Окон легонько касалась дробь капель воды, в полуоткрытую форточку сочился воздух, наполненный свежестью, ветер игрался шторами и время от времени по кабинету разносился монотонный шорох их ребячества. Но, по непонятной мне причине, чудесная густая серость, накрывшая город, имела обыкновение влиять на эмоциональное состояние людей не в лучшую сторону. Когда во время дождя в сердцах пациентов господствовала хандра, в кабинете застаивалась атмосфера уныния. И никакой ветер не был способен ее развеять.

Хоть я не был подвержен общим перепадам настроения и имел иммунитет к любому проявлению человеческих чувств, слушать жалобы раздраженных клиентов было утомительно. Учитывая, как их в тот день было много, не удивительно, что к концу я был пресыщен событиями, вымотан и чувствовал жуткую усталость.

Пробили часы – знак, что совсем скоро меня выпустят из бетонной коробки, чтобы я мог вернуться в другую бетонную коробку и там восстановить потраченные ресурсы путем принятия пищи и сна. В список прочих людей могло входить еще несколько пунктов, но мне обычно с лихвой хватало двух.

***

– Спасибо Вам большое, доктор. – поблагодарила меня недавняя пациентка. Надавив на ручку двери, она исчезла, оставив за собой шлейф из смеси удовлетворения и огромного нежелания идти под дождь.

«Последний. И на сегодня я свободен.» – успел подумать я, пока время зависло в пограничном состоянии. Далее из еще не успевшей захлопнуться двери донесся виноватый возглас, вслед за ним ломаная ругань, после чего я увидел руку.

Стоило этой руке появиться в поле зрения, как она уже не вызывала симпатии. Не обрадовался я и появлению ее счастливого обладателя. Он возник в проеме с наглым выражением лица, словно собирался бросить вызов всему миру и непременно одержать победу. Он шмякнулся на стул, испытывая какое-то наслаждение от того, что тот виновато скрипнул под его увесистой тушкой. В нос мне вонзился запах перегара, словно этот человек мысленно затушил о мою надгубную перегородку сигарету. Да уж, впереди меня ждал не самый простой прием.

Подавляя вздох, я посмотрел на пациента. По глазам было видно, что он только и ждет на кого бы вылить помои негатива и отвел мне роль главной жертвы. Правда он явно ошибся – я был не очень хорошей кандидатурой на роль «козла отпущения». По пустоте моего взгляда и бесстрастному выражению лица было видно какой никудышный из меня актер. Уверенность на его лице не просуществовала долго. Она капитулировала под действием моего авторитета врача и сменилась сначала смутной тревогой, а затем сдержанной деловитостью.

– Рассказывайте, что вас беспокоит. – начал я разговор и принялся слушать.

Пациент начал рассказывать. Он говорил о своих проблемах с упоением, целиком и полностью отдаваясь актерской игре. Мне не приходилось прерывать его, и я лишь изредка вставлял короткие реплики. Он настолько хорошо продумал свою роль, что уверовал в то, что написанный им сценарий является правдой. Я сразу понял, что эта хорошо вымеренная игра имеет мало общего с реальностью, и мне оставалось ждать пока не иссякнет его энтузиазм.

Пять минут, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять…

Я услышал какой-то шум. Точнее не я услышал – в тот момент я добросовестно исполнял долг перед пациентом. Но что-то внутри меня натянулось до предела. Словно впервые тонкая струнка души завибрировала на одной частоте с каким-то неизвестным источником шума.

Сначала я не обратил на эту аномалию никакого внимания. Но вскоре шум перерос в настоящую какофонию, какую ни я, ни мой пациент уже не могли не замечать. На него вмешательство инородных звуков оказало действие, схожее с тем, какое оказывает красная тряпка на быка.

– Да что, черт возьми, там творится такое! – наконец нашел он на ком сорвать недовольство и разразился бурными ругательствами в адрес раздражителя.

Но я…

Я его не слышал.

Отголоски ругани казались такими далекими, как если бы я вновь разучился понимать человеческую речь.

Во мне с дикой скоростью начала разрастаться тревога. По сравнению с тем, что до сих пор я испытывал, это был практически приступ паники. Настойчивая необходимость действовать – выйти и узнать, что же так взбаламутило покой и отвлекло от работы, завладела всем моим существом.

И тогда я впервые за всю карьеру посмел прервать сеанс.

И не считаясь с интересами пациента распахнул дверь…

В коридоре творился беспорядок. Источник этого беспорядка был взят в окружение телами знакомых спин в белых халатах, поэтому я не мог его разглядеть. Наперебой до меня доносились обрывки фраз.

– Дамочка вы же понимаете, что нельзя вламываться в кабинет врача, когда у него идет прием. Проявляйте уважение.

И вторило согласное эхо голосов.

– Неслыханная невоспитанность!

– Разве можно так поступать!

– Прошу, мне срочно необходимо обследование! – пытался перекричать их чей-то настойчивый возглас.

– Тогда запишитесь на прием на завтра.

– Ну не можем мы принять Вас без предварительной записи.

– Верно. Это правило распространяется на всех! – заглушало его эхо.

– Завтра будет уже слишком поздно! – настаивал на своем отчаявшийся голос.

Кажется, обе стороны не понимали, что говорят на абсолютно разных языках.

Я моментально растерял интерес к происходящему и лишь безучастно наблюдал, как врачебный состав почти всем поликлиническим отделением пытался образумить какую-то неуравновешенную. С первого взгляда можно было подумать, что у нее случился нервный припадок. Ничего необычного. Как всегда, шум из ничего.

Наконец, в разговор вступил голос, обладающий особым авторитетом. Коллеги расступились перед ним в почтительном молчании

– Девушка, успокойтесь пожалуйста. – молвил голос и низкочастотные вибрации вводили в коллективный транс. Раскаленная атмосфера рассеялась, не успел он закончить фразу. – Вы ведь сами прекрасно осознаете, что с точки зрения здравого смысла, то, о чем Вы говорите, не может быть. Ради Вашего же блага, сделайте глубокий вдох и придите в себя. Давайте я помогу Вам мыслить логично.

Я не мог похвастаться умением смотреть сквозь чужие спины, но в тот момент я отчетливо видел, как авторитетный голос осторожно взял руку неуравновешенной, накрыл ее кисть своей ладонью и посмотрел ей в глаза долгим немигающим взглядом.

– Вы ведь понимаете, что проблема, о которой Вы говорите, не существует в действительности. Она существует исключительно в Вашей голове. – убеждал он ее. – Я понимаю, что в таком состоянии Вам сложно внимать голосу здравого рассудка, но постарайтесь хотя бы прислушаться к моим словам и словам моих коллег. Все они профессионалы своего дела, которые отдали жизнь на служение медицине. И сейчас они готовы подтвердить, что никогда еще человечество не сталкивалось с подобной болезнью. – согласное одобрение прошлось по ряду белых халатов. – Вам нечего бояться.

Вслед за животрепещущей речью авторитетного голоса, прочие голоса принялись обрушивать на голову несчастной девушки шквал доказательств его неоспоримой правоты. Своим несомненным численным превосходством они смели уверенность с ее лица. Под коллективным давлением неизвестная начала ощущать вину за свое неблагоразумное поведение – за то, что посмела отвлечь от столь важных дел тех, кого назвали «профессионалами, отдавшими жизнь на служение медицине» и капитулировала. Заметив это, белые халаты с облегчением выдохнули.

Но, нет, она вовсе не поменяла свою точку зрения! Она просто осознала, что все вокруг говорят с ней на разных языках.

Какой был смысл ломиться в закрытые двери, зная, что их никто не отворит?

Ее плечи опустились, уверенность на лице померкла и лишь поджатые от беспомощности губы свидетельствовали о непокорности, что продолжала сражаться в ней. В опущенных глазах же отразились покорность и тяжелое смирение.

– Хорошо. – сдалась она и тем самым расположила к себе бывших оппонентов. Белые спины халатов восторжествовали и под действием всеобщего ликования начали проявлять к бывшей неуравновешенной необычайное сострадание.

– Все наладится, вот увидите!

– Все непременно у Вас будет хорошо. Мы сделаем все необходимое, чтобы вылечить Вас.

