– Да подумал, чего время терять! – заявил Михаил и, открыв дверь с ноги, внес жену в комнату.

Надежда сразу выхватила взглядом небольшой угловой камин, выложенный из кирпича и ничем пока не облицованный. Потом взгляд остановился на толстом ковре, когда-то лежавшем в их с Мишей квартире. И кресло, велюровое, разлапистое, тоже оттуда. Больше в комнате ничего не наблюдалось. Лишь дастархан, устроенный Дьяконовым на полу. Прямо на ковре, на расстеленной скатерти, теснились тарелки с закусками, в графине краснел клюквенный морс, и сбоку стояла знакомая запотевшая бутылка.

– Давай хоть за Новый год выпьем, – смущаясь, предложил Хоппер, укладывая Надьку с краю от скатерти-самобранки. – Подожди, сейчас подушку положу. – Михаил потянулся к креслу, на котором возвышалась одна из подушек из спальни.

«Все предусмотрел», – мысленно хохотнула Надежда, а вслух спросила:

– Миш, а ты моим звонил? Они знают?

– А зачем нашу тещу беспокоить, а? Будет тут бегать, перед глазами мельтешить…

– Миш…

– Вот и я говорю. Человек пожилой, сердце слабое. Как узнает, что тебе в голову дубина попала, меня со свету сживет.

– Боишься? – улыбнулась Надя.

– С тобой, мышонок, я ничего не боюсь, – серьезно заверил Хоппер и чмокнул жену в нос.

А на соседней улице в камине тоже потрескивал огонь, и Рита с Вовой, воспользовавшись тем, что родители отправились в сауну, улеглись на диване в гостиной. Санька ползал по полу, никак не желая расставаться с вязаной клумбой. Он с переменным успехом то пытался оторвать цветок с шали, то норовил схватить за хвост Фунтика, расположившегося неподалеку. Кот шипел и отползал в сторону. Молоканов, обнимая Маргариту, лениво следил за перемещениями сына. Ритка лежала в его объятиях, одновременно умудряясь косить одним глазом на Сашку и в то же самое время писать кому-то смс-ку.

– Что-то срочное? – напрягся Молоканов.

Рита, закинув телефон на журнальный столик, недовольно пробурчала:

– Дашка объявилась. Подружка-рукодельница. Хочет в гости приехать. А я не приглашаю.

– Чего так? – хмыкнул Молоканов, прекрасно понимая, что сам не желает видеть никаких гостей и делить с ними вновь обретенную Маргариту, а жаждет уволочь Ритку к себе домой, в полное и безраздельное пользование. Ну и Саньку, конечно.

– Знаешь, как мы с Надей Дашу зовем? – вместо ответа поинтересовалась Маргарита. – Прозерпина! Угадай почему?

Молоканов пожал плечами.

– Кто вас знает?

– Она, как та самая Прозерпина, на полгода исчезает, а потом опять появляется как ни в чем не бывало. А меня такая дружба утомляет.

– Дашка? Это с ней ты на море ездила?

– Ага, – потянулась Маргарита и чмокнула Молоканова в губы. – С ней. Это она, обнаружив, что тебя Конь с Балалайкой убивают, мне сказала.

– А чего на подмогу никого не позвали? Мои друзья до сих пор не поймут, как такое произошло.

– Я побоялась от тебя отойти. Иначе б случилось страшное, – печально замотала головой Рита. – Но мне показалось, в вашем лагере не было никого. Или все спали. Мы же почти всю ночь день Нептуна отмечали.

Владимир Петрович будто снова увидел верхний палаточный лагерь, расположившийся на горе среди сосен, шашлыки на самодельном мангале и несколько бутылок домашнего вина. И Нептун – лагерный старожил и давний приятель Молоканова – важно расхаживал около накрытого стола и все сокрушался, что всего-то осталось человек двадцать на два лагеря. Вот в прошлом году… Вова вспомнил, как ели горячее и полусырое мясо и запивали ядреным вином, больше смахивающим на дурман. Никто точно не знал, когда пьяное разухабистое веселье сменилось тяжелым сном. Молоканов попробовал восстановить в памяти подробности: как и почему рано утром он в одиночестве брел по дороге в деревню, пока не наткнулся на своих обидчиков.

– На ловца и зверь бежит, – сплюнул тогда под ноги Баян и больно ударил под дых.

