Ермак. Тобол-река (страница 10)
– Иван, принимай к себе молодца! – Ермак указал на Брошку.
Казаки сидели на бревнах, тихо переговариваясь между собой. Грядущая экспедиция несла в себе не только большие риски, но и хорошие прибыли.
Ермак и Максим стояли на пристани, наблюдая, как казаки и челядь грузят на струги пушки и заряд. Небо затянуло тучами, и накрапывал мелкий дождик. Камское лето было влажным и холодным, совсем не таким, как на Волге и Яике. Несколько стругов вытянули на берег, и посадские смолили днище. Из крепости приехали еще несколько подвод с порохом и пушками.
– Кажись, все, – довольно хмыкнул Максим. – Считать будешь? – Он повернулся к Ермаку.
– Да чего уж там, – буркнул Ермак. – И так вижу, что слово свое сдержали. Тепереча и наш черед.
Максим подошел к подводам и проверил, как укрыт порох. На одной из телег он заметил, что полог, укрывавший груз, был небрежно закинут сверху. На пищали тонкой струйкой стекала вода.
– Я тебе что говорил? – Он ударил кончиком жезла прямо в лоб сидевшего на подводе мужика. – Порох и оружие укрывать лучше.
Мужик жалобливо скуксился:
– Прости, барин. Виноват.
Он спрыгнул с подводы и начал заделывать щели.
– Еще денька три, и пойдем… – Ермак подошел к стругам на берегу.
– Сколько еще чинить? – спросил он у мастера, руководившего ремонтом.
– Дня два, и управимся, – пролепетал мужик.
– Дай-то Бог, – отвернувшись, ответил Ермак.
Он прошел вдоль остальных стругов и осмотрел уже проделанную работу. На колокольне в Орел-городке зазвенел колокол, призывая посадских к вечерней трапезе.
Ерошка и Иван Кольцов сидели на бортах стругов и смотрели в темные воды Айвы.
– Сам-то откуда? – спросил Иван.
– С Москвы.
– Вот так да! – удивился Кольцов. – Был я давеча в Москве, в гостях у царя.
Ерошка улыбнулся:
– И как тебе царь?
Кольцов сначала ухмыльнулся, а потом произнес:
– Цари, они, Ерофей, все одинаковы. Сначала в гости зовут, а потом на цепь садят.
Он произнес это так, словно побывал в гостях у всех царей в мире и на основании своего горького опыта сделал такой вывод.
– Пошто на цепь-то? – В глазах Брошки мелькнуло изумление. – Натворил чего?
– Натворил… – Иван кивнул головой. – Натворил, да так, что устал расхлебывать. Ложка мала оказалась.
Ерофей опустил голову:
– Жалеешь, что пошел в гости к царю?
– Тут, Ерофей, жалей, не жалей, а идти надо, иначе спустит царь шкуру да на забор вывесит, – горько молвил Кольцов.
– Ну, дай Бог, обошлось… – Ерошка перекрестился.
– А ты из чьих в Москве будешь? – спросил Иван.
– Из посадских я, – ответил Ерофей. – Колыванов сын. У бати моего строительная артель.
Перед глазами у Кольцова всплыл знакомый образ Марьи, которая заботливо выходила его после царских казематов.
– А сам как здесь оказался? – продолжал расспрос Иван.
– Да как оказался, – горестно заметил Ерофей, – связался с ватажниками лихими. Ходил за Урал-камень вогульские святилища брать.
– Ну и много богатств набрал? – усмехнулся Кольцов.
– Да вот на бурлацкую лямку и натянул? – горестно произнес Ерошка.
– Знаешь дороги за Камнем?
– Не, – Ерофей помотал головой, – мы по зиме ходили, на нартах и оленях. Места там дикие и непроходимые, только олени вывезут, с лошадьми пропадешь.
– Ну не скажи, – рассмеялся Кольцов, – хороший конь везде вывезет, это я как вольный казак тебе говорю.
– Тут уж как повезет, – заметил Ерошка.
– Ладно, Ерофей, айда ужинать, – подмигнул Кольцов, вставая с борта струга. – Делов много завтра у нас.
Иван Кольцов не стал рассказывать Ерофею Колыванову, как очутился в их доме после царских подвалов, как сестра его Марья заботливо выходила изувеченного казака. Придет время, расскажет. А пока он возьмет под опеку младшего Колыванова. Мелентий будет рад, что сына к делу приставил.
В старой часовне, что у восточной стороны крепостной стены, раздавалось зычное пение священника. Казаки, сняв папахи и шапки, молча стояли, склонив головы. Священик, сотворив очередную молитву, снял с аналоя икону святого Георгия и стал обносить ее меж казаков.
Три раза перекрестившись, Максим вошел в храм. Ермак стоял посреди своих воинов, воздев взор на иконостас.
– Ермак Тимофеич, – Максим дернул его за полы кафтана, – дело важное.
Ермак скосился на Строганова и буркнул:
– Ну, чего еще?
– Крестьяне с хутора поймали татарина.
– Разведчик, что ли? – удивленно прошептал Ермак.
– Нет, – улыбнулся Максим, – заплутал и вышел на хутор. Тут его мужики и повязали. Ослаб совсем.
– А куда ехал?
– А пес его знает.
– Пошли. – Ермак, перекрестившись, потянул Максима за собой.
Унемэ сидел в горнице со связанными за спиной руками. Крестьяне надавали ему хороших тумаков.
Ударили жердиной по руке так, что левая рука отсохла. Накинули петлю и сдернули с коня. Умение метко стрелять из лука и ловко орудовать ножом ему не помогло. Скрутили, словно пойманную в силки куропатку.
Вокруг было темно, лишь свет свечи на большом тесаном столе освещал пространство вокруг. В дальнем углу, у самого потолка, на полочке с белым полотенцем стояли расписные дощечки.
