Семь мармеладных поцелуев (страница 22)
Пробормотав что-то себе под нос, он завел машину и тронулся. Вспомнив, что Никита несколько раз предупреждал меня не пускать Ларского за руль, я всполошилась и воскликнула:
– Остановите, я поведу!
– Не глупи, ты не в том состоянии, – ответил Ларский, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида.
– А вы разве в том?
– Все нормально, я могу водить, если не идет… – Ларский замолчал, увидев, как по капоту машины забарабанили капли дождя.
– Вы не можете водить в дождь? – уточнил я, но Ларский мне не ответил.
Сжав руль так, что побелели костяшки пальцев, он нервно сглотнул и сбавил скорость до двадцати километров в час. Проехав так метров сто, он свернул направо, на узкую улочку с односторонним движением. Впереди виднелся небольшой супермаркет, и Ларский поехал к нему. К моменту, когда он припарковался, его руки начали сильно трястись, а лицо сделалось белым, как мел.
– Александр Сергеевич, насколько все плохо? – спросила я, коснувшись его плеча.
Ларский пробубнил что-то непонятное. Откинулся на спинку сиденья, запрокинул голову и глубоко задышал. Я открыла бардачок, достала пачку мармелада, вскрыла ее и протянула ему. Ларский посмотрел на мармелад как на гадкое лекарство, нехотя взял и закинул в рот пару мишек.
Дождь усиливался и напряжение в салоне автомобиля тоже. Ларский медленно жевал мармелад и, кажется, приходил в себя. Я же наблюдала за каплями, барабанящими по капоту, и размышляла о том, почему дождь так действует на Ларского. Первый раз на моей памяти ему стало плохо, когда он сел за руль своей машины, но тогда не было дождя. Второй раз был в лифте, и приступ, скорее всего, спровоцировало отключение света и остановка кабинки. Видимо, фобий у него достаточно, раз приступы почти всегда случаются при разных обстоятелствах. Знали бы об этом сотрудники, никогда бы не назвали бы его Тирексом…
– Аня, – вдруг тихо позвал меня Ларский.
– Ммм? – Я повернула голову к нему и поймала на себе взгляд его усталых зеленых глаз.
– Наверно, нам надо вызвать водителя, как думаешь? – голос Ларского был непривычно тихим, словно он говорил не об обыденном, а о чем-то тайном, личном.
Я кивнула и полезла за телефоном, но вспомнила, что он перестал работать после плавания в луже.
– Позвони с моего. – Ларский протянул мне свой разблокированный телефон.
Поколебавшись несколько секунд, я взяла у него телефон.
– Колени надо обработать, – все так же тихо произнес Ларский.
– Да, дома сестру попрошу, – кивнула я, ища в поисковике нужный сайт.
– А сама?
– Боюсь.
– Вот же трусиха, – буркнул Ларский.
Не успела я моргнуть, как он наклонился ко мне, взялся за икры и осторожно, но быстро положил мои ноги к себе на колени.
– Вы чего? – От неожиданности я чуть не выронила телефон.
– Коленки твои содранные хочу обработать, – нахмурился Ларский. – А ты что там себе надумала?
Он достал из пакета перекись, йод, ватные диски и пластыри. Я замерла, наблюдая, как он залил мои колени перекисью, а затем взялся за йод.
– Ой, божечки! – пролепетала я, зажмурившись.
– Спокойно, больно не будет, – деловито сказал Ларский.
– Будет жечь, – заныла я, не открывая глаз.
– Не будет, обещаю.
Я закусила губу и приготовилась к жжению, но ее не последовало. Я чувствовала, что Ларский мажет мне колени, но никакого жжения не было. Ссадины лишь слегка пощипывало, но вполне терпимо. А потом я ощутила легкий холодок на коже, приоткрыла глаза и увидела, что Ларский очень осторожно мажет йодом мои ссадины и, не переставая, дует на них.
– Как моя мама… – невольно пробормотала я.
– Я не твоя мама, Соловей. Не забывайся. – Ларский взглянул на меня и нахмурился. – Что пялишься? Лучше водителя вызови.
– Ага.
