Но все-таки, я стал подумывать о постоянном заработке. Как-то идя по набережной Фонтанки, увидел у входа в небольшую контору вывеску о найме работников. Почитал рекламу, поняв, что организации требуются сообразительные и коммуникабельные молодые люди со свободным графиком. Естественно, что я зашёл в контору. Молодая девушка-секретарь отправила меня к управляющему.

В кабинете сидел мужчина лет 30, напыщенный от осознания собственной важности, словно он министр торговли, при этом всё время поглаживающий толстое золотое обручальное кольцо. Наверное, недавно он очень удачно женился. Я вошёл и поздоровался. Он вставил в глаз монокль и осмотрел меня, словно фельдмаршал Манштейн карту СССР, после чего поинтересовался.

– Вы по какому вопросу, молодой человек-с?

– По вопросу вашего объявления о найме работников.

– Вы гимназист?

– Да.

– Понимаете, у нас очень ответственная работа. Мы, молодой человек-с, не какая-то Филькина контора, мы очень серьёзное учреждение. Мне, как руководителю, требуются люди, ответственные за свои слова и поступки, умеющие работать в команде. Вот вы умеете работать в команде?

– Наверное, умею.

– Приведите пример!?

Я понял, что это какая-то левая контора, возглавляемая таким придурком, поэтому уже собирался откланяться, когда вспомнил народную шутку из будущего.

– Да, конечно, я работал в команде. Что могу привести в пример? Мой друг встретил женщину, они собрались встретиться, но оказалось, что женщина замужем.

– Так-так, это пикантно, и что же вы сделали, какова ваша роль?

– Я помог другу тем, что сижу и отвлекаю её мужа собеседованием, пока он встречается с дамой.

– Что же, необычно, но весьма забавно. Надо будет рассказать друзьям о такой командной работе.

– Расскажите, посмеётесь вместе. А чем я буду заниматься, если подойду вам?

– У нас большой испытательный срок, мы должны хорошо проявить себя, дело очень ответственное. Вы, молодой человек-с, будете разносить заказы канцелярии по адресам. Важно ничего не перепутать, ведь мы очень серьёзная фирма с образцовой репутацией!

– Спасибо, это очень ответственное дело. Боюсь, что у меня не хватит квалификации. И, чтобы не испортить имидж вашей компании, я беру самоотвод. До свидания!

В субботу на вечернем чае с приглашёнными друзьями управляющий рассказал забавную историю о командной работе. Громко смеялся только он один, супруга и один из гостей смущённо улыбались, остальные друзья тихо хихикали. А я продолжил просматривать газетные объявления о работе. Несмотря на то, что мне удалось подзаработать немного денег, используя свои навыки прошлого, иные методы заработка, кроме честных, я не рассматривал.

Глава 2. Школьные забавы

Несмотря на то, что я жил в «просвещённой столице», порядки в гимназии меня озадачили. Так что поначалу, пока обвыкал, пришлось соответствовать правилам. Кроме основных предметов, большое внимание уделялось изучению благородных древних языков – латыни и греческого. Греческий сделали предметом по выбору, а вот латынь – этот мёртвый язык, приходилось учить всем. Латынь гимназисты дружно ненавидели, а к закону Божьему относились с большим скепсисом. Если в первой половине 19-го века было много богомольных гимназистов, то со второй половины доблестью стало уйти под каким-то предлогом с церковной службы или нарушить пост.

Откровением стало для меня и знакомое всем слово «субботник». В русских школах до революции существовала традиция телесного воспитания. Всю неделю наставники делали для себя в журнале пометки об успеваемости и поведении учеников, а в субботу подводили итог и «выдавали» своим подопечным определённые порции розог. Впрочем, в Уставе 1864 года розги официально запретили и заменили карцером. Так что «субботниками» все ученики в царской России называли наказание, которое неизбежно настигало их в конце учебной недели – в субботу. Строгие гимназические правила не помогли вырастить из детей верных слуг императора – множество гимназистов и студентов поддержат революции начала 20-го века. Но в целом, моё первое впечатление от гимназии было весёлым.