– Вам помогут. – подбадривало ее эхо голосов.

И среди этого эха отчетливо слышался авторитетный голос

– Вам нужна помощь специалиста, и мы готовы ее оказать, но для этого Вам необходимо соблюсти несложные правила.

– Да, да! Давайте я помогу Вам записаться на прием! – перехватила инициативу студентка, которая утром одолжила мне зонт. Она заметила мое присутствие, и оно отозвалось в ее глазах особым блеском энтузиазма.

– Благодарю. – поблагодарила голоса неизвестная за проявленное милосердие.

И затем, сопровождаемая конвоем белых халатов направилась к выходу.

Я наблюдал за тем, как ее уводили, с полным безразличием. С таким же безразличием я смотрел на ее хрупкую, но совсем ничем не примечательную фигуру, на то, как тяжело и мучительно скатывалась одинокая слеза по ее щеке. В одной этой слезе было заключено боли, вероятно, больше, чем я испытал за всю свою жизнь. Но и понимание этого отзывалось в моей душе одним лишь безразличием. Еще один силуэт, принадлежащий самый обычной пациентке, которую я видел в первый и последний раз…

Как раз в тот момент, когда я с безразличием пришел к такому выводу, процессия поравнялась со мной. Неизвестная подняла опущенный взор, и взор этот упал на меня – на мое ничего не выражающие лицо и полную безучастность в глазах. Но именно эта безучастность, видимо, и привлекла внимание незнакомки. При виде нового, прежде не задействованного в трагедии лица, на мгновении ее облик тронул крошечный отголосок надежды.

Тогда жизнь, так быстро ее оставляющая, внезапно озарилась в глазах золотым блеском, и неизвестная решилась на последний отчаянный поступок. Она смогла вырваться из-под стражи белых халатов и, устремившись ко мне, вцепилась мертвой хваткой в полы моего халата.

И равнодушная мысль шевельнулась в моей голове: «Если бы ее попытались сейчас отодрать от халата, получилось бы?…»

И, внезапно, та же равнодушная мысль пронзила меня насквозь и разом прокатившись по 100000 километров сосудов, умещающихся во мне, взывала короткое замыкание во всем теле.

«Нет не получилось бы!»

Но откуда такие выводы?

Что-то знакомое было в этой цепкой отчаянной хватке! Но что? Ведь никто и никогда прежде не цеплялся за меня с такой настойчивой мольбой…

Постойте!

Вялое воспоминание, которое изредка отдавалось во мне легкой болью, внезапно взорвалось ослепительной золотой вспышкой и, как тогда, меня парализовало с ног до головы: «Совсем как тогда… значит она цепляется за меня потому… потому что хочет жить!»

– Доктор я обрастаю листьями, что мне делать?! – именно с этими словами ворвалась она в мою жизнь.

На мир с новой силой обрушился беспорядок. Из кабинета доносилась ругать пациента, из коридора – убеждения врачей. Казалось все вокруг разом посходили с ума… а я мог лишь смотреть в ее глаза, которые так отчетливо вопили: «помогите!», и в которых я так отчётливо видел собственную мольбу. Вокруг суета, шум и безумие, а я стою, как заворожённый смотрю в глаза незнакомки, которая просила меня ей помочь. А все прочее разом перестало иметь какое-либо значение.

Очнулся я внезапно – это неизвестную насильно оторвали от моего халата и повели к выходу. В тот момент я все еще пребывал в ступоре, в состоянии болезненного паралича и не смог вымолвить не слова.

А тем временем ее уводили.

Ее уводили…

Уводили…

Уводили?

Ее уводили.

Куда?

Куда ее уводили?

Ее уводили!

ЕЕ УВОДИЛИ!!! …

Тревога, натянутая до предела, лопнула, и посыпались осколки зеркал, в которых я видел одно лишь собственное отражение – отражение незнакомца с пустым взглядом и ничего не выражающим лицом. Послышался звон. Осколки градом осыпали мою голову и вонзились болью в каждую клеточку тела, но то была не знакомая мне боль. Не физическая боль. А когда я открыл глаза, то вместо зеркал и паутины ветвей, опутывающих стены, увидел то, что прежде было мне недоступно…

Ее уводили!