Лило робко улыбнулась и кивнула. Она безостановочно теребила ткань в своих мягких, детских пальчиках, словно предвкушая, как наденет ее на головку ребенка.

Хульда довольно выпрямилась.

– Вольфганг, послушайте: нам нужны чистые полотенца и много горячей воды. Не могли бы вы поставить чайник и принести своей жене что-нибудь поесть? Бутерброд, например? И крепкий чай. Сахар туда насыпьте, да побольше!

– Сахар? – переспросил мужчина и вытаращился на Хульду так, словно она велела добавить в чай золотой песок. Мысленно вздохнув, Хульда открыла свой большой кожаный саквояж и достала оттуда несколько пакетиков сахара, которые тайком прихватывала из кафе «Винтер» специально для таких случаев.

– Держите, – она протянула ему пакетики. – И поторопитесь. Принесите все необходимое – и можете нас оставить. Но, пожалуйста, не уходите слишком далеко. Вы можете понадобиться в любой момент.

«К счастью, пивные еще закрыты, а значит, туда Вольфганг сбежать не сможет», – подумала Хульда.

– И еще кое-что, – добавила она, с тревогой наблюдая, как из-за очередной схватки лицо Лило исказила гримаса. – Где находится ближайший телефон?

– У кастелянши, госпожи Козловски, есть телефон. Она живет внизу, – ответил Вольфганг. – Кому позвонить?

– Пока никому, это я на всякий случай спросила, – сказала Хульда и выгнала его из комнаты, словно муху. Потом повернулась к Лило, которая вцепилась в шапочку, как утопающий – в спасательный круг.

– Дышите, спокойно и медленно, – велела Хульда и обняла Лило за плечи, пережидая очередной приступ схваток. Она знала: будет еще хуже, больнее, но вслух сказала только: – Вы прекрасно справляетесь.

Осмотрев девушку во время перерыва между схватками, Хульда с удивлением обнаружила, что роды уже в самом разгаре. Лило казалась перепуганной и беспомощной, но тело ее само проталкивало ребенка по родовым путям. Хульда подумала, что все происходит слишком быстро: если роженица не поспевает за темпом своего тела, то это может привести к травме. Поэтому она заставила себя успокоиться и сказала Лило, чтобы та не тужилась и дышала размеренно.

Через некоторое время Вольфганг принес долгожданный завтрак, и после того, как Хульда влила в Лило немного сладкого чая и уговорила проглотить несколько кусочков от бутерброда, та немного успокоилась. Она даже встала и медленно прошлась по маленькой комнатушке, сделав несколько шагов сначала в одну сторону, потом в другую. Снова начались схватки, и Лило вцепилась в спинку кровати, чтобы не упасть.

По учащающимся жалобным всхлипываниям, исходившим из горла Лило, Хульда поняла: роды переходят в заключительную стадию.

– Вы просто умница, Лило, у вас отлично получается, – похвалила она. Она не переставала удивляться тому, что во время родов женщины ведут себя совсем иначе, нежели можно было ожидать. В решающий момент эта хрупкая девушка, последние несколько недель жившая в постоянном страхе, собрала волю в кулак. Ее маленькое тело корчилось от частых схваток, она напряглась и интуитивно покрутила бедрами, чтобы помочь ребенку продвинуться вниз.

Испугавшись диких криков, побледневший как полотно Вольфганг дважды заглядывал в комнату, но Хульда оба раза отсылала его прочь. Наверное, для незнающего человека родовые крики звучат как предсмертная агония, но Хульда знала, что все идет своим чередом. Она то и дело осторожно ощупывала ребенка и проверяла слуховой трубкой биение его сердца, с удовлетворением отмечая ровный стук.

Когда она наконец нащупала головку ребенка, то сказала:

– Так, девочка моя, осталось совсем чуть-чуть. Побудьте храброй еще немножко, совсем-совсем немножко. Соберите остатки сил. Сейчас вы можете вытолкнуть ребенка, но тужьтесь только по моей команде. Слышите?

