Волчина позорный (страница 52)
Короче если говорить коротко и упрощенно, то картечь – это сами поражающие элементы, крупные, конечно, но вылетающие непосредственно из ствола, а шрапнель – это поражающие элементы, которые доставляются отдельным снарядом до необходимого места, где он и разрывается. Разорвётся и разбрасывает отдельные игольчатые или любые остроконечные металлические штуковины на десятки метров во все стороны. В артиллерии шрапнель есть. Старая придумка сэра Шрапнэла. А для простого ружья такой патрон даже двенадцатого калибра не сделаешь. Потому в ружьях – только картечь. Но убойная сила и разброс шаров-пуль тоже большой. Очень опасная вещь. Промахнуться картечью сложно, да и раны от неё страшные и всегда смертельные.
– А многие охотники любят картечь? – озадаченно спросил Шура. До сих пор все ему говорили, что убийца стреляет в дверь шрапнелью.
– В Кустанае примерно сорок восемь-пятьдесят городских охотников её берут. Из области, из деревень приезжают за такими патронами человек двадцать, – Алексей Михайлович листал журнал. – Тут всё записано. Кто купил, когда и сколько, и какие именно патроны: с тремя большими шарами или с десятком шариков поменьше диаметром. Я вам сейчас скопирую нужное. У нас свой аппарат «Эра». Официально разрешенный и зарегистрированный. Будет у вас самая полная информация. А что случилось? Почему ищете любителей картечи?
– Да появился в городе «охотник за головами», – Шура покачал головой.– Стреляет через закрытую дверь на вопрос «кто там?». В голову. Жертвы ни с ним, ни между собой ничем, по сегодняшним данным, не связаны. Но так не бывает. Если человек на учёте в психдиспансере, он у вас ничего не купит. Вы же справку оттуда запрашиваете?
– Обязательно, – улыбнулся директор. – Если на учёте состоит, так ему и пишут. А не состоит – тоже пишут. Мы строго всё проверяем. Оружие у психически больного – это страшно.
Шура дождался копий, пожал всем руки и поехал в кабинет изучать списки. Кого только ни было среди любителей стрелять в крупных животных. Малович сильно удивился, когда отдельно выписал людей, представителей очень добрых профессий. Девять врачей, восемнадцать мужчин-учителей, руководитель танцевального коллектива, писатель, заведующий детским садом и одиннадцать студентов педагогического института, будущих преподавателей истории, философии, физики и иностранных языков. Ну, кроме них директора совхозов были. К числу «добрых» их должности не относились. Тринадцать мужиков в возрасте около пятидесяти лет и старше, шофёры ещё, шестнадцать человек, два милиционера, которых Малович знал и ещё девять строителей. Ну, и егеря с лесниками, конечно.
Вот всю эту бригаду надо было отловить и поодиночке с каждым поболтать про охоту и картечь. Потому как все остальные три тысячи семьсот шестьдесят два покупателя патроны брали стандартные – обычную дробь, чаше всего третьего номера. На зайца, уток, фазанов и перепёлок.
Неделю Александр Павлович встречался с людьми из списка, расспрашивал о том, где охотятся, с кем ездят, привозят ли добычу домой и смогут ли в семьях подтвердить, что глава часто радует их мясом кабанов или разных антилоп, коих в степях очень много. Шестнадцатого августа он съездил к последнему любителю картечи, врачу-дантисту Березину и понял, что КПД всей работы, которую он провернул быстро и грамотно, ниже, чем у старого паровоза. Подозрений не вызвал никто.
Интуиция Маловича молчала, как партизан на допросе. Не почуял он преступника среди людей из списка. Это ввело его в оторопь и ступор. Не делает же убийца картечные патроны сам. Дома! Тут мастером надо быть. А стрелок по дверям явно им не был. У него была цель – убрать определённых людей, а не стать специалистом по набиванию довольно сложных патронов. Вряд ли он делал их сам. Тогда где брал? В магазине – точно не покупал. За всё время встреч с охотниками ничто в душе майора не ёкнуло, ничто не насторожило.
Надо было через общество охотников и рыболовов узнать, сколько в городе умельцев, набивающих картечные патроны на продажу или для себя. Шура приехал к председателю общества, которого пришлось пугать. Не хотел он ничего рассказывать.