«Бог московитов», – он понял это сразу, как увидел их.
Двери внизу скрипнули, и по лестнице загремели грузные шаги. Унемэ напрягся. Московиты… Выбитая рука до сих пор отдавала болью. Сердце бешено колотилось, но Унемэ не собирался в чертоги Номи-Торума. Он не затем проделал к московитам столь длинный путь. И разграбленное вогульское святилище не имело сейчас для маленького охотника значения. Он хотел вернуть то, что принадлежало ему по праву, кареглазую Эви. Карача должен получить по заслугам, даже если Унемэ придется привести московитов на вогульские земли.
Дверь распахнулась, и горницу ввалились три московита. Один из них подошел к столу и зажег все свечи. В горнице стало светло. Теперь Унемэ смог разглядеть их. Один из них, с черной бородой, был словно великан по сравнению с остальными. Через плечо у него был перекинут широкий ремень, на котором висела сабля. Другие же меньше ростом. Один из них вытащил из-под стола лавку и уселся на нее, расставив ноги.
– Это он, Ермак Тимофеич, – сказал московит, сидевший на лавке.
Московит-великан, которого остальные называли Ермак Тимофеич, подошел и склонился над связанным Унемэ.
– Кто таков? – словно проревел он.
Унемэ жестом показал ему, что не может говорить со связанными руками.
– Ерофей, развяжи ему руки и усади, – распорядился человек с лавки.
– Максим Яковлевич, опасно.
– Да куда он денется. Если уж мужики-крестьяне его с коня сами сняли.
– Ай да татарин, – рассмеялся Ермак, – с мужиками справиться не смог. Как Кучума собрался защищать?
– Я не татарин, – прохрипел Унемэ.
Лицо Максима Строганова приняло озадаченный вид.
– Как не татарин? А одежда и сабля были татарские. Ты чего нам заливаешь? Сейчас прикажу мужикам на конюшню тебя свести, всыплют плетей пятьдесят, быстро вспомнишь.
– Погоди, Максим, – прервал его Ермак. – Не татарин, говоришь? – Ермак посмотрел Унемэ в глаза. – И впрямь, – добавил Ермак, – морда-то не слишком татарская, хотя похожа. Спутать сдуру не мудрено. Так кто же ты? – повторил вопрос Ермак.
Унемэ растер затекшие от веревки руки и посмотрел на московита-великана. В его глазах не было ярости или злобы. Они больше напоминали глаза шамана. Добрые и мудрые.
– Я вогул! – ответил Унемэ. – Охотник.
– А к нам зачем пришел? – спросил Максим.
Унемэ покрутил головой.
– Дело у меня к московитам.
– Вот как? – удивился Ермак. – И какое же дело у тебя к нам.
Унемэ опустил голову, а потом вновь поднял ее и посмотрел на Максима.
– Знаю, что московиты на сибирского хана война идут. За Урал-камень на стругах.
– Ну-ну, – подначил его Ермак. – Откуда знаешь?
Унемэ усмехнулся:
– Ветер вогул принес.
– И татары знают?
Унемэ вспомнил: в деревню принесли весть, что татарский дворянин Улугбек вернулся из Бухары.
– Знают, – уверенно ответил Унемэ. – Мурза Карача посылал своего человека с посланием от Кучума в Бухару.
Ермак сел на лавку рядом с Максимом.
– Врет али не врет этот вогул, нам без разницы. Все равно пойдем. Да и куда там Кучуму против наших ружей.
– Верно, – ответил Максим, – но поторопиться надо.
– Да, мешкать не будем, – утвердительно кивнул Ермак.
– Эй, вогул, – окликнул Максим. – Так зачем к нам шел?
Унемэ выдавил из себя улыбку:
– Проводником у вас буду. Поведу по нашим землям до татарских улусов.
– Тебе-то с того какая корысть? – спросил Ермак.
– Мурза Карача продал в рабство мою невесту Эви. – Унемэ замолчал. – Люди сказали, ее с караваном увезли в Бухару. Я никогда ее не увижу больше. Я отомщу Караче. Вырежу его сердце и брошу его волкам.
Ермак наклонился к Строганову:
– Похоже, не врет вогул.
Максим кивнул:
– Похоже. Карача частенько грабил вогульские селения, а жителей отдавал в рабство. Не первый раз о бесчинствах Карачи от местных народцев слышу.
– Может, в помощь нам будут? – осторожно спросил Ермак у Максима Строганова.
– Кто и будет, а кто – нет. Иные племена с Карачей в дружбе. Ну, один проводник у нас есть.
– Да, ненависть – хорошее свойство. – Ермак пригладил густую черную бороду и посмотрел на Унемэ. – Как минимум одного кровника Карача себе нажил.
– Слушай, вогул, – Максим присел на корточки, – а какие еще из племен ваших с Карачей не в ладах?
Унемэ улыбнулся:
– До Камня можно смело идти. Люди Вотлы презирают татарского мурзу.
– Вверх по Чусовой на стругах пойдем до Камня, а потом волоком до Тагил-реки струги придется тащить… – Ермак развернул карту, где тонкими линиями были обозначены сибирские реки.
– Управитесь ли с волоком сами? – Максим удивленно посмотрел на Ермака. – Чай, не телеги из грязи тащить.
– С Божьей помощью! – Ермак повернулся к иконам и перекрестился. – Лес там же рубить будем. А где и его народец поможет.
– Поможет, а, вогул?
Унемэ кивнул. Московиты были его единственной надеждой вытащить Эви из рабства Карачи.
– Жиру в бочках достаточно заготовили. До Тагил-реки хватит. Обмажем бревна и как-нибудь с Божьей помощью управимся.