– Voce, voco, vocius, – прошептал я и, выждав мгновение, повторил заклинание еще раз: – Voce, voco, vocius.

Так продолжалось пару минут, а я все старался изобразить говорящего по телефону древнего римлянина. Я уже начал сомневаться, что этот чертов камень вообще заработает, но тут лаборатория вокруг меня исчезла, сменившись непроглядной чернотой. На ее фоне сделалось видимым энергетическое поле моего круга: бледно-голубой мерцающий цилиндр, начинавшийся от пола и уходивший вверх, словно в бесконечное пространство. Правда, его мерцание никак не освещало окружения, словно свету просто не от чего было отражаться.

– Э… – произнес я, и голос мой вернулся ко мне причудливым эхом. – Алё?

– Не гони лошадей, – ворчливо отозвался далекий голос. – Иду.

Мгновение спустя блеснула вспышка, и прямо передо мной возник второй цилиндр, такой же, как у меня. В нем сидел, скрестив ноги, Эбинизер, перед которым лежал черный камень, двойник моего. Выглядел он усталым – волосы всклокочены, глаза ввалились. Из одежды – только пижамные штаны, и я даже удивился, как Эбинизеру в его-то возрасте удалось сохранить отменную мускулатуру. Но, конечно, большую часть последних десятилетий он провел, работая у себя на ферме. Такие вещи положительно сказываются на мышцах.

– Хосс, – произнес он вместо приветствия. – Ты где?

– Дома.

– Что там?

– Обереги отключены. Я не один, но не хочу задерживаться здесь надолго. В дело вовлечены полиция и ФБР, и за последние два дня Красные уже дважды пытались меня убрать. А вы где?

– А давай я лучше не буду тебе говорить, – хмыкнул Эбинизер. – Мерлин готовит контрудар, и мы пытаемся выяснить, как много они об этом знают.

– Под этим «мы», я так понимаю, имеется в виду Серый Совет?

Серым Советом мы назвали нашу маленькую нелегальную организацию, действовавшую внутри Белого Совета. В нее входили люди, которые видели молнии и слышали гром, а следовательно, отдавали себе отчет, что чародеям по всему миру грозила все большая опасность оказаться уничтоженными или порабощенными нашими противниками вроде вампиров Красной Коллегии или Черного Совета.

Черный Совет – организация в значительной мере гипотетическая. Ряды ее состоят из некоторого количества загадочных типов в черных мантиях с капюшонами на манер толкиновских кольценосцев. Они обожают призывать в нашу реальность разных смертельно опасных демонов и вообще водить шашни со всеми сверхъестественными расами, до которых им удается дотянуться. Цели их не всегда ясны, но нашему Совету они чинят помехи уже довольно давно. Мне доводилось встречаться с отдельными их представителями, однако твердых доказательств существования этой организации нет ни у меня, ни у кого-либо еще.

Слухи об их существовании встречались большинством членов Белого Совета насмешками и обвинениями в паранойе. Так обстояли дела вплоть до прошлого года, когда агент Черного Совета убил больше шести десятков чародеев, а прежде сумел внедриться в той или иной степени в мозги почти девяноста пяти процентов тех, кто работал в эдинбургской штаб-квартире. Воздействия не избежали даже члены Совета Старейшин.

Предателя вычислили и нейтрализовали, но дорогой ценой. После этого Белый Совет смирился-таки с мыслью о том, что в мире действует безликая, безымянная организация и что некоторое количество ее представителей, возможно, входит в Белый Совет, действуя конспиративно.

Паранойя и недоверие. Они все сильнее овладевали умами Белого Совета, в то время как его предводитель, Мерлин, так и отказывался признавать существование Черного Совета – возможно, из опасения, что его соратники начнут переходить на сторону врага из страха или амбиций. Однако этот его выбор оказал на чародеев, и без того запуганных, измотанных войной, прямо противоположное воздействие. Вместо того чтобы пролить свет на сложившуюся ситуацию, Мерлин добился только того, что его братья-чародеи сделались еще уязвимее для страха.