– А если я выясню, что вы выписываете охотничьи билеты без справок из психдиспансера? – спросил он дружелюбно Валерия Антоновича Агапова, председателя. – Вот Игнатенко Виктор так у вас получил билет и путёвку на отстрел сайги. Сайгу ведь нельзя отстреливать, это раз. Во-вторых, одного Игнатенко мне хватит, чтобы вас привлечь как нарушителя закона.
– Я не помню никакого Игнатенко, – задумался председатель. – Да и вообще у меня семь тысяч охотников в обществе. Всех упомнишь?
– Я говорю – одного достаточно будет. Мы завтра с ним приедем и он подтвердит устно и письменно, что вы у него справку из диспансера не брали. А сделали билет вообще без справок за пятьдесят рублей. Бумагу его я себе заберу и с ней к вам придёт наш следователь. Посидит у вас недельку и много чего накопает. А Игнатенко, вам для воспоминаний на досуге, утром пришел с просьбой, а в обед уже имел охотничий билет. Заплатил полтинник. Так он напишет. Пятьдесят рублей – это уже крупная взятка. Возбудим дело. Вам надо это? – Шура смотрел на председателя прямо и строго.
– Ладно. Не надо возбуждать, – Валерий Антонович расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу и закурил. – Пишите. Хрященко Иван набивает патроны на продажу. Улица Герцена, дом семь, квартира тридцать три. Половцев Андрей Иваныч набивает картечь и продаёт. Мы не запрещаем. Всё под нашим контролем и с нашим разрешением. Ещё есть Замков Игорь Сергеевич. Мастер. Он и оружие делает. Регистрирует у нас номера и продаёт. Хорошие двустволки изготавливает. Не хуже Тульских. Разрешение от нас имеет и отчёты сдаёт раз в квартал. Он и патроны набивает, естественно. И они лучше магазинных. Вот вам на бумаге их адреса.
– Вы аккуратней работайте, – Шура поднялся и на выходе напомнил: – Неучтенное оружие и боеприпасы могут вас лично и всю организацию очень больно укусить. А взятки – тем более. Я уже сказал, что и одного факта хватит. А он у меня уже есть. Надо будет – ещё найду. Верите?
– Верю, – потупился Агапов и Шура вышел, не прощаясь. Он догадывался, что в обществе охотников мухлюют и взятки берут за билеты да разрешения на отстрел не в сезон. Но сейчас это его не могло заставить отвлечься от поисков стрелка.
Пошел сразу к Мастеру. К Замкову. И вспомнил Игорь Сергеевич, пожилой мужик, бывший слесарь на механическом заводе, а на пенсии – изготовитель ружей и патронов, которые стоили дешевле, чем в «Иже», но ценились охотниками больше. Вспомнил он мужичка тридцатилетнего, странного на вид и поведением. Справку из диспансера он имел. В ней было сказано, что Таран Олег Алексеевич на учёте не состоит.
Паспорт мастер тоже просмотрел на предмет наличия судимости. Не было такого штампика. Но Олег вёл себя странно и выглядел так же. Побритый наголо, в сером комбинезоне, какие носят крановщики подъёмных кранов и промышленные сантехники, работающие в канализациях. Он говорил быстро и не очень членораздельно. Объяснил несвязную речь тем, что в детстве переболел менингитом. Он курил дешевые сигареты «Архар», но одеколонился французским парфюмом. Так решил Мастер. Запахи советских одеколонов он знал все. Сам имел коллекцию от «Русского леса» и «Шипра» до знаменитого одеколона «Саша».
– Вот он берёт у меня картечь. По десять патронов в месяц. – Вспомнил Игорь Сергеевич. – Спрашиваю, где охотится. Так он говорит, что в разных местах. Ходит на лося в основном, так говорит. А где тут поблизости лоси? В Сибири, да на Урале. Но он туда точно не ездит. Я спрашивал, где в Сибири или на Урале стреляет, так он ни одного населённого пункта из тех мест назвать не смог. Ни хрена не понимает в охоте этот Таран.
Но патроны-то берёт. И двустволку я ему делал лично. Попросил он, чтобы я выбил на ружье номер один. Я выбил. Сдал отчёт в «Охотсоюз». Но там «номер один» числился за председателем облсовпрофа. Начальник общества охотников плюнул, выругался, но сказал, что хрен с ним, с Тараном этим. Председатель облсовпрофа всё одно про дубликат номера никак не узнает. А я и по виду, и по манере говорить со специалистом, таким как я, например, понял сразу, что вообще не охотник он. По бутылкам, небось, лупит картечью, придурок. Есть такие. Купит ружьё и стреляет по банкам пустым в степи.