Наш класс был более менее спокойный, а в соседнем собрались сплошные «оторвы» и хулиганы. Вообще, озорничали все – и мы, и они, и старшеклассники, и мелочь пузатая. В классах были заводилы, у которых в одном месте периодически кололо шило и начиналась бунтарская движуха. Следуя давним русским традициям, в гимназии также была традиция – драка стенку на стенку, так что мордобой класс на класс было классическим дерби любой гимназии. Обычно перед праздником, чтобы за его время отлежаться дома, заводилы одного класса устраивали перепалки с гимназистами соседнего, затем начиналось хватание "за грудки", потом в толпу бросался клич "наших бьют" и всё заканчивалось "мамаевым побоищем» на улице за школой.

– Леха, ты с нами? Сегодня с " Вэшниками" махач.

– А завтра?

– Завтра отдых, потом "Ашникам" надо настучать.

– И не жалко вам своих зубов и носов?

– Не очкуй, Леха, пошли.

И я шёл махаться с соседним классом, стуча "в репу" одним и получая в свою от «Вэшников», «Ашников» и даже восьмиклассников. Правда, такое положение дел, когда мне бьют морду какие-то гимназисты, я собирался менять, став ежедневно заниматься своей физической формой.

Преподаватели, зачастую, сами смотрели в окна, как дерутся школьники. Все они вспоминали свои гимназические годы – всё повторялось вновь. В какой-то момент драки один из преподов выходил и разгонял потасовку, а гимназисты шли домой подранные, с «фонарями» под глазами и разбитыми лицами, но довольные великой победой, ведь каждый класс считал победителями в драке именно себя.

Зато в субботу после уроков зачинщики отправлялись остыть часика два в школьном карцере. Там противники братались, совместно вспоминая моменты схватки.

– Как я ему по морде ногой заехал, он завалился и пролежал всю драку.

– Круто, а я Ваське Дуракову по зубам упаял, они аж клацнули! Думал, выпадут.

– Сэмэн хорошо в глаз от меня получил, когда его Бузун держал.

– Зато Бузунову Сэм кулаками всю сопатку раскровянил.

– Да, Сэм бьёт больно. Мне под дых и в ухо как даст, я так и "ушёл".

– Ничего, скоро Пасха, на праздник ещё сразимся.

Непокорный дух учеников школ, гимназий, ремесленных училищ, институтов не могли сломить никакие карцеры.

Доставалось и тем преподавателям, которые пытались подавить ученика, были грубы и высокомерны с нами. А были и такие, кто вроде и казались занудами, ставили двойки, направляли в карцер, но, в общем-то, являлись безобидными. А ученики – люди в душе злые, интуитивно чувствуют, кого нужно бояться, а кого можно «прессануть», что и делали.

На улице пасмурно, в классе лёгкий загадочный полумрак. Класс встаёт, приветствуя преподавателя латыни, мёртвого языка медиков и католиков. Препод Мамин Евлампий Ефграфович – дали же родители имечко, занудный педант, ибо ни один нормальный человек не сможет преподавать с усердием латынь. Он очень хочет казаться суровым человеком, которого боятся, отчего постоянно угрожает ученикам всевозможными карами. В душе же это спокойный и безобидный человек с какой-то внутренней трагедией, которую прячет за этими «понтами».

Язык я не знаю, поэтому учу, отчего на положительном счету у Мамина. От латыни меня клонит в сон, я периодически выпадаю из реальности под монотонное бубнение преподавателя и ещё более нудное, потому что заикающееся от усердия, бубнение отвечающих домашнее задание учеников.

– Семёнов!

– Я!

– Не спать, фразу «in dormis erit somnus per vitam» кто переведёт? Поставлю пять. Семёнов, что означает сие?

– Да мне в душе не тарахтело, что оно означает.

– Семёнов, извольте отвечать, иначе я поставлю вам кол, и субботу вы проведёте в карцере.

