Вот такая вот у меня подруга! Ну, как она дожила почти до тридцати лет и ее никто не убил? А Ирка опять закурила, с наслаждением затянулась и протянула:

– Хотя, не думаю. Ты говорила, он богат? Значит, и член можно побольше приклепать, и импотенцию вылечить. Ищи недостатки, Казакова. Чем идеальнее мужчина, тем опаснее с ним связываться. Может, он гомик?

– Все, Ир, я пойду.

– Может, у него вместо руки протез? – сладострастно продолжала Ирка. – Или вместо ноги. Какая там у него травма была, я забыла.

– Ага, Ир, Праворукий Левоног!

– А ты не юродствуй, Казакова, не юродствуй.

– А кто, блин, юродствует?

– Кстати, а что там за черепаха?

– Это название такое. Его ресторан. Я хотела посмотреть. Он недавно открылся.

– А он не приглашал?

– Приглашал. Просто очень хочется. Пойдем, сходим, а? Возьми Емельянова, посидим.

– Сходим, Казакова, обязательно, я позвоню, когда буду свободна. А нафига тебе Емельянов?

– Так, за компанию.

– Хрен ему, а не ресторан. Кстати, надо ему позвонить. Пусть-ка припирается. А ты позвони Петракову. Ты потрахайся, полегчает.

Мне полегчало гораздо раньше, когда я ушла от Ирки. Феерическая женщина! И ведь люблю же я ее! И с Емельяновым у них все в порядке, похоже. А еще Ирка всегда права. Ну, почти. Я села в машину, вздохнула, выудила из недр сумки телефон и позвонила Петракову.

– У аппарата, – ответил Петраков. Ему бы все поидиотничать. А раньше мне это нравилось.

– Лева, ты ко мне, или я к тебе? – с придыханием спросила я.

– А че случилось? Потрахаться захотелось, Казакова?

Я уронила телефон. Просто триллер какой-то! Они, оказывается, с Иркой одинаково разговаривают. Я представила, как в постели меня ждет Ирка: высокая, крупная, черные волосы каре, черные и циничные глаза, крупная родинка над губой, с дамской сигаретой в пухлых, маленьких пальцах, и все мои желания прошли. Вообще все. Я подняла мобильный с коврика для ног.

– Лева, жду тебя завтра.

– Ладно, приеду, раз уж тебе так приспичило. Могу и сегодня. Давай сегодня, вдруг завтра не смогу?

Я подумала, что вполне успею прийти в себя, пока Петраков ко мне едет. Выпью вина, приму ванну.

– Ну, хорошо…

Петраков довольно хрюкнул в трубку.

– Ну, жди, бэйба.

И вот к нему я, значит, по убеждению Ирки, должна бежать, роняя тапки?

И когда приехал Петраков, ничего у меня не получилось. То есть, все было и Петраков был доволен, но я – нет. Мне все время хотелось чего-то большего, мне бы хотелось поярче чувств, а все было, как обычно. Даже хуже. Как-то слишком быстро. Ну, хоть и на этом спасибо… Самое главное, что потом я сразу уснула. Сон был крепкий, без сновидений, и мне не виделись пластмассовые куклы…

Глава 5

Еле дождалась четверга! Сегодня практическая лекция у философского курса. И сегодня я увижу Севастьянова. Нельзя сказать, что я все дни напролет о нем думала, но с Петраковым у меня как-то не клеилось, а ведь раньше все было нормально. То есть, все было, как и раньше, но меня это уже не удовлетворяло. Хотелось страстей. Одно радовало: я не видела сны. Или не помнила их…

Сегодня я ехала в институт в паршивом настроении. К тому же, когда захотелось покурить, я обнаружила, что забыла сигареты. Я оставила машину на стоянке и зашла в магазин. Когда я расплачивалась у кассы, меня окликнули:

– Эльга Сергеевна!

Я обернулась. Это была Сусанна, преподаватель психологии.

– Здравствуйте, Сусанна Андреевна.

– Ой, какая я вам Андреевна, в самом деле, просто Сусанна.

– Тогда просто Эльга.

– Интересное у вас имя.

И это мне говорит женщина по имени Сусанна!

– Эльга, Эльга, а как сокращенно?

– Эля.

– Да что вы говорите? Ну и выдумщики были ваши родители. Как и мои. – И она звонко рассмеялась.

