– Не за что. – Она поежилась и плотнее закуталась в шаль. – Куда только мир катится… вон, уже двери людям выносят.

Я покосился на Молли – та кивнула и подхватила миссис Спанкелкриф под руку.

– Да благословит тебя Бог, детка, – вздохнула моя домовладелица. – Что-то подустала я, даже с тростью.

Молли повела ее к главному входу в дом. Мыш немедленно спустился к моей двери, внимательно повел носом и, повернувшись ко мне, плавно вильнул хвостом. Значит, никаких сюрпризов внутри меня не ожидало. Я зашел, взмахом руки и заклинанием зажег свечи и камин, после чего вскрыл конверт.

Внутри обнаружился сложенный вчетверо листок бумаги и еще один конверт, поменьше, на котором торопливым почерком Люччо было написано: «ПРОЧТИ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ». Я так и сделал.

Если ты получил это письмо, значит кто-то лишил меня возможности связаться с тобой. Тебе придется исходить из того, что меня вывели из игры.

Податель этого письма – Страж, которому я доверяю более всего из размещенных в Эдинбурге. Я пока не знаю, каким образом меня нейтрализуют, но ты можешь всецело доверять его рассказу, и суждения его о ситуации тоже представляются мне взвешенными.

Удачи тебе, Гарри.

А

С минуту я тупо смотрел на письмо, потом медленно, очень медленно развернул второй листок. Этот был исписан печатными буквами, такими аккуратными, что они походили более на типографский шрифт:

Превед, Дрезден.

Люччо прел, чтоб я доставил эту записку вам, если с ней что-то случится. Понятие не имею, что она вам там написала, но сообщу все, что знаю сам.

Боюсь, новости вам не понравятся. В Совете все, похоже, совсем рехнулись.

После того вашего появления на бенефисе у Кристаса произошло изрядно всяких поганых вещей. Нескольких молодых Стражей были застигнуты за обсуждением, не зарубить ли им графиню, пока она в Эдинбурге, ради продолжения войны – по их рассуждениям, вампиры не запросили бы мира, если бы еще могли драться. По личному распоряжению Кристаса их арестовали и посадили под замок старшие члены Совета, среди которых нет ни одного Стража, заметьте. С целью, как было сказано, «Предотвращения Дестабилизации Дипломатического Урегулирования».

О случившемся стало известно Рамиресу. Полагаю, вы и сами можете представить себе, что в реакции этого знойного мачо страсти преобладали над разумом. Он с компанией друзей, из которых лишь один умел мыслить здраво, вломились в то крыло, где держали взаперти Стражей, – разумеется, там их всех и повязали (за исключением, само собой, умника).

Здесь у нас царит полный трындец. Из всего Высшего Совета невозможно найти никого, кроме Кристаса, а тот из кожи вон лезет в стремлении Спасти Нас от Нас Самих путем подлизывания к графине Арианне. С командованием Корпуса Стражей вообще задница: Люччо отправилась к Кристасу с требованием освобождения своих людей и до сих пор не объявилась обратно; местонахождение сорока процентов нашего командного состава тоже неизвестно.

Она просила, чтобы я передал вам, Дрезден: ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь в Эдинбург до конца этой заварухи. Если с вами, конечно, ничего к этому времени не случится.

Еще она просила передать, что вы Вольны Действовать по Обстоятельствам.

Буду сообщать вам по возможности обстановку, если я сам не Исчезну.

Стид.

P. S. – А чё, могу выделять заглавными буквами все, что захочу. Язык английский, я англичанин… мой язык, чего хочу, то и делаю, провинциальный неуч.

Я перечитал письмо еще раз, медленнее. Потом сел на приступку у камина и постарался взять себя в руки.

«Стид» – прозвище, которое я присвоил Стражу Чендлеру, служившему в охране эдинбургского центра. Мне припомнилось, что он вечно встречался мне в непосредственном окружении Анастасии – то стоящим в одиночку на посту, для которого обыкновенно требовалось с полдюжины его коллег, то заваривавшим чай для друзей и командира.