Найдя телефон, я вызвала водителя, который появился минут через десять. За это время Ларский обработал мои ссадины и залепил их пластырями. Затем, когда пришел водитель, он попросил меня назвать ему мой адрес и пересел на заднее сиденье. Больше я его от него не слышала ни слова и даже боялась взглянуть на него через зеркало заднего вида, хоть и очень хотелось.
Когда водитель привез нас к моему дому, я обернулась и произнесла:
– Спасибо за все. До свидания.
Ларский лишь кивнул, глядя в телефон. Как будто лимит его внимания ко мне на сегодня был превышен настолько, что теперь он будет игнорировать меня несколько недель, а то и целый месяц. И мне бы, по сути, радоваться, что Ларский снова стал Ларским, но почему-то мне стало от этого обидно и грустно.
Глава 15
В выборе спутника жизни – главное не то, нравится ли он тебе, и даже не то, хорошо ли тебе вместе с ним! Главное – это довольна ли ты миром и собой, когда он рядом!
Мария Воронова «Клиника одиночества»
– Ну, подруга, у тебя и приключение было, – произнесла Катя, когда я закончила рассказывать о вчерашних событиях.
– Да уж, – пробормотала я, глядя в свою почти опустевшую кружку.
Мы сидели в кафетерии, пили невероятно вкусный чай каркаде с малиной и мятой и гипнотизировали взглядом второй по счету круассан с ветчиной и моцареллой, который купила себе Катя. Так как мое начальство сегодня благополучно не пришло на работу из-за какой-то важной встречи в другом городе, я могла позволить себе немного расслабиться и на полчаса раньше пойти с подругой на обед.
События вчерашнего дня даже после крепкого восьмичасового сна все еще были такими яркими, будто случились только что. А различные выражения лица Ларского я могла нарисовать по памяти на нескольких листах. Злой как цербер, инфернальный как сатана, озадаченный как студент в свой первый день в универе, – таким был Ларский вчера. А еще милым, когда купил мне обувь и лекарства. И если бы под конец он не включил свой излюбленный режим под названием «антарктический айсберг», я бы сегодня пришла в лиловых балетках. Однако легкая обида все еще сидела во мне, поэтому я решила, что лишь еще раз поблагодарю его на словах.
Но этот гад сегодня не пришел! И это меня ужасно разозлило. Почему – не знаю. По идее, оно и к лучшему – меньше буду испытывать неловкость рядом с ним, но вот почему-то меня это задело. Мог бы и предупредить, что не появится на работе. Я же все-таки тоже его секретарь.
– Слушай, ну ты прям как будто не про Тирекса сейчас рассказывала, – сказала Катя, вырвав меня из размышлений. – Не способен он на такие жесты, это в его ДНК не заложено.
– Откуда ты знаешь о его ДНК? – спросила я, скептически глядя на подругу.
– Ну, я говорю по своему опыту. Такие люди, как наш шеф, не способны на широкие жесты. Они могут только управлять людьми, критиковать и увольнять. – Катя откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и посмотрела на меня взглядом, который красноречиво говорил «даже не спорь со мной».
Спорить мне не хотелось, потому что недавно я сама была на месте Кати и удивлялась тому, что Никита хорошо отзывался о Ларском. Теперь я сама увидела, что он и правда может быть неплохим, вот только не всегда этого хочет.
– О, Подольский! – вдруг закричала Катя. – Иди к нам!
Я повернула голову в сторону, куда смотрела подруга, и увидела Никиту с кружкой в руке. Видимо он только что пришел в кафетерий и теперь выбирал, куда бы ему сесть.
Заметив машущую ему Катю, Никита потупился, поправил очки и неуверенно двинулся к нам.
– С каких пор ты такая радушная с ним? – удивилась я. Подруга до этого момента никогда не была дружелюбна с Подольским, потому что он ее раздражал своим кислым видом и частыми исправлениями. Может, ей что-то от него надо?
Подруга цыкнула на меня и, отвернувшись, лучезарно улыбнулась Никите, который выдвинул свободный стул за нашим столиком и сел на него.
– Привет, – поздоровался он с нами.
– Привет. – С губ Катьки не сходила улыбка. Ну точно ей что-то от Никиты надо. Вот же хитрая лиса.
– Ты вернулся с Ларским? – спросила я как можно равнодушнее.
