Сбежавшая принцесса (страница 6)
– Господи, ну что же вы… – растерянно пробормотал он, перебрался на её сидение и крепко обнял.
Объятия эти, которые так ярко свидетельствовали о его сочувствии, лишили Лою последних сил; ей сделалось совсем уж жалко себя, и она разрыдалась.
Все эти дни она мужественно сдерживала себя, не позволяла страху и отчаянию овладевать ею; она говорила себе раз за разом: «Мне нужно сделать ещё рывок. Я не могу сейчас предаваться эмоциям. Я должна крепиться». И у неё вполне получалось – обуздывать эмоции, брать себя в руки и делать то, что должно было сделать, чтобы спастись.
Теперь, когда она была, наконец, в Ниии, в статусе замужней дамы, и муж её был человеком, от которого райанский король не смог бы просто так отмахнуться; теперь, когда всё самое сложное, страшное, стыдное осталось позади; теперь, когда она начала чувствовать себя по-настоящему в безопасности – эмоции вырвались наружу, и она заново пережила тот страшный день, который начался для неё с побега через окно.
Страх, отчаяние и стыд поднялись со дна её души, куда она решительно их затолкала, поскольку они мешали ей действовать; и теперь она могла только плакать, не в силах совладать с глубокими эмоциями, которые захватили её с головой.
Но в этом разрушительном водовороте эмоций было кое-что, что отличало нынешний день от того, страшного: был человек рядом, который обнимал, понимал и утешал.
Когда истерика стала отступать, Лое стало стыдно перед ним за этот всплеск.
«Что он теперь обо мне подумает?» – с тоской вопрошала себя она, вжимаясь в его плечо в попытках отсрочить момент возвращения к разговору.
Она уже не плакала – сил плакать не осталось, да и слёзы закончились, – но с каждой секундой ей становилось всё более неловко и страшно. Ей хотелось показывать себя перед ним с лучших сторон – потому что она была глубоко и искренне благодарна ему. Теперь же она испугалась, что ему было досадно, неприятно и противно быть свидетелем её истерики, а она буквально вынудила его пройти через это, потому что куда бы он делся во время поездки, в этом тесном экипаже?
Нужно было бы хотя бы сейчас начать вести себя достойно и оторваться от него… но, уже приняв решение выпрямиться и извиниться, она неожиданно для самой себя вжалась в него ещё крепче – потому что посмотреть теперь на него ей было слишком страшно.
Она не услышала, но почувствовала, что он вздохнул; но прежде, чем она успела окончательно устыдиться, он начал гладить её по волосам со словами:
– Всё уже позади, милая. Всё это уже позади.
Она удивлённо замерла под его рукой, вслушиваясь в тёплый добрый голос.
– Ты со всем справилась, – продолжил он, и она почувствовала, как он поцеловал её в макушку, – у тебя всё получилось, и теперь ты в безопасности.
Страх и стыд стали потихоньку отступать от неё; как от его тела исходило тепло, которое согревало её озябшие руки – она всегда начинала мёрзнуть, когда нервничала, – так тепло от его голоса касалось её души, ласкало её согревающими волнами, несло покой и умиротворение.
Она переменила положение; руки, которыми раньше она цеплялась за его жилет, переместились выше; она обняла его за шею, но всё ещё утыкалось лицом в его плечо, боясь поднять взгляд – сейчас его лицо оказалось бы совсем рядом.
Ей хотелось его поцеловать теперь, но она никогда не целовалась раньше, смутно представляла себе, как это сделать, и боялась быть навязчивой.
Ему тоже хотелось поцеловать её, но он переживал, что слишком торопит события, и что ей сейчас это будет неприятно, и что было бы дурно сближаться с нею в тот момент, когда она растерзана своей истерикой и совершенно беззащитна.
Поэтому они оба просто сидели так и мечтали о поцелуях.
Глава седьмая
Слишком эмоциональная сцена смутила обоих. Они так и промолчали до следующей остановки, а, вернувшись, снова сели друг напротив друга и сделали вид, что ничего такого не было.
Лое было слишком неловко за свою истерику; там, дома, если эмоции порой и застилали её разум, она уединялась и давала им выход наедине с собой. Со времён детства никто и никогда не был свидетелем её эмоциональных вспышек, и ей было особенно досадно, что именно Берт видел её в таком состоянии – потому что ей очень хотелось демонстрировать ему лучшие стороны своего характера, а никак не такие вот срывы.
Берт, в свою очередь, чувствовал, что ей неловко, и пытался эту неловкость сгладить. Он легко завёл непринуждённый разговор на отвлечённую тему – и вскоре все треволнения Лои были забыты.
Они легко обнаружили сходство, которое их чрезвычайно роднило. Их привлекала и интересовала сама жизнь, им было интересно наблюдать и за людьми, и за природой, анализировать свои наблюдения, составлять на их основе концепции. Они оба любили читать – но не для того, чтобы уходить с головой в книжные миры, а для того, чтобы с помощью книг больше узнавать о жизни и людях. Им обоим была свойственна наблюдательность – она тоже росла из этого интереса к жизни.
Почти сразу они обнаружили, что что-то в их наблюдениях и выводах сходится (такие случаи отзывались у каждого в душе необычным теплом), а что-то – нет (а здесь у них возникало горячее любопытство: почему так?) Оказалось, что они могут обсуждать всё на свете – потