чувствовал себя так же отвратительно, как ребёнок, которому обещали папа с мамой подарить за хорошую учёбу велосипед «ЗиФ», а купили только тёплые носки и книжку «Сказки народов Африки». Умом-то он понимал, что по закону обошлись с психически больным Толей Спицыным верно, но душа приговор не принимала. Маньяк обязан был хлебнуть единственным глотком океан горя и исчезнуть из жизни от пули в затылок, намазанный зелёнкой в подвале тюрьмы. И это разногласие между законом и справедливостью разорвало в нём все чувственные струны. Месяц и неделю, считай, он почти не ел, не пил и не ездил во Владимировку к отцу с матерью, чтобы отвлечься, выпить с батей первача и полежать в предбаннике после парной под связкой душистых берёзовых веников. Душа его болела, а плоть сжалась и онемела. Не чувствовала ни ветра плоть, ни солнца, ни ласковых рук Зины, ни домашнего уюта вообще.

– Маловича надо вынимать из прострации, – уже в конце декабря дошло до командира Лысенко. – Иначе Шура отупеет, начнет мычать и пойдёт пастись на снежные луга за речкой как бык, которого не волнуют даже молоденькие тёлки в стаде. Ему бы только лежалую траву выкопать из – под наста. Вот и вся радость.

Он позвал Шуру свежим предновогодним утром в свой кабинет и закинул удочку на самое рыбное место.

– Александр Павлович, – сказал он небрежно и пробросом. – Давай совет свой. Один не могу сообразить. Тут дело одно новое. Запутанное, блин, как сама жизнь. И убийство, и кража драгоценностей, да еще и замаскированные под бытовые разборки. А на самом деле – очень редкий для наших краёв вид разбойного бандитизма. Вот и думаю – Ляхову его отдать или Кравченко?

Отдам Ляхову. Как думаешь?

Шура с каменным лицом глядел за окно на лысую ветку, в которой не было ничего, что могло бы глаз порадовать.

– Ляхов завалит дело, – медленно и без выражения произнёс майор. – Кравченко через неделю в «глухари» его скинет. Да и Тихонов не потянет. Мозгов не хватит. Танька Романова, зараза, все мозги ему вынесла.

– Да и ты сейчас не потянешь, – Лысенко сел что-то писать в блокнот. – Нет у тебя уж больше нюха волчары и его же злости. Ослаб ты, Шура, характером мужественным. Такой пустяк пустячный задавил в тебе настоящего волчину легавого.

– Чё за дело? – не расслабляя мускулатуры лица и нехотя откликнулся Малович. Он пялился на дерево, не отрывал тяжелый взор свой от ветки, которая от такого давления уже приготовилась обломиться.

– Да тебе невозможно будет его разматывать, – хитрый был командир Лысенко. – Тебя вроде бы как и нет в природе. Очертания твои вижу, а тебя как Шуру Маловича не чую в своём кабинете.

– Чё, говорю, за преступление? – Александр Павлович со скрипом шеи перенёс грустный взгляд на Лысенко. – Что там такого, чего мне ещё рановато поручать?

– Да без одной детальки маленькой вообще ерунда, – Лысенко произнёс это равнодушно и тускло. – Сегодня дежурный сводку принёс. Часа три назад ему позвонили жильцы дома номер четыре с улицы Мира. Женщину убили дома в восемь утра сегодня. Забрали все ценные вещицы. Золотое всё, серебряное, деньги из шкафа между простынями, три старинных иконы. Итого на общую сумму двадцать девять тысяч рублей. А иконы неизвестно сколько стоят. Но побольше, чем все цацки.

– А деталька – это что? Всё сама продала, деньги пропила и ножом себя по горлу?

– Нет, Шура. Муж убил. И всё спёр, – командир посмотрел на Маловича. В глазах майора блеснул тоненьким лучом тот интерес к событию, какой всегда был.

– Чё за муж такой дикий? – Шура сел на стул и покрутил на командирском столе пепельницу.– Он мог по одной цепочке или брошке за три месяца всё пропить. Она бы и не заметила. Похоже, «цацек» у покойной много было.

– У неё наследство богатое от родителей и дедов с прадедами. Так соседи сказали,– голосом сказочника продолжил подполковник.– Хотя и не утверждали наверняка. Тётка сама заведующей базой «горкоопторга» работала. Могла и приворовывать. Но дело не в тётке, а в том, что её грохнул муж, всё это сложил в мешок и смылся в неизвестном направлении. Короче – загадочное преступление.