К сожалению, мои родители тут ни при чем. Имя мне дала бабушка. Потом она мне объясняла: «Это чтобы у тебя судьба была ни на чью не похожа». Бабушка постаралась. Ей это удалось.

Сусанна мне нравилась. Маленькая брюнеточка с черными раскосыми глазами, веселая, искренняя, еще моложе меня, – кажется, ей двадцать шесть.

– Ну что, Эльга, двигаем в институт? О, кстати, что это у тебя с ногой? – Перешла она на «ты».

Меня слегка замутило.

– Что? – выдавила я из себя.

– Ну, ты в туфлях, – правильно, тепло еще, – тараторила Сусанна. – Смотрю, а лодыжки у тебя разные. Одна тонкая, другая какая-то…

– Перелом, – ответила я, преодолевая тошноту.

Сусанна взглянула на меня.

– Я дура, да? – вдруг спросила она. – Лезу, куда не надо. Прости.

Я улыбнулась. Мне стало легче.

– Все спрашивают. Я привыкла. Это давняя история. Быльем поросла.

– Пешком? – тут же сменила тему Сусанна. – На автобусе? На такси? На вертолете? – Сусанна рассмеялась.

– Я на машине.

– О, у тебя машина? Вот почему ты в туфлях рассекаешь, я все же в ботинки уже влезла. Мужняя? – Не останавливалась Сусанна. Феноменальная болтунья! Но тошнота отступила.

– Своя.

– Хорошо живешь! – воскликнула Сусанна, впрочем, совсем без зависти.

Мы сели в машину.

– Значит, ты замужем. Как с мужем-то? Вроде как замужем, а сама себе машины покупаешь, – спросила Сусанна, когда мы уже отъехали со стоянки.

– Мы с Петраковым вместе много лет, но не расписаны, мы даже не живем вместе. То я у него, то он у меня. Так что я вполне самостоятельна. А на машину накопила, потому что деньги тратить не на кого.

Вообще-то эта машина – наследство моего отца. Но я никому не рассказываю. Начнут расспрашивать. А я не хочу говорить об отце. И вообще о детстве и юности.

– Жалеешь? – спросила Сусанна, видимо, имея в виду непутевость моего спутника жизни.

– О чем? Есть мужик, и ладно.

– Нет, неладно это. Не то. Хочешь, карты раскину?

Я чуть не въехала в баннер.

– Что?

– Тебе секрет открою, знаю, никому не растреплешь, – зашептала Сусанна на цыганский манер. – Салон у меня есть, магии, я там хозяйка.

Я резко затормозила.

– Убить нас хочешь? – перенимая речь Сусанны, вскрикнула я. – Говори все толком, никуда не поеду! Салон у тебя есть? А машины у тебя нет?

– И машина будет, и квартира, полная чаша, и муж с сыном, тебе помочь хочу.

– Слушай, Сусанна, хватит так говорить.

– Как? Цыганка я. Так и говорю.

– Сусанна, ты сейчас вылетишь из моей машины.

– Цыгане тебе не нравятся?

– Мне не нравится, что ты карты мне раскинуть хочешь, – снова заговорила я на цыганский манер. – Видела меня в институте, беду чуяла?

Сусанна звонко рассмеялась.

– Смешная ты. Хорошая. Просто предлагаю. Не хочешь – не надо. Поехали.

– Не поеду. В столб врежусь.

– Не судьба это, не бойся.

– Слушай, Сусанна, прекращай это, – жалобно попросила я. – Зачем же ты в институте работаешь?

– А где же еще? Мужа хочу себе найти умного. Да и салон у меня пока маленький, квартиру я под салон снимаю. И вообще, я свои цыганские корни скрываю. Поехали.

Я осторожно тронула машину.

– Неужели ты чистокровная цыганка? – спросила я, не отрывая взгляд от дороги.

– Прабабка моя цыганкой была, бабку мою многому научила, а бабка – меня, вот так. Я поэтому и на психолога выучилась. Чтобы салон процветал, психологию обязательно знать нужно.

– Значит, ты седьмой воды на киселе цыганка, а притворяешься чистокровной, – выдохнула я. – Впечатление производишь?

– Так помогает же! – Сусанна расхохоталась. – Только не вру я. Много чего умею, приходи в салон, поколдую.

– Я подумаю.

– Знаю, придешь ты. – Сусанна протянула мне свою визитку. – Захочешь, звони.