– Почему они тебя избили? – словно прочитав его мысли, забеспокоилась Маргарита.

– Сам виноват, – отмахнулся Молоканов. – Я перед самым отъездом на море сорвал Баянову сделку. Вот только никак предположить не мог, что он вычислит, где меня искать.

– Это все Антон, – как от боли, поморщилась Рита. – А какие у тебя сделки с Баяном?

– Законных никаких, – фыркнул Вова и погладил любимую по голове. – Баянову удалось украсть часть моих старых разработок, а вот выдать их за свои не получилось. На все я лично оформил патенты и авторские свидетельства. Илья решил заключить лицензионный договор, чтобы он мог воспользоваться моими изобретениями в коммерческих целях. Его юристы накропали бумажку, и Сова привез мне на подпись целый пакет документов. У них даже в голове не укладывалось, что я могу отказаться. Совенко просто кинул файлик на стол и передал: «Баян велел подписать и печать поставить. Быстро!». Ну я и поставил, – устало продолжил Вова. – Помнишь, я тебе показывал? Гордость моей коллекции. Я тогда только купил эту хулиганскую печать. Ну и штампик наборный заранее собрал с расшифровкой росписи «К.Ю. Афедрон», расписался размашисто.

– Как? – задохнулась Рита от смеха. – КЮ Афедрон? Масло масляное, а у тебя получилась задница в квадрате… И печать с гениталиями на документе… Ой, не могу!

– Ну да, – разулыбался Молоканов, обрадовавшись, что любимая подметила все мелочи, так греющие душу ему самому. – Сова особо не вникал, что я там написал, и с этим договором помчался к патентному поверенному. А тот, глянув, сначала долго смеялся, а потом позвонил Баяну и послал. Сказал, что отказывается с ним работать. Потом, как сообщили мои лазутчики во вражеском лагере, Баянов долго пялился на печать, требовал перевести надпись. Он и так от злости полез драться с Совенко, а когда ему объяснили, что афедрон – задница по-гречески, а «кю» обозначает то же самое, но из фильма «Кин-дза-дза», Илюша совсем озверел. И приказал найти меня. Ну и Тризуцкий постарался.

– Тут совпало. – Молоканов заметил, как Риткины глаза наполняются слезами. – Дурацкая случайность. Дашка выложила в инстраграмм фотку, где она танцует у костра, и поставила локацию под снимком.

– Какое это имело отношение ко мне? – буркнул Вова, краем глаза наблюдая, как сын опять попробовал ухватить за хвост Фунтика. Молоканов, приподнявшись на локте, потянулся к вазочке со сластями и, ухватив двумя пальцами шоколадную конфету в блестящей обертке, быстро развернул ее и сунул в рот Маргарите. А из кусочка фольги скатал шарик, которым пульнул в кота.

– Иди в баню, рыжая морда!

Кот, получив по спине легким комочком, снисходительно посмотрел на странного гостя.

– Папа не обрадуется, если Фунтик к нему придет, – сквозь слезы улыбнулась Маргарита и позвала кота: – Иди сюда!

Тот не заставил себя просить дважды и, прыгнув на диван, растянулся у ног Молоканова. А Рита снова взяла в руки телефон и принялась нажимать на значки.

– Смотри, – обратила она внимание Владимира Петровича. – Вот эта фотография.

Вова вгляделся. Около костра танцевала толстая девица в купальнике, а на заднем плане целовались они с Маргаритой.

«Из-за какой-то глупой бабы Тризуцкий одним махом нашел меня и вернул жену, – мысленно разозлился Молоканов. – Какого…» Додумать он не успел. Санька, сидевший на полу и теребивший темно-вишневый цветок, закатился страшным ревом. Рита рванула к ребенку, а Вова гневно уставился на кота. Но Фунтик лежал на диване и находился далеко от Саньки, всем своим видом показывая, что он тут совершенно ни при чем. На маленьком пальчике сына показалась яркая капля крови, которую тотчас же облизала Маргарита.

– Никак не пойму, чем он поранился, – пролепетала она, прижимая сына к груди. Молоканов подскочил с дивана и схватил в руки дурацкую шаль, на которой играл ребенок. Он аккуратно ощупал цветок, всего лишь пару минут назад подвергшийся Санькиной атаке. Внутри явно находился плоский узкий предмет с острым краем.