Тот разговор, когда я присвоил ему эту кличку – за пижонский наряд, шляпу-котелок и зонтик… впрочем, кто их, англичан, знает: может, зонтик у них в порядке вещей, – проходил без свидетелей, так что подпись удостоверяла личность писавшего лучше печати. Да и жаргонные словечки тоже были ему свойственны. К тому же я хорошо знал почерк Анастасии – а в довершение всего от листка исходил легкий, но все же уловимый аромат ее любимых духов.

В общем, с учетом обстоятельств письмо представлялось весьма и весьма достоверным.

Из чего следовало, что мы оказались в глубокой заднице.

Своей грозной репутацией Белый Совет был обязан не только способности нанести удар по врагу, но и своей экономической мощи. Впрочем, наверное, не требуется гениальных способностей для того, чтобы разбогатеть за несколько сотен лет деловой активности. У Белого Совета имелась целая бригада воинов-экономистов, непрерывно изыскивавших способы защитить вложения Совета от враждебных интересов конкурирующих рас-долгожителей вроде вампиров. Такие деньги сами по себе способны купить влияние, и немалое. И конечно, Совет мог здорово попортить жизнь тем, кто вызовет его неодобрение. Для этого в его распоряжении имелся миллион способов – даже не считая прямого использования магии. В Совет входили люди, умевшие вести жесткую игру с самыми изощренными умами.

В целом Совет представлялся этаким колоссом – учреждением, крепким, как огромное древнее дерево, полное жизненных сил, с уходящими глубоко в землю корнями, способное противостоять любому урагану.

Однако вся его сила, все деньги и влияние покоились на одном основании – на единстве всех членов Совета. Или, по крайней мере, таким он должен был представляться всему остальному миру. И, как правило, именно так дело и обстояло. В мирное время мы могли собачиться друг с другом или обманывать друг друга, но стоило на горизонте показаться врагу, и мы смыкали ряды. Черт, да это относится даже ко мне – хотя большинству членов Совета я представляюсь этаким подобием Дарта Вейдера. Однако, подозреваю, в конечном счете многим из них втайне импонирует мысль, что Вейдер на их стороне. Меня недолюбливают, но мне и не требуется их особое расположение для того, чтобы биться бок о бок с ними. Когда дело пахнет керосином, Совет действует заодно.

Вот только сейчас все было по-другому.

Я смотрел на сложенный листок бумаги, и мне вдруг начало казаться, будто я наблюдаю падение огромного дерева. Поначалу медленное – особенно в сравнении с исполинскими размерами, – и все же падение, грозящее похоронить все, что находится под его кроной.

Я здорово устал; возможно, поэтому такой ход мыслей не вызвал у меня никакой особенной реакции. У меня имелась уйма причин бояться до чертиков. Но почему-то этого не происходило.

Сьюзен подошла и остановилась рядом:

– Гарри? Что там?

Я смотрел в огонь.

– Белый Совет не может помочь нам найти Мэгги, – тихо произнес я. – У них самих творится черт-те что. От них сейчас никакого толка.

После всех мучений, которым они несправедливо подвергали меня, после всех случаев, когда я рисковал ради них своей шкурой, теперь, когда мне по-настоящему требовалась их помощь, я не мог ее получить.

Я тупо смотрел, как мои руки сами собой комкают письма и конверты. Я бросил бумаги в огонь и хмуро наблюдал, как они горят. Я даже не обращал внимания на то, что пламя в камине разгорелось втрое сильнее обыкновенного, до тех пор, пока яркий свет не заставил меня прищуриться. Стоило мне чуть отвернуться от камина, и это подействовало как газовый кран: огонь тут же убавился до обычной интенсивности.

«Следи за собой, болван, – упрекнул я себя. – Держи себя в руках. Ты все равно что заряженный пистолет».

Никто не проронил ни слова. Мартин угнездился на одном из моих диванов и принялся чистить пистолет, раскладывая детали на журнальном столике. Молли стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле.

Сьюзен села рядом со мной, едва не касаясь меня локтем, и сцепила руки на коленях.