Никита кивнул. Достал из кармана батончик мюсли, распечатал и откусил почти половину.
– Голодный? Хочешь круассан? Я уже наелась, не осилю второй. – Катя подвинула к Никите нетронутый круассан. Ага, не осилит она, как же. Пиццу в одну харю может съесть за раз, а потом еще десерт попросить. А как она торты уминает, это надо видеть. И не толстеет ведь, зараза такая.
– Нет, спасибо, я не очень голоден, – отказался от угощения Никита.
Его поведение, в отличие от Катиного, совсем не поменялось. Он вел себя все так же отстраненно, не улыбался и особенно не разговаривал. Просто ел свой батончик и запивал его черным кофе. А моя подруга с дурацкой улыбкой смотрела Подольскому в рот так, словно она была заботливой бабушкой, а он – ее внуком, приехавшим к ней на каникулы.
– Мне тут Аня столько интересного рассказала про нашего гендиректора, – пропела Катька, не сводя взгляда с Никиты.
– Кать, не надо, я сама ему расскажу потом, – остановила я подругу.
Она кинула на меня недовольный взгляд и нахмурилась. Никита удивленно посмотрел на Катю, затем на меня и тихо спросил:
– Что опять?
– Не переживай, – замахала я руками. – Все хорошо. Просто вчера попали в небольшое ДТП. Я рассказала Кате, как ловко Ларский разрулил ситуацию.
По глазам Никиты было видно, что он мне не особенно поверил. Значит, после обеда он устроит мне настоящий допрос. Может, написать ему подробный отчет? А еще лучше – делать так после каждого инцидента с Ларским. Мне так будет значительно проще – не стоять под испытывающим взглядом Подольского и сбивчиво не рассказывать о произошедшем. А если он еще и вопросы напишет и отправит мне по почте, так вообще будет расчудесно!
Что, размечталась, да? Эх, а так ведь хорошо все придумала…
Подольский явно хотел еще что-то сказать и, судя по тому, что смотрел он на меня, это что-то должно было относиться к Ларскому, но нас внезапно нагло перебили.
Я почувствовала, как позади меня кто-то стремительно прошел, обдав знакомым запахом одеколона. Справа заскрежетал выдвигающийся стул, и уже через несколько секунд рядом со мной сидел Демидов и широко улыбался всем присутствующим.
Боже, только его здесь сейчас не хватало!
В последнее время я начала невольно избегать Демидова, потому что он постоянно интересовался, когда я соизволю дать ему ответ. Но как я могла ответить, если и правда не знала, хочу ли я с ним отношений?! Да, он мне нравился, но смогу ли я его полюбить? А семья его меня примет? В случае с Алеком слишком много сомнений, и они пока что перевешивают мою к нему симпатию.
– Йоу, – произнес Демидов, подняв вверх правую руку. – Что сидим и киснем?
– Мы не киснем, – ответила я смущенно. – Просто задумались.
– А-а-а, – протянул Демидов. Взглянув на нетронутый круассан Кати, он указал на него и спросил: – Это чей? Или ничей?
– Мой, но я его не хочу, – сказала Катя, полностью потеряв интерес к Подольскому. – Можете съесть, если хотите.
– Очень хочу. Голодный как волк. – Алек притянул к себе тарелку, схватил круассан и впился в него зубами. И двух минут не прошло, как от круассана остались только крошки.
Вытерев рот салфеткой, Алек заглянул в мою кружку и спросил:
– Можно?
Не успела я кивнуть, как он уже допивал остатки моего чая, при этом положив руку на спинку моего стула. Никита и Катя озадаченно смотрели на эту бесцеремонность, а я не знала, куда себя деть от неловкости и смущения – Алек вел себя так, словно мы с ним были довольно близки.
– А вы втроем типа дружите? – спросил вдруг Демидов, пробежавшись взглядом по всем нам.
– Ну-у, мы с Катей лучшие подруги, а Никита…
Я хотела сказать, что Никита – просто коллега, но Алек перебил меня:
– А вы любите театр? Комедию «Ревизор»? Давайте сходим на выходных вчетвером?
– Я – пас, – сразу же отказался Никита. Подобрав фантик от батончика и кружку, он встал, чтобы уйти.