– Адрес в паспорте видели? Прописка какая у Тарана? – как бы с неохотой спросил Малович.
– Пролетарская улица, а дом… Дом этот, как же там написано…А! Семьдесят два, вроде. Или восемьдесят два. Но два в конце точно. Квартиры нет. Значит, свой дом.
– Ну, спасибо. Просветили вы меня, – пожал ему руку Шура и поехал на Пролетарскую, семьдесят два. Во дворе сидела на скамейке пожилая женщина в ситцевом платье с полосками и вязала шерстяной шарф.
– Да, Олежка мой сын, – довольно сказала она, не отрываясь от спиц. – Сейчас он на работе. Он сторожем работает в гастрономе «Спутник» возле железобетонного завода. Сегодня у него смена до трёх.
– А на охоту он куда ездит? – мягко и ласково спросил Малович.– Я бы хотел с ним поездить. Товарищ посоветовал. Говорит, он везучий охотник, Олег ваш.
– Меня тётя Наташа зовут,– сказала женщина и засмеялась. – Да врут они вам, товарищи ваши. Ни разу с охоты даже утёнка не принёс. Чего ездит? Да он и охотиться-то начал месяца три назад. До этого и ружья в руках не держал.
– А что за ружьё у него? Что за патроны? – лениво поинтересовался Александр Павлович.
– А вот этого я не знаю, – глянула, наконец, тётя Наташа на Маловича. – Он их не дома хранит. На работе. Там сейф ему дали специальный для оружия. Так у него как раз смена до трёх. Сейчас уже и придёт. Вы дождитесь. Он сам лучше всё расскажет.
В половине четвёртого появился сам Олег.
– А кто вы? – он протянул руку, но слова «здравствуйте» не сказал.
Шура показал удостоверение, которое никакого воздействия на Тарана не произвело.
– И чё? – спросил он равнодушно. – Я что-нибудь нарушил?
– Регистрацию оружия проверяем. Плановое мероприятие. Мне шестьдесят человек надо обойти. Кому-то сто, некоторым полегче работа выпала – тридцать охотников проверить, – Шура держал руку Олежки и не отпускал.– Документы на оружие предъявите и охотничий билет.
Таран аккуратно выдернул руку из большой пятерни Маловича, сказал «сейчас» и скрылся в доме. Через пару минут вынес коробку от фотоаппарата «Смена» и открыл. Шура внимательно изучил всякие разрешения, лицензии и даже талоны, а ещё личные расписки мастера Замкова Игоря Сергеевича на изготовление ружья и на набивку каждой партии картечных патронов.
– Это привычка у меня. Я все документы храню, – Олег сам перебрал все бумажки, вынутые из коробки. – Вчера насос купил для велосипеда, так чек дома в папке лежит. Не знаю. Отец приучил, царство ему небесное. Он сам всё сохранял. А что! Меня, например, эта странность моя сколько раз от проблем с торговлей и с вами, милиционерами, спасала! А что конкретно вы проверяете?
– Наличие оружия в исправном состоянии, документы на него и на покупку патронов, а так же проверяем пригодность и безопасность патронов самих, – Шура почему-то уже начал склоняться к мысли, что Таран и есть тот самый стрелок. Что-то подсказывало. – Ну и где вы, Олег, охотитесь? В степи, в лесу?
Я животных не могу убивать, – Таран смотрел себе под ноги. – Стреляю по банкам. Набираю их в городе. Разные ищу. Большие и совсем маленькие. Стреляю за Тоболом. Три километра отсюда. Там овраг глубокий. Из него вверх ни одна картечина не вылетит. Безопасно.
– Двадцать восьмое августа у вас свободно? Хочу с вами пострелять. Давно не палил картечью, – Шура наклонил голову, улыбался, ответа ждал.
Таран поднял глаза к небу и стал губами шевелить. Вспоминал и подсчитывал.
– Двадцать седьмого я в ночь дежурю, двадцать восьмого дома весь день, двадцать девятого с трёх дня до восьми. В любой из этих дней можем пострелять. У меня всё в сейфе на работе. Мне директор сейф дал старый. Ружьё спокойно входит.