– Хорошо. От вас, цыган, все равно не отвяжешься, – развеселилась я, убирая визитку в бардачок. – А почему именно я? Такая дура на вид? Или другим ты тоже свои визитки раздаешь, чтобы салон процветал?

– Потому что своя ты, в доску. И шутки твои не обидные.

Я закурила.

– Что за проблемы у тебя, Эльга? По лицу вижу.

– Нет, просто… в «Черепахе» вчера была, – брякнула я. Проверю цыганку.

– Правда? – оживилась Сусанна. – А ты знаешь, что этот ресторан принадлежит студенту Севастьянову? Такой хороший парень! Очень умный.

– Нравится тебе?

– Да, хороший юноша. Повезет кому-то. Но ему же молоденькую надо… если ты про это спрашиваешь.

– Не про это! – испугалась я. – Просто…

– Я люблю, чтобы мужчина старше был, надежнее так. И черноволосых я люблю, гены сказываются.

– Никакая ты не цыганка, просто актриса.

– Вот и приехали, блин! – Сусанна открыла дверцу. – Счастливо тебе!

– И тебе тоже.

И ведь как назло, у пятого курса лекция была первой. Вернее, не лекция, а практическое занятие. Я опоздала в аудиторию на пять минут, причем сделала это специально. Я открыла дверь, вошла… и сразу увидела Севастьянова. Сердце забилось где-то в горле. Но надо успокоиться.

– Здравствуйте… Ну, мои дорогие, хочу начать с проверки ваших транскрипций. Тетради на стол. А я просмотрю и скажу оценки.

И я стала просматривать тетради. Меня всегда очень интересовало, что именно будут транскрибировать студенты. Тогда они раскрываются и я могу судить, кто из них кто. Поэтому я всегда даю свободу выбора, а не определенные тексты. Я и транскрипцию проверяю, и как бы знакомлюсь с самим человеком. И с каждым новым текстом я еще больше узнаю человека. Недаром есть слова: «Скажи мне, что ты любишь и я скажу, кто ты».

– Рыжова? (Лермонтов. Среднестатистическая девушка. Либо это было первое, что попалось под руку). Хорошо. Хлевченко? (Пушкин. Традиционно. И всегда, опять же, под рукою). Это неуд… Крылов? (Маяковский. Вероятно, боевой, прямой, самоуверенный). Хорошо. Гусева? (Ахматова. Романтичная, любит то, что красиво. Утонченная, словом, барышня). Удовлетворительно. Сервинцева? (Цветаева. Истеричная, несдержанная). Неуд. Касьянова? (Есенин. Романтичная, нежная, мечтательная, но и страстная, душа нараспашку). Хорошо. Севастьянов…

Я быстро побежала глазами по строчкам.

«…Кто это блистающая, как заря,
прекрасная, как луна,
светлая, как солнце,
грозная, как полки со знаменами?..
О, как ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!..
…О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая!
Округление бедр твоих как ожерелье,
дело рук искусного художника…
…Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная,
твоею миловидностью!
Этот стан твой похож на пальму,
и груди твои на виноградные кисти.
Подумал я: влез бы я на пальму,
ухватился бы за ветви ее;
и груди твои были бы вместо кистей винограда»…

Ни одной ошибки.

Я выронила тетрадь из рук и покраснела. Песня песней Соломона… Оригинальный, неоднозначный, образованный, интересный мальчик. И наглый. Если бы он просто написал несколько строк, но по порядку, как это и есть у Соломона, но, похоже, Севастьянов специально выбирал строки, как бы обращаясь ко мне.

И самое невероятное – это точное попадание в цель. В мою Ахиллесову пяту. В мое прошлое. С расчетом на будущее…

Неужели Севастьянов тоже любит Соломона? Или просто это был выбор, чтобы сразить меня наповал? Второе вероятнее. И сражена ли я? О, да, сражена.

Я посмотрела на Севастьянова. Я уже успела внушить себе за несколько дней, что он – это просто моя блажь. И вдруг такой сокрушительный разгром!

– Севастьянов, – повторила я для аудитории, – Отлично.

А вообще мне никогда не транскрибировали что-либо из Библии. Студенты транскрибировали Маяковского, Есенина, Ахматову, и это те, которые старались мне понравиться, потому как я проговорилась, что люблю Маяковского, Есенина и Ахматову… Попадался и гимн России, и частушки, и песня «Зайка моя»… но Севастьянов…