Это и привело к созданию Серого Совета, состоявшего из меня, Эбинизера и некоторого количества других, организованных в мелкие ячейки, – так любому другому Совету, Черному или Белому, было бы сложнее узнать о нашем существовании и уничтожить одним ударом. В общем, мы старались сохранить здравый рассудок в безумное время. Все это могло обойтись нам очень и очень дорого, но, полагаю, всегда найдутся люди, физически неспособные стоять и смотреть, как творится зло. Они просто обязаны что-то с этим поделать.

– Угу, – подтвердил Эбинизер. – Я имел в виду именно это.

– Мне нужна помощь Серого Совета, – произнес я.

– Хосс… мы тут все сидим под дамокловым мечом, и он вот-вот упадет. То, что творится сейчас в Эдинбурге, может означать конец организованного, контролируемого чародейства. Конец законов магии. Это может ввергнуть нас в хаос древних эпох, навлечь на человечество новую волну чернокнижников, порожденных ими монстров и самозваных полубогов.

– В силу ряда причин, сэр, мне всегда спокойнее, когда я сижу под этим мечом. Привычка, должно быть.

– Хосс… – нахмурился Эбинизер.

– Мне нужна информация, – настойчиво продолжал я. – Есть одна девочка. Кому-то должно быть хоть что-то известно о ее местонахождении. И я знаю, что Совет мог бы раскопать что-нибудь. Белый Совет захлопнул дверь у меня перед носом. – Я упрямо задрал подбородок. – А как насчет Серого?

Эбинизер вздохнул, и его усталое лицо показалось мне еще более усталым.

– То, что ты сейчас делаешь, правильно и справедливо. Но неумно. И это урок, которого ты еще не усвоил.

– Какой еще урок?

– Случается, Хосс, – очень мягко произнес он, – что ты проигрываешь. Иногда тьма забирает всех. Иногда монстр уходит из твоей западни, чтобы наутро снова убивать. – Он покачал головой и опустил взгляд. – И ты, черт возьми, ничего не можешь сделать, чтобы помешать этому.

– Значит, – взорвался я, – вы хотите сказать, что я должен оставить ее умирать?

– Я хочу, чтобы ты спас миллионы, а то и миллиарды девочек, – произнес он, и в его голосе зазвучало вскипающее раздражение. – И не обрекал их всех на смерть ради спасения одной-единственной.

– Я не брошу ее, – сквозь зубы проговорил я. – Она…

Эбинизер сделал движение правой рукой, и мои голосовые связки перестали действовать. Губы мои шевелились, я мог вдыхать и выдыхать – но говорить не мог.

Глаза его вспыхнули гневом, что случалось при мне очень и очень нечасто.

– Черт подери, парень, будь умнее! Ты что, не видишь, что творится? Ты же даришь Арианне именно то, чего она хочет. Ты пляшешь, как марионетка, на ее ниточках. Реагируешь именно так, как выгодно ей, – это же тебя угробит!

После короткой паузы он продолжал чуть спокойнее, но все еще ворчливо:

– Я давным-давно говорил тебе, что жизнь настоящего чародея – это жертва. Я говорил, что тебе, возможно, придется поступать так, как диктует совесть, пусть даже весь остальной мир и утверждает обратное. Или что тебе придется иногда совершать страшные, но необходимые поступки. Помнишь?

Я помнил. Прекрасно помнил. Мне даже припомнился запах дыма от костра, у которого мы сидели.

Я кивнул.

– Вот тут ты и узнаешь себе цену, – сказал он ровным, чуть хрипловатым голосом. – Работы у нас непочатый край, а времени в обрез, так что у меня нет возможности тратить его на споры с тобой о том, что тебе полагалось бы уже понимать. – Он на мгновение закрыл глаза и сделал глубокий вдох, словно беря себя в руки. – Встретимся в Торонто, в обычном месте, через двенадцать часов. – Последние слова он произнес беспрекословно-командным тоном, который я за всю свою жизнь слышал от него всего несколько раз. Он явно ожидал, что я повинуюсь.

Я отвернулся от него. Краем глаза я увидел, как он снова нахмурился, опустил руку и взял свой камень, – и я снова оказался сидящим на полу в своей лаборатории.