Лило кивнула. Глаза ее остекленели, щеки лихорадочно пылали. Она по-прежнему стояла, опираясь на спинку кровати и, казалось, находилась в каком-то трансе. Хульда по своему опыту знала, что такое часто бывает перед окончанием родов, когда женщины чувствуют, что должны полностью отдаться боли. Даже если для этого требуется безграничная отвага. Поэтому Хульда не удивилась, когда со следующими схватками появилась сначала головка ребенка, а потом вместе с потоком околоплодных вод выскользнул и он весь.

Хульда заранее расстелила на полу газеты и полотенца. Она поймала ребенка и тут же завернула маленькое тельце в чистую ткань. Младенец завопил, и Хульда довольно рассмеялась. Мать и дитя все еще были связаны пуповиной. Хульда осторожно подтолкнула тяжело дышащую Лило к кровати, уложила и передала ей в руки теплый сверток. А потом наступил момент, которого Хульда всегда ждала больше всего и больше всего боялась: измученное лицо Лило засияло, она ощупывала ребенка глазами, всматриваясь в крохотное красное личико так жадно, будто никогда не отведет взгляд. Хульда оказалась забыта. Она – всего лишь статистка в этой веселой пьесе под названием «жизнь». Для матери с ребенком в эту секунду началась новая эра, их связали узы столь нерушимые, что ничто не сможет между ними встать. Каждый раз при этой мысли Хульду охватывала смесь зависти и печали.

Сегодня, как и всегда, она подавила свои чувства, с головой погрузившись в дела. Пережала и перерезала пуповину. Отняла у матери младенца и тщательно осмотрела, проверяя дыхание, кровообращение и мышечное напряжение. Пересчитала пальцы на руках и ногах, протерла тельце влажным полотенцем и только потом вернула малыша Лило. Теперь о нем позаботится мать.

Появился послед, Хульда поняла это по лицу Лило, которое исказилось от боли и удивления. Она осмотрела оболочку плода, которая больше была не нужна, и с облегчением поняла, что она цела. Трудностей не возникло, роды прошли образцово, как по учебнику!

Только после этого Хульда поздравила Лило с новорожденным. Таков был обычай. Послед – часть беременности, и только с его отторжением роды считаются законченными.

Хульда остановила кровотечение, поправила одежду Лило и плотно укрыла ее одеялом.

– Не хотите познакомить малыша с отцом?

Лило улыбнулась и кивнула. Ее глаза сияли извечной гордостью, гордостью женщины, совершившей великий подвиг.

– Вольфганг? – позвала Хульда.

Вольфганг тотчас подлетел к двери и, затаив дыхание, вошел в комнату. Зачарованно подошел к кровати и сел на краешек так осторожно, словно боялся спугнуть дикого зверя. Неуклюже погладил жену по волосам и робко коснулся пальцем крошечной щечки своего ребенка.

– Мальчик или девочка? – спросил он.

Лило удивленно уставилась на него, а потом рассмеялась.

– Даже не знаю! – сказала она и с любопытством взглянула на Хульду. – Забыла спросить.

Хульда улыбнулась.

– Мальчик, – сказала она. – Совершенно здоровый малыш.

Она пошла на кухню, чтобы дать молодым родителям побыть наедине со своим сыном. Прополоскала окровавленные тряпки и полотенца, заварила себе цикорий, отвратительный порошковый кофезаменитель, и принялась пить его маленькими глотками, чувствуя, как горячий отвар прогоняет охватившую ее меланхолию. Она отругала себя. Глупо горевать из-за того, что она, возможно, даже не хочет. После рождения ребенка Хульде пришлось бы бросить работу и засесть дома, как те женщины, у которых она приняла роды и чья жизнь с тех пор прекратилась в замкнутый круг, состоящий из нескончаемой уборки, готовки, ругани и плача. Все вертится вокруг ребенка и страха его потерять – из-за голода, болезни, несчастного случая. Горами скапливается грязное белье, с которыми без отжимной машины уже не справиться. Еды становится меньше, как и сна. Но в этом несчастье есть и смех, и радость, которую приносит малыш, его успехи, поцелуи и ласки.

Но Хульда сомневалась, что эти чувства компенсируют потерю свободы. Кроме того, она даже не знала, кто бы мог стать отцом ее потенциального ребенка. Феликс? Что ж, Хульда успешно поставила крест на этой возможности – раз и навсегда.