– Что нам теперь остается?

– Отдельные личности, – тихо ответил я.

– Не поняла, – призналась Сьюзен.

– Взятые в целом, люди, как правило, отстой, – пояснил я. – Но это не относится к отдельным экземплярам. Я обращался к Совету. Рассказал им, что делает Арианна. Я искал у этих людей помощи. Ты видела, что из этого вышло. Так что… Теперь я поговорю с отдельными людьми.

– С кем? – тихо спросила она.

– С теми, кто может помочь.

Я ощутил на себе пристальный взгляд ее темных глаз.

– Некоторые из них, полагаю, не слишком симпатичны?

– Ну, далеко не все.

Она сглотнула:

– Не хочу, чтобы ты ставил себя под удар. Ведь не по твоей вине все это вышло. Если кто-то и должен расплачиваться, пусть это буду я.

– Не факт, – возразил я.

– Он прав, – согласился со мной Мартин. – Например, ты дорого заплатила за то, что ему не удалось отговорить тебя отправиться в гости к Красной Коллегии.

– Решение принимала я сама, – упрямо проговорила Сьюзен.

– Но не слишком осознанно, – тихо сказал я. – Ты приняла решение, которое не стоило принимать, потому что не обладала всей необходимой для этого информацией. Мне следовало дать тебе всю информацию, но я не сделал этого. Да и вообще, вся та ситуация – не твоих рук дело.

Она устало тряхнула головой:

– Думаю, сейчас нет смысла спорить о том, кто больше виноват.

Мартин начал прочищать ствол пистолета маленьким шомполом.

– Продолжай выполнять задание, – произнес он тоном человека, повторяющего мантру.

Сьюзен кивнула:

– Продолжаем выполнять задание. С чего начнем, Гарри?

– Не «начнем», – поправил я ее. – Я начну. Я спущусь пока в лабораторию, а вы вчетвером посторожите. Только постарайтесь предупредить меня, когда начнутся неприятности.

– Неприятности? Начнутся? – переспросила Сьюзен.

– День сегодня такой.

Молли обеспокоенно оторвалась от своей стряпни:

– Что вы задумали, босс?

Внутри меня все съежилось, как от ожога, но у меня хватило-таки сил подмигнуть Молли:

– Собираюсь сделать несколько междугородных звонков.

Глава 19

Я спустился в лабораторию и принялся чистить свой магический круг. Я слегка замусорил его, собирая второпях все, что могло бы показаться подозрительным. ФБР, а может, Рудольф добавили беспорядка. Я отодвинул все подальше от круга и тщательно подмел его веником. Когда для ритуальной магии требуется круг, его целостность приобретает едва ли не решающее значение. Любой предмет, попавший в круг или нарушивший его периметр, мгновенно уничтожает его энергетику. Пыль и другие подобные мелкие частицы круга не обрушивают, но понижают его эффективность.

Покончив с подметанием, я взял салфетку и бутылку моющей жидкости и протер круг так, словно собирался делать в нем хирургическую операцию. На это у меня ушло минут двадцать.

Разделавшись с уборкой, я взял с полки старую коробку из-под сигар, в которой у меня хранится речная галька. Собственно, почти все камушки лежат там для маскировки. Я порылся в них и нашел гладкий кусок огнеупорного обсидиана.

Потом вернулся к кругу и сел в него, скрестив ноги перед собой. Коснувшись периметра пальцем, я послал в него заряд воли, и вокруг меня невидимым занавесом выстроился барьер. Он помог бы сконцентрировать магию, с которой я собирался работать.

Я положил черный камень на пол перед собой, сделал глубокий вдох и, распрямив спину, принялся сосредотачиваться. Продолжая дышать глубоко и размеренно, я сложил в уме заклинание. Работа была тонкая, и всего несколько лет назад, когда я только начинал обучать Молли премудростям своего ремесла, я бы побоялся взяться за такую. Да и теперь она давалась мне не слишком легко.

Настроив сознание должным образом, я сделал еще один глубокий вдох.