Ермак Тимофеевич не знает, что Ванька Кольцо жив. Весть о царском указе до атамана, конечно же, дошла. Именно он уговорил Ивана Кольцова идти в Москву, валяться в ногах у царя, вымаливая прощение. Не бывало такого на земле русской прежде, чтобы вольный казак в ногах валялся, да хоть у самого царя, да хоть у митрополита. Не такой он человек, Иван Кольцо. Наказ атамана он выполнил, но и чести своей не уронил. Едва головы не лишился. А царю головы рубить не привыкать.

Царская опричина беспощадно прошлась по русским городам и селениям. Не щадили царевы слуги никого, ни старого, ни малого. Да хоть трижды ты будь князь, да хоть также Рюрикович, а прознает царь, что замыслил кто измену, или навет кто принесет, враз голова на плаху ляжет. Но, слава Господу, успокоился царь, перебесился, все бесы земные вышли из него. Царем-богомольцем стал. А сколько душ невиновных сгубил, и не счесть. Но кончилось то время.

Смеркалось. В дом вернулись отец и братья Марьи. Марья тайком поделилась с отцом разговором с Иваном.

Мелентий подошел к Ивану со словами:

– Спасибо тебе, мил человек, за честность и порядочность, за то, что деньги Марье хотел дать. Это благородно. У нас трутней нигде не любят.

Иван приподнялся:

– И тебе, отец, спасибо за дочь, кабы не она, что бы сейчас было.

Мелентий согласно кивнул. Иван посмотрел на мужика и кивнул головой, давая тому понять, что разговор для двоих.

– Я бы сосватал девку, пригожая она, хозяйственная, да сам-то я казак, птица вольная. Дом у меня, где конь остановился. Ну какой из меня жених?

Мелентий кивнул, соглашаясь:

– То оно верно, но и казаку когда-нибудь нужно остепениться.

– Нужно! – словно подтвердил его слова Иван. – Вот сейчас на Кучума сходим, Сибирь под свою руку возьмем, тогда и о женитьбе можно подумать.

– Хорошо, – Мелентий утвердительно кивнул.

– Постой, Иван! – К ним подлетел младший из братьев. – Сибирь пойдете воевать?

– Тебе чего не сидится дома? – рявкнул на него отец.

– Надоело, батя! – обиженно фыркнул тот.

Строгановы: Аки Христос посуху

Аки Богородица явила миру Спасителя, так и ясно солнышко поднялось из-за Урал-камня, окрасив мрачные деревянные скаты крепости-острога Орел-городка в золотой цвет своими теплыми летними лучами. Закукарекали на подворьях петухи, забрехали во дворах псы, провожая хозяев на труды праведные. Уже почти сто лет был Орел-городок оплотом власти торговых людей Строгановых и русской экспансии по всей Камской Перми.

На старой деревянной пристани, что стояла на излучине Айвы, было непривычно шумно. Бурлаки, тянувшие баржу с хабаром по реке, стояли на берегу, о чем-то оживленно спорили и ругались. Максим спустился ближе и прислушался.

– А я тебе говорю, видел всадника. У самой реки. Коня поил.

– Брехун ты, Брошка, – усмехнулся старый бурлак и ударил бедолагу тонким прутом по голове.

Бурлаки взялись дружным смехом. Брошка, не на шутку разозлившись от такой досады, выхватил из рваной наплечной сумки деревянную ложку и в ответ ударил старого бурлака по лбу. Ссора готова была перерасти в потасовку.

– Видел, говорю, клянусь Николаем Угодником! – Брошка вскочил с пня и засучил рукава, готовясь к драке.

Старик отвернулся:

– Все равно трепло.

Ватага бурлаков опять взвилась дружным смехом.

– О чем спорим, молодцы? – Максим спустился к ватаге. – Али веревку не поделили?

– Барин, – бурлаки дружно встали и отвесили поклон.

– Так о чем спорим?

Бурлаки вытолкнули Брошку вперед.

– Говори, не робей.

Брошка пригладил ладонью взъерошенную рыжую копну волос на голове.

– Тащили когда баржу, намедни у поворота видел конного татарина.

– Да брешет он, – встрял в разговор один из бурлаков. – Всю дорогу тихо было, иначе бы налетели нехристи, продыху не дали.

– Погоди, не встревай, пусть доскажет. – Максим сделал Брошке знак.