Фыркнув, она вытерла глаза тыльной стороной ладони. Потом решительно выжала мокрые полотенца и развесила их на веревке, протянутой через кухню.

Закончив, подошла к окну. На улице уже рассвело, и солнце ровными пятнами ложилось на стену противоположного дома, с которого местами отвалилась штукатурка. Окно было приоткрыто, и до кухни, которая сейчас казалась почти уютной, доносились протяжные крики голубя.

Через некоторое время Хульда тихонько вернулась в спальню. За время ее отсутствия Лило и Вольфганг не сдвинулись с места, оба в полнейшем молчании смотрели на своего ребенка и восторженно улыбались.

Хульда присоединилась к ним.

– Ребенка следует покормить грудью, – сказала она тихо, но твердо, и помогла Лило. – Вот так, смотрите.

К ее облегчению, малыш сразу понял, что делать, и принялся самозабвенно сосать грудь.

Вольфганг смутился наготы своей жены и, неразборчиво извинившись, вышел из комнаты.

– Вы уже выбрали имя для малыша? – спросила Хульда. Она прибиралась, то и дело проверяя, ест ли младенец.

– Я подумываю назвать его Конрад, – ответила Лило. – Вообще-то мы должны были назвать сына в честь отца Вольфганга, такая у них семейная традиция… Отца Вольфганга звали Эрнстом. Такое холодное и, как мне кажется, строгое имя… Он тоже был строгим, я всегда его боялась. – Лило задумчиво погладила крошечные пальчики сына. – Знаете, мужа моей соседки напротив звали Конрад. Говорят, он был замечательным человеком, веселым и добродушным. Мне нравится это имя. Вольфгангу тоже.

– Конрад. Замечательное имя, – сказала Хульда, как говорила всегда, независимо от того, что думала на самом деле. Но это имя ей действительно понравилось.

Потом она увидела, как по щеке Лило скатилась слезинка.

– Что случилось? – поинтересовалась она. Роды – большой стресс для организма, последствия которого бывают непредсказуемы. Но Лило, похоже, плакала не от облегчения.

– Рита погибла, – всхлипнув, пробормотала Лило, ласково погладила мягкий пух на голове своего сына и схватила белую шапочку, которая лежала на кровати. – Госпожа Козловски сказала Вулфи, что приходили полицейские. Он ничего не хотел мне говорить, чтобы не расстраивать, но я вытянула из него правду.

– Погибла?

– Утонула в канале. Ее нашли неподалеку от Кетенского моста. Какой кошмар! – Лило зарыдала во весь голос.

– Это очень печально, – сказала Хульда, про себя думая, что Рита – не первая отчаявшаяся женщина, прыгнувшая в канал, чтобы спастись от страданий. После войны многие бедные души просто не видели другого выхода. – Я сочувствую вашей утрате.

– Все говорят, что Рита покончила с собой. Но это не так, – сказал Лило и высморкалась в одеяло. – Рита была сильной! Она потеряла все: семью, работу… Но она не позволила этому сломить себя. И теперь, когда у меня должен был появиться малыш… – Лило снова всхлипнула. – Она так ждала его. «Ребенок – это настоящее чудо», – говорила она.

Хульда внимательно слушала и думала, что никто не может знать, что происходит у другого человека на душе. Даже те люди, которые кажутся сильными, могут находиться на грани отчаяния.

Перед глазами встало перекошенное лицо матери, и Хульда вспомнила, как та плакала и кричала, сжимая в руке маленькую коричневатую ампулу – одну из тех, что властвовали над ее жизнью. По ночам Хульда слышала, как завывания матери эхом отражаются от стен пустой квартиры. Горе пожирает людей, как невидимая гниль. У Хульды похолодели руки.

– Лило, – сказала она, не зная, кого пытается убедить, молодую мать или себя, – вы должны быть сильной ради своего сына. Ему нужна счастливая и здоровая мама. То, что случилось с вашей соседкой, ужасно. Но пообещайте мне, что постараетесь не слишком переживать.

Лило неохотно кивнула и посмотрела на младенца, с приоткрытым ртом спящего у нее на груди.

– Он такой милый, – мягко сказала она, целуя его в лоб.

– Конрад – славный малыш, – согласилась Хульда.

Лило посмотрела на нее затуманенным взором.