– Я возьму,– Шура поднялся, – А то из-за этого маньяка тоже крыша съедет и уложат меня в простой дурдом, не специальный. И через год стану я заколотым аминазином дураком, которого даже на охрану ворот МВД не примут.

– Ты сперва подумай, – не успокаивался Лысенко.– Может не отпустит тебя твоя оторопь да грусть-тоска. Тогда ты ошибёшься и какого-нибудь невинного соседа под «вышак» подгонишь. А?

– Адрес давайте и пишите разнарядку на меня, – сказал Малович и его на глазах командира вроде кто незаметно подменил. Стоял перед ним прежний бравый Шура с горящими от желания глазами и ожиданием опасных приключений, отразившимся на всём его хищном лице «волчины позорного».

Через полчаса он уже был в адресе. По квартире ползали криминалисты и фотограф, который снимал труп и квартиру со ста разных ракурсов. Труповозы угрюмо ждали и курили папиросы «Север» прямо на кухне.

Следователь Зимин писал протокол свидетельских показаний. Воспоминания соседей, знавших, как и когда убили Репнину Валентину. Набралось их семь человек с двух этажей. Они и крики слышали, и стук тела о стену, видели как муж убегал из квартиры. В восемь двадцать. Это уже самые пристальные подсмотрели в дверные стеклянные глазки.

– Ну, тут ясно всё как небо после грозы, – старший группы криминалистов что-то крикнул своим и они, все четверо, ушли, унося чемоданчики с реактивами, клейкой плёнкой и вещдоками. Им было ясно, что есть главное – отпечатки пальцев повсюду, окурки «ТУ-134» и ботинки, которые мужик не успел забрать. А ботинки не простые были. Такие альпинисты носят в горах, по скалам лазают. А в окрестностях Кустаная даже пятиметровых холмиков не было. И ботинок таких в городе не продавали. Значит, не местный был убийца. Это, кстати, и следователь отдельно себе записал.

Шура взял под локоть толстую говорливую тётку-соседку, которая не успевала закрыть рот, как тут же вспоминала дополнительные подробности.

– А ссора во сколько началась? – спросил Малович. – У вас с убитой одна стенка общая, да?

– Ну. Так откуда вы знаете? – изумилась тётка.

– А в протоколе следователя подглядел. И фамилию вашу знаю. Тищенко Мария Николаевна из пятой квартиры.

– Тётя Маруся замолкла и приоткрыла рот.

– А все прошлые годы они так же ссорились и дрались? Муж, наверное, пил как слон на водопое? Только водку или «бормотуху». Да?

– Тьфу ты, пропасть! – очнулась Тищенко Мария.– Какой к чёртовой матери он ей муж?! Пришлый он. Они и не расписывались. Жил у неё приживалой месяца два, не больше. Вроде обещал ей, что женится. Как только прикипят, приспособятся друг к дружке. Ей сорок, ему тоже где то так же. Не молодежь безголовая. Присмотреться сперва – главное. А вдруг характеры не смогут соединиться!

Муж её, с которым восемнадцать лет прожили, раком занемог да и похоронили его весной. Вдовая она была, Валька-то, на момент нового знакомства с Артуром Романовичем. Поплавский он по паспорту. Валя рассказывала. В кино они познакомились. Она сама мне описала картинку. Стою, говорит, в очереди за билетом, а тут он сбоку прилипает и говорит, что таким красивым женщинам не положено киснуть в толпе. Пошел и внаглую, через чьи-то головы купил два билета. Потом, говорит, сводил в ресторан и домой проводил. Она его позвала чаю попить на ночь. Он вроде как пошел. Да и остался, прижился.

– А как он её обхаживал, хоть уже и жил с ней! – примкнула к разговору другая соседка, помоложе. – Каждый день цветы вечером приносил, торты, шампанское и безделушки всякие. Даже кольца, серьги, кулоны из золота. Валька, земля ей пухом, сама хвасталась.

– Но мужик был не нашенский. – Подошел сосед. Муж Марии Николаевны. – Не простой был хмырёк. С нами, соседями, не якшался, грамульки вместе не выпили. И скользкий какой-то. Говорит вроде правду, а я, к примеру, чувствую, что врёт. И кем работает – не сказал. И женат – не женат, молчок. Может с Валькой просто жене изменщиком был. Да не похоже. Два месяца у любовницы жить – ни один гулящий ходок не будет. Факт. Он не женатый жил на момент когда схлестнулся с Валюхой. Я чувствую. А вот развелся, овдовел или холостячил до сорока лет – даже покойница не знала, не то, чтоб мы все с площадки. Что-то тут не так в её смерти. Попомните, товарищ милиционер, когда его поймаете.