Брошка кивнул и продолжил:

– Так у поворота, где заливчик небольшой, татарин спустился к реке, коня поил. А как увидел, что я его заметил, сразу в лес сиганул.

Максим задумался:

– Пожаловали гости. Одного всадника видел?

– Одного, одного… – И Брошка закивал головой.

Максим посмотрел на другой берег Айвы.

– Тут они не пройдут, переправы нет, да и к реке им всем не спуститься, значит, татары перейдут ниже по течению.

Противоположный берег реки и впрямь был усыпан небольшими скалами, поросшими лесом, и река в этом месте была глубокой. Течение ровное, спокойное, оттого и глубокое.

– Ну, отдыхайте пока, но нужно будет товар в крепость перенести, пока татары не нагрянули.

– А так чего им торопиться-то, – весело произнес один из бурлаков, – знают, поди, нехристи, что в крепости пушки есть.

– Пушки-то есть, – подтвердил Максим, – да только всех пушек может не хватить.

– Оно верно, – согласился бурлак. – А ну, ребята, кончай перекур, айда товар с баржи сгружать.

Максим махнул рукой. На башне крепости его сигнал заметили и выслали несколько подвод с посадскими людьми. Пока разгружали с баржи и грузили на телеги, Максим отозвал Брошку, чтобы потолковать о происшествии поподробней. Рядом с младшим Строгановым стоял всадник, готовый рвануться по первому приказу, неся вести о татарском налете в Канкор и Чусовские городки. Но татар пока не было. А молодой бурлак Брошка мог и ошибиться. И все же надо бы быть настороже.

Три месяца прошло, как государева грамота ушла на Волгу к атаману Ермаку. Придет ли Ермак Тимофеич? Эта мысль терзала сердце Максима. Он уже самолично собрал двести пятьдесят рейтеров из немчуры, беглых стрельцов и прочего сброда, вооружил их в подмогу казакам. Сейчас рейтеры столовались в Орел-городке, принося ему некоторые убытки. Мало того что это разномастное воинство жрет, пьет да у девок посадских подолы задирает. Брат в Канкоре тоже людишек в подмогу Ермаку собрал.

Разгрузку баржи закончили. Максим удовлетворенно хмыкнул:

– Под защитой стен груз сохранится да прибыль принесет в свое время.

Он вернулся в крепость. На мощеном дворе у посадского кузнеца Савки шла потасовка. Несколько здоровых мужиков прижали худого рыжего паренька к срубу крепостной башни. Парень, схватив оглоблю, отчаянно размахивал ею, стараясь не подпустить противников ближе. Максим сразу узнал задиристого молодого Брошку. Положение бурлака становилось все отчаянее. Один из посадских зашел Брошке сбоку и отбил его жердь ударом такой же палки. Толпа кинулась на паренька.

«Сейчас уделают до смерти», – мелькнула мысль у Максима.

Он разом подскочил к нападавшим и рванул одного из них за воротник рубахи. Налитые яростью глаза мужика, увидев перед собой хозяина, тут же смиренно опустились.

– Стоять всем! – закричал Максим.

Мужики остановились и повернули головы.

– Максим Яковлевич, – смиренно пробурчали посадские.

Их воинственный пыл сразу слетел, и они склонили головы. Брошка, увидев Строганова, с которым давеча разговаривал, сразу повеселел.

– Что натворил он? – спросил Максим.

– Да до дочери его дорывался, – хмуро ответил один из посадских, указывая на мужика, стоящего рядом.

– И как, дорвался? – усмехнулся Максим.

– До батогов дорвался, – улыбнулись посадские.

– Ступайте с Богом, мужики!

Максим подошел к Брошке.

– Дурья твоя голова, ведь убить могли.

Брошка выпустил из рук жердь и сел, прислонившись спиной к бревнам стены.

– Могли, барин, – улыбнулся он. – Да только я просто так не дамся.

Максим усмехнулся:

– А ты боевитый парень.

– Как есть, барин! – Брошка посмотрел на башню. – Чего только толку, лишь лямку тягать.

– Пойдем со мной, – улыбнулся Максим.

– Куда еще? – покосился на него Брошка.

– К делу тебя приставлю.

Двор Максима Яковлевича стоял в центре Орел-городка. Огромные тесаные бревна образовывали внутреннюю крепостную стену, за которой стояли двухэтажные хоромы. Хоромы младшего Строганова также не отличались особым изяществом. Все было построено таким образом, чтобы можно было держать осаду, даже если внешняя крепостная стена падет. Под хоромами были вырыты подвалы, в которые можно было заехать на лошади, спустившись к воротам по дощатому помосту.

