только что лежал рядом со мной, уже нет. На меня снова смотрит знакомый Люциан Драгон, во взгляде которого нет никаких чувств. Может показаться, что их и не было, но я сегодня увидела гораздо больше, чем за все время нашего знакомства. Не только увидела, почувствовала.

Кажется, он понимает это в точности так же, как я, потому что хмурится, а после плотно сжимает губы.

– Я намочила тебе рубашку, – говорю я, пытаясь сгладить неожиданно возникшую  неловкость.

– Не проблема.

Он поднимается, сбрасывает пиджак, расстегивает рубашку. Можно сказать, что я там не видела, но сейчас все совершенно по-другому, поэтому я отворачиваюсь. Сажусь на постели, прижимая руки к горящим, залитым слезами щекам. Кажется, мы оба сегодня позволили себе гораздо больше, чем рассчитывали.

Все-таки невольно оглядываюсь – чтобы увидеть, как раздетый по пояс Люциан скрывается в нише у дальней стены, и все, что мне остается – это рассматривать его спальню. Сейчас здесь достаточно темно, поэтому оценить я могу только размеры комнаты и обстановку. Она чем-то напоминает его спальню в Академии, с той лишь разницей, что нет портрета Фергана, и, возможно, эта комната даже больше.

Мне бы сейчас зеркало, чтобы посмотреть, какая я стала «красавица», но я вспоминаю слова Имоны о том, что макияж переживет даже проливной дождь, и решаю оставить все как есть. Взгляд невольно цепляется за небрежно сброшенную на кресло рубашку и пиджак, а в следующее мгновение уже возвращается Люциан.

– Нам надо вернуться, – говорю я.

– Хорошо бы.

Он почему-то застегнул ее на все пуговицы, что совершенно для него не свойственно, а еще – избегает смотреть на меня.

– Что-то не так?

– Все так, Ларо.

– Про Альгора…

– Не сейчас. Я не хочу сейчас о нем говорить, и ты сейчас о нем говорить не готова.

Не готова. Он прав. Но об этом нужно поговорить. Нам.

– Где твои туфли?

– Я их потеряла. В лабиринте.

– Хорошо.

Совершенно непонятно, что в этом хорошего, но Люциан накидывает пиджак, касается браслета на своей руке.

– В лабиринте остались туфли тэри Ларо. Найдите их и принесите ко мне в комнату.

Я смотрю на его общение, очевидно, со слугами, через браслет-виритт (или виритту?) и думаю о том, что еще очень многого не знаю о мире. О мире, в котором мне теперь предстоит жить.

– Он помогал мне найти Соню, – говорю я. – Софью. Мою подругу.

Все мысли о Соне, осознание, никуда не ушли, но сейчас у меня чувство, словно они под наркозом. Потому что все, что я чувствую здесь и сейчас, воспринимается совершенно иначе, а стоит подумать о Соне – эмоциональный наркоз. Должно быть, так действует целительная магия, и я сейчас искренне ей благодарна. Искренне благодарна Люциану.

– Мне очень приятно знать, что Софью тебе помогал найти он, – почти рычит Люциан, но тут же снова меняется в лице и становится отстраненно-холодным. – Ленор, как я уже сказал, сейчас не время и не место. Давай закроем эту тему до лучших времен.

Сомневаюсь, что разговор об Альгоре сочетается с «лучшими временами», но вынуждена признать: тему лучше закрыть. Люциан отходит к окну, я поднимаюсь с кровати и сажусь в кресло. Так мы и застываем, неподвижно – как раньше лежали на кровати, только теперь порознь. До тех пор, пока слуги не стучат в дверь – принесли туфли.  Я надеваю их, руки у меня уже не дрожат, но пальцы все равно срываются с ремешков. Я закусываю губу, и в этот момент Люциан опускается рядом. Легко касаясь пальцами моих щиколоток, застегивает сначала один, затем второй.

После чего поднимается и протягивает мне руку.

Мы возвращаемся к двери через короткий портал – так быстрее, едва оказываемся под перехлестьем взглядов, он произносит:

– Ленор переволновалась, решила подышать воздухом и заблудилась в лабиринте. К счастью, сейчас все хорошо.

Люциан отодвигает для меня стул, мы занимаем свои места. Я по-прежнему чувствую на себе взгляд Валентайна Альгора, но его для меня больше не существует. Пусть я не успела сказать об этом Люциану, для меня достаточно того, что я успела сказать об этом ему.

Глава 36

Люциан Драгон

Этот лозантиров ужин грозил растянуться до бесконечности, но, к счастью, он все-таки закончился. Сколько раз – бессчетное количество раз – он сжимал кулаки под столом, чтобы не наброситься на Альгора прямо сейчас. Когда тот смотрел на нее так, как смотрел. Темным взглядом, полным совершенно не свойственного потусторонним тварям жара. Надо было родиться совсем слепым, чтобы этого не замечать – или слепым, или глупым.

Она на него не смотрела. Она вообще смотрела исключительно в тарелку, или на отца, когда того требовал этикет. А ведь с ней было еще сложнее: начиная с той самой минуты, когда он прижимал ее к себе на постели, когда шептал слова утешения вместо того, чтобы с рычанием вытрясти из нее всю правду. Что ее связывает с Альгором? Что, если не секс? Или темная магия.

Ее родители были связаны с темной магией, они чуть не убили Керуана, когда заряженный черной мощью артефакт почти досуха выпил его силы. При мысли об этом Люциану хотелось убивать. Потому что и в первом, и во втором случае между ними все будет кончено. Потому что ни измену, ни темную магию он не сможет принять.

Никогда.

Порой ему отчаянно хотелось просто вскочить из-за стола, выдернуть ее, спросить прямо:

– Что? – но он вспоминал сначала про ее потерю. Потом про отца. И именно это заставляло его оставаться на месте.

Сейчас не время для выяснения отношений.

Эти мысли преследовали его снова и снова. По кругу. Поэтому вечер, который мог стать в его жизни одним из лучших – рядом с ней, сейчас превратился в самую настоящую пытку. Поэтому он едва дотерпел до его завершения, а после, когда пришло время прощаться и провожать, первым поднялся из-за стола. По этикету первым должен был подняться отец, следом за ним Сезар, но сегодня ему было не до соблюдения этикетов. Отец повернулся к нему, но Люциану было плевать, тот и так весь вечер его изучал. Потому что любой дракон в обороте всегда чувствует, улавливает мельчайшие оттенки эмоций, особенно если они напитаны магией.

На это ему тоже было плевать: объясняться он не обязан. Перед ним никто не объяснялся, когда просто-напросто принял драконью форму, оставив его наедине с темным братцем и орущим младенцем, до которого никому не было дела.

– Я вас провожу, – прокомментировал свои действия, подавая руку Ленор.

Она взглянула на него – вопросительно, внимательно, как никогда. Как-то так, как ему всегда хотелось, чтобы она на него смотрела, но сейчас это вызвало только новую вспышку ярости пополам с раздражением. Снова и снова приходилось гасить в себе воспоминания, когда Ленор, его Ленор, колотила кулаками по груди Альгора, а он прижимал ее к себе. Что у них там было до, он не видел. Возможно, и к лучшему.

– Похоже, мои дети сегодня в ударе, – зазвенел голосом отца кристал.

Ферган вырос над столом, заполняя собой пространство.

– Благодарю за то, что стали моими гостями, архимаг. Тэри Ларо. Тэрн Ларо.