Шура сел рядом со следаком Костей Зиминым.

– Ты опись сделал, Костя? Что унёс мужик?

– Сестра её младшая только ушла перед тобой. Не могу, говорит, долго рядом с Валькой мёртвой находиться. Да и похороны готовить надо. Ну, она за полчаса всю квартиру облазила. Знала – где у сестры что лежит. Ну, вот список. Перепиши себе. Искать убийцу и вещи ты ведь будешь. Я в рапорте отдам вам в отдел заключение только послезавтра. Нет. Новый год же. Первого не работаю. Второго января занесу. А чего ждать? Переписывай прямо тут.

– Перечень вещей – прямо как прейскурант товаров в универмаге, – хмыкнул Малович. – Одних перстней с камнями полудрагоценными и драгоценными – восемнадцать. Кулонов золотых с хризолитом, опалом, рубином, бирюзой и сердоликом по два экземпляра. Цепочек золотых с медальонами и коваными крестиками – двадцать три. Шкатулки малахитовые. Сколько там? Четыре. Обычные золотые перстни с печаткой – одиннадцать. Серьги с изумрудом и бриллиантами – двенадцать пар. Бусы из жемчуга – шесть. Из агата – три. Четыре рубиновых. Да… Не бедно…Но это она явно не носила. Это золотой запас. Маленький островок сокровищ. Случись черный день – жить было бы на что. Хорошо жить, не перебиваться с сухарей на плохой грузинский чай. Фигурки животных из бивня слонового – двадцать две. Три золотых портсигара. Денег было в бельевом шкафу одиннадцать тысяч. Унёс. Так… Ну, ещё три хрустальные вазы и рюмки на подносе из богемского стекла. А это зачем брать? Фотоаппарат «Зенит- Е»? Она, значит, заведующей «горкоопторга» работала? Ну, там не сложно «левые» деньги делать. Да с такой должностью. Но, надо сказать, приворовывала покойница без особого стеснения и тормозов. Чем он её убил? Что тебе криминалисты нашли?

– Ножиком кухонным, – Зимин поморщился. – Видишь сколько по всей квартире кровищи? А ножик в мусорное ведро бросил. Неопытный убийца, сразу ясно. И пальцы на ноже отпечатались в крови, и засохли как слепки готовые. Она ещё живая была, когда он убежал. Вон та соседка рассказала. Нина Петровна, подойдите, пожалуйста.

Приблизилась, держа скрещенные руки на животе, дама в бигуди и тонком домашнем халате. Ровесница убитой. На работу она уже опоздала и потому бродила по комнатам с печальным лицом.

– Я к ней в половине девятого пошла позвонить по телефону на работу. Своего нет у меня пока. К ней всегда хожу. Я проспала и хотела начальнице сказать, что чуток задержусь. Электрика, мол, жду. Она всегда на час раньше приходит. Звоню в дверной звонок и слышу как Валька в зале стонет и плачет. Плачет навзрыд и стонет от боли явно. Я тогда сильно стучать в дверь начала. Слышу – голос она подаёт снизу. От пола. Потом поняла, что Валя ползла. Добралась до двери, английский замок изнутри без ключа открывается. Дотянулась, открыла. Гляжу – она вся в крови. С головы до ног.

– Артур меня зарезал, – прохрипела.

– За что? – я пыталась её поднять. Не смогла. Побежала к телефону. «Скорую» вызвала. Ну, минут десять до них дозванивалась. Прибежала к Валентине, а она уже мёртвая. Я знаю, что если померла сама или кто помог, всё равно трогать нельзя. Вернулась и в милицию позвонила. Вот всё.

– Кто телефон сестры её знает? – крикнул Малович.

– Чего ты, Шура? – удивился следователь Зимин. – Как у следователя может не быть телефонов родственников? Вот рабочий. Вот домашний. Сестра младшая Лариса Репнина, тридцать четыре года, не замужем. Проживает с родителями на Московской тридцать семь, квартира девятнадцатая. Родители уже, кстати, были до тебя. Матери сразу плохо стало и сосед снизу увёз их в больницу.

Малович дозвонился до Ларисы на работу. В универмаг. Она заведующей отделом женского белья трудилась. Старшая сестра, видно, устроила. Должность прибыльная. Дефицит сможешь доставать – много будет и денег и нужных знакомств.

– Их общая фотография есть? – спросил Шура сестру убитой. – Это майор Малович. Уголовный розыск. Мне надо преступника в лицо знать.