Я устало подобрал свой камень и сунул его в карман. Потом просто откинулся навзничь на полу, взломав при этом круг, и некоторое время лежал, глядя в потолок. Повернув голову влево, я высмотрел на полке толстую зеленую папку – в ней я хранил информацию о существах, которых мог призывать из Небывальщины.

Нет.

Я отвернулся от папки. Призывая всяких тварей ради информации, ты должен им платить. Цена разная, но в любом случае неприятная.

При одной мысли об этом мне сделалось не по себе.

Именно такого момента и дожидались все эти твари. Когда положение мое окажется столь отчаянным, что мне придется согласиться ради спасения ребенка почти на все. Ради нее я мог бы пойти на сделку, которую в другом случае даже не рассматривал бы.

Я мог бы даже обратиться к…

Я не позволил себе даже мысленно произнести имя Королевы Воздуха и Тьмы – я боялся, что она каким-нибудь образом услышит это и предпримет какие-либо действия. Она уже несколько лет искушала меня – неназойливо, терпеливо. Порой я задавался вопросом, почему она не прилагает больше усилий, чтобы убедить меня. Она наверняка смогла бы это сделать, будь у нее желание.

Теперь я наконец понял. Она с самого начала знала, что рано или поздно настанет день, когда обстоятельства заставят меня позабыть осторожность. У нее просто не было необходимости плясать вокруг меня, обольщая своими предложениями. Зачем, если она могла просто-напросто подождать? Холодный расчет – очень в ее духе.

Впрочем, имелись и другие создания, к которым я мог обратиться, – в голубой папке, что лежала поверх зеленой. Создания, уступающие Мэб по возможностям и знаниям, но и цену они запрашивали в разы меньшую. Я не слишком рассчитывал, что мне удастся добиться от них чего-либо конкретного, но как знать…

Я взял с полки голубую папку, вернулся к кругу и принялся призывать разных знакомых существ, чтобы порасспрашивать их немного.

Спустя три часа, наполненных заклинаниями и прочей магической дребеденью, я так и оставался ни с чем. Я переговорил с духами природы, явившимися в обличье трио визгливых сов, с духами-посыльными, служившими курьерами между различными регионами Небывальщины. Никто ничего не знал. Я вытащил парочку отличавшихся особым любопытством духов, проживавших в нашем мире неподалеку от Чикаго, призвал подданных Тилвит-Тега, с королевой которых поддерживал приятельские отношения. Я спрашивал у духов воды, не слышали ли они чего о Мэгги, и щурился, всматриваясь в мерцание частиц разумного огня.

Один из огненных духов продемонстрировал мне картину, длившуюся не дольше трех или четырех секунд: лицо девочки с фотографии, что показывала Сьюзен, бледной, в потрепанной одежде, дрожащей от страха или холода, протягивавшей руки к невидимому мне огню. В профиль она сильно напоминала мать: те же большие темные глаза, правильный нос. Подбородок она, пожалуй, унаследовала мой, и это придавало ее личику силы или упрямства. И кожа у нее по части смуглости заметно уступала Сьюзен – больше в отца, чем в мать.

Но тут картина исчезла.

Это все, что мне удалось получить.

Через три часа тяжелой работы я плюхнулся на стул; не помню, когда я в последний раз выматывался так сильно. Я не узнал ничего, что могло бы подсказать мне местонахождение Мэгги или то, что ее ожидало. Если не считать картины, подтверждавшей, что она еще жива, я не добился вообще ничего.

Впрочем, и это лучше, чем полное незнание. Она все еще дышит.

Держись, детка. Папа спешит на помощь.

Я посидел еще минуту-другую, собираясь с силами. Потом взял бумагу, карандаш и написал:

Ива!

Нужна твоя помощь.

Я ищу маленькую девочку, попавшую в руки к нехорошим людям.

Свяжись со мной, пожалуйста.

Гарри Дрез…

Прежде чем я успел дописать фамилию, зазвонил телефон.

Я только что установил контакт с Архивом – магическим собранием всех записей человечества за всю историю его существования. Все они хранились в голове девочки-подростка. Я не шучу: вся сумма людских знаний находилась в руках ребенка, которому предстояло осенью пойти в девятый класс.