– Спящий проспит жизнь. Вы мне угрожаете, господин учитель, а это запрещено правилами учебных заведений. Dura lex, sed lex – суров закон, но закон.

– Summum ius – summa iniuria – высшее право – высшая несправедливость. А на уроке я высшая инстанция и право моё высшее. Ясно тебе, Семёнов? Так что будешь делать то, что я скажу. А виноват ты, и у меня есть свидетель – целый класс.

– Testis unus – testis nullus, что означает один свидетель – не свидетель, господин учитель, а класс это существительное в единственном лице.

– Вижу, что язык ты учишь, ставлю тебе пять.

– Пытаюсь, господин учитель.

Препод переключается на других, садясь на стул. Класс замирает.

– Лежибоков, бок не отлежал ещё?

– Никак нет, господин учитель.

– Тогда с Ленивцевым – вот же два сапога пара, переведите заданный рассказ в лицах.

Два гиганта мысли начинают мучить слух учеников и учителя своими перлами. Учитель не выдерживает, встаёт, а вместе с ним «встаёт» приклеившийся к попе стул. От такой неожиданности учитель спотыкается и с грохотом шлёпается назад на стул, отчего ножка стула ломается и оба громко падают на пол.

– Какой идиот налил клей на стул?! Я вас, тупицы, спрашиваю!

Класс ржёт, смеюсь и я, прикрыв лицо рукой, опёртой о парту, хотя понимаю глупость ребят. Зачем злить учителя, который хоть и зануда, но в целом со своими обязанностями справляется. Для меня тоже клей становится сюрпризом.

– Вон из класса, дегенераты. Семёнов, задержись.

Я убираю с лица улыбку и подхожу к учителю. Учитель зол, но видна растерянность и обида.

– Алексей, я понимаю, что в классе есть полные идиоты, но ведь ты совсем другим стал, ответственным. За что вы так, ведь брюки денег стоят, а я их недавно в ателье справил, новые совсем. Что ж мне их теперь, выкидывать, кто ж их отстирает от клея!?

– Евлампий Ефграфович, честное слово не знал об этой подлянке, иначе не допустил бы порчу личного имущества. Ничего, жена поможет – они все знают.

– Нет у меня жены-с! Померла от инфлюэнци, а сам я очень далёк от этого. Я весь в латыни, изучаю, так сказать, истоки.

– Простите ребят, Евлампий Ефграфович, мы сами отстираем, то есть клей растворим, а брюки отстираем.

– Да, а чем его растворить-то? Я и не подумал, что так можно, не умею-с я. А цвет брюк не уйдёт? А то представьте, как на срамном месте цвет другой будет, как же я тогда ходить-то буду?

– Сделаем, Ефграфович.

Я вышел в коридор. Там стоял класс и обсуждал происшествие.

– Сэм, чего тебя Лампа тормознул-то? Спрашивал, кто клей налил?

– Мужики, тут такое дело. Лампа, оказывается, один живёт, жену схоронил в прошлом году. Одинокий он, из-за этого весь в науку ушёл и нам мозги компостирует. А тут новые брюки пошил, а мы их засрали.

Почесав голову, Серж пробормотал: «Да, пацаны, нехорошо с брюками получилось. Кто клей налил, а?»

«Я и я, – отозвались Спесивцев и Баклушин, – чего теперь делать, Серж?»

– Попробуем растворителями от клея очистить, затем постирать отдадим. Чем хоть стул помазали?

– Эпоксидкой…

– Ё-мае, попробуем ацетоном, но если испортим штаны, то будем скидываться деньгами.

Брюки мы все же испортили, растворив ацетоном эпоксидку и краску материи, так что пришлось скидываться деньгами всему классу и шить новые брюки по меркам старых.

Мужик аж слезу пустил, когда мы вручили с извинениями ему старые и новые брюки.

– Извините нас, Евлампий Ефграфович, глупо получилось.

– Пустяки, накопил бы на новые. А с каждой зарплаты я немного денег в призренный приют на детей жертвую, и сейчас обязательно отдам.

Больше наш класс над Лампой не шутил и на латыни вёл себя прилично.