– Рит, там что-то есть, – заметил он удивленно.

Глава 14

3 января

Рита не знала, смеяться ей или плакать. Нужно радоваться, что золотой лист нашелся, что его не переплавили по незнанию, не увезли заграницу. Но весь ужас заключался в том, что украденная реликвия обнаружилась у нее дома, в личных вещах. Как и кому объяснить, что она непричастна? Маргарита вспомнила лица родителей. От сомнения, промелькнувшего на их лицах, спина покрылась холодным потом. Рита почувствовала себя гадко, поняв, что лишь на долю секунды папа и мама, самые дорогие и близкие люди, усомнились в ней. Не поверили. Зато Вовкин ободряющий взгляд оказался кстати.

– Звони Лутонину, – велел отец.

– Нет, – тут же встрял в разговор Вова. – Так нельзя. Никто не поверит, что Рита невиновна. Нужно зайти с другого боку…

– С какого? – страдальчески усмехнулся Танеев.

– Мы не можем вот так просто предъявить лист, – вскинулся Молоканов. – Все подозрения сразу падут на Маргариту. Вы ведь тоже усомнились, правда?

– Глупости, – пробурчал Риткин отец, но дальше спорить не стал, а лишь добавил раздраженно: – То, что лист спрятали в Риткиной шали, заметно сужает круг подозреваемых.

– Его мог вложить туда кто угодно, – мотнул головой Володя и, повернувшись к Маргарите, попросил: – Покажи мне эту реликвию, Ритуль.

Она кивнула и, достав из ящика книжного шкафа хлопковую белую перчатку, надела ее и аккуратно вытряхнула золотой лист из целлофанового кулечка, подходящего точно по размеру. Только прятавший не учел, что острая верхушка может порвать целлофан, когда маленькие цепкие Санькины пальчики тормошили во все стороны вязаный цветок, служивший чехлом и тайником одновременно. Рита протянула ладонь к Молоканову. На белой ткани поблескивал предмет, касавшийся головы Наполеона Бонапарта. Володя всмотрелся в потемневшее от времени золото. Виртуозная работа мастера! Тонкие прожилки лаврового листа, волнистые края делали ювелирное украшение похожим… на настоящий лавровый лист.

– Сколько он может стоить? – поинтересовался Владимир Петрович.

– Точно такой же продали на аукционе за шестьсот двадцать пять тысяч евро, – хрипло сообщила Рита.

– Ладно, давайте листочек этот хотя бы в сейф уберем, – заметила Татьяна Алексеевна. – Ради таких денег вор ни перед чем не остановится. Может быть, лучше полицию вызвать?

– Нет, – махнул головой Танеев. – Мы потом ни за что не докажем, что наша Маргошка не имеет к краже никакого отношения. Тут Вовчик прав.

Молоканов, чтобы скрыть раздражение от этого дурацкого «вовчик», потянул шаль за лохматую кисть и внимательно оглядел вскрытый цветок. Оказалось, они с Ритой не обратили внимания, но под цветком был пришит ажурный кармашек.

– Интересно, под другими цветами такая подкладка тоже есть? – вслух подумал Владимир Петрович и, взяв из рук Татьяны ножницы, аккуратно поддел край следующего цветка. Санька, сидевший на руках у бабушки, недовольно закричал.

– Что, мой хороший, забрали твою забаву? – ласково поинтересовалась Татьяна. Молоканов улыбнулся сыну.

– Подожди, Санек, тут кое-что интересное, – пробормотал Владимир Петрович, отпарывая от шали несколько лепестков наугад. – Смотрите, а тут никакого кармашка нет.

– Значит, твоя Фроленко причастна к ограблению, – вынес вердикт адвокат Танеев.

– Я ни за что не поверю! – выдохнула Рита. – Даша не могла!

– Соглашусь с Александром Дмитриевичем, – нахмурился Вова. – Тайник в шали делался специально. А кто кроме нее мог об этом знать, чтобы наугад засунуть именно в этот цветок?

– Тут все ясно, – заявил Танеев. – Или твоя Дашка действовала в одиночку, или ей кто-то помог.

– Нужно воссоздать картину того дня, – ввернул Володя. – Кто где находился, и почему все-таки примчался Тризуцкий?