Зайдя во двор, Максим, окликнул мужика, возившегося с чем-то внутри оружейного сарая. Прохор, мужик, управляющий оружейным и пушечным зарядом в поместье младшего Строганова, тут же подбежал к хозяину и поклонился.

– Слушаю, Максим Яковлевич.

– Вот что, Прохор… – Максим толкнул Брошку вперед. – Даю тебе парня, обучи огнестрельному искусству и как с саблей управляться.

Прохор молча кивнул. Он уже понял, для чего Максиму нужен этот рыжеволосый парень.

– Ну, иди с Прохором и будь расторопней, ежели лямку вновь тянуть не хочешь.

Брошка улыбнулся и шагнул навстречу Прохору.

– Пошли, вояка… – И Прохор показал Брошке, куда идти.

* * *

Спустя один месяц Ерофей постучался в массивную дверь.

– Заходи, – раздался грубый мужской голос.

Брошка толкнул дверь и очутился внутри просторной горницы. У открытого окна стоял стол, заставленный всякими яствами. За столом сидели несколько мужиков. Двоих Ерошка признал сразу: Максим Яковлевич и брат его Никита из Канкора. Трое других ему были незнакомы. Особенно выделялся из них чернобровый статный мужик с роскошной бородой. Он словно сошел с ликов святых икон. Его карие глаза излучали силу духа и в то же время душевное доверие. В отличие от других сидевших за столом людей бородатый мужик не участвовал в их разговоре. Он лишь коротко отвечал на задаваемые ему вопросы.

– Заходи, Ерофей… – Максим дал знак стоящему в дверях парню.

Ерофей осторожно прошел в горницу, но сел за соседний пустой стол. Максим налил из кувшина медовухи в железную кружку и кликнул служанку:

– Евдокия, подай гостю.

Толстоватая служка, виляя упитанной задницей перед гостями, взяла кружку и поставила Ерошке на стол, также на его столе оказались солонина и пироги с капустой. Брошка расстегнул ворот рубахи и перекрестился.

– Пей за гостей наших! – Максим поднял бокал. – Вот по правую руку от меня – Ермак Тимофеич, знатный казачий атаман. А по левую руку тоже атаман, только рангом поменьше. – Максим рассмеялся. – Поменьше, да кусает столь же ладно.

– Ладно тебе, купец, – проревел второй атаман. – Иван Кольцов я.

Максим вновь наполнил кубок вином и показал на Брошку.

– Вот человек мой доверенный, с вами, казаки, пойдет.

– Соглядатаем твоим, а, Максим? – усмехнулся Иван Кольцо. – Не доверяешь?

– Обижаешь, атаман, – улыбнулся Максим. – С бурлаков парня взял. Обучил с саблей и пищалью обращаться. Пусть в деле себя покажет, а вернется живой и со славой, к себе на службу возьму.

– А не жалко тебе человека своего? – подал голос Ермак. – Дело сложное, чай, не крестный ход.

Максим опрокинул стакан:

– Знаю, атаман. Такова воля государева.

– Знаем мы, чья это воля! – прохрипел уже захмелевший от вина Кольцов. – Ты же, Максим, с братом своим и ездил в Москву с грамотой к царю.

Максим и Никита переглянулись.

– То верно, казаки, и не скрываем. А доколе татарам деревеньки наши жечь да люд православный в полон угонять? Давеча на Чусовой три хутора да с десяток выселок разорили басурмане. Всех порубили, даже детишек. – Максим отвернулся и сплюнул в открытое окно. – Да и пора вере Христовой за Урал-камень прийти.

– Про веру верно молвил, Максим! – Ермак поднялся со своего места. – Но и карман свой не забыл.

Максим рассмеялся:

– Так и вы, казаки, что возьмете в тех местах, все ваше, ну акромя земельки, конечно. Земля, она государева, разумеется.

– Складно поешь Максим, ох и складно… – Ермак осушил бокал. – Припасов сколько дашь?

Максим взял с тарелки щепоть квашеной капусты и отправил в рот. Капуста захрустела у него на зубах.

– Все берите. Себе для обороны городка оставлю немного, остальное – ваше. Вот те крест. – Максим и Никита встали из-за стола и, повернувшись к иконостасу, трижды перекрестились.

– Добро, купцы! – прогремел Ермак. – На том и порешим, да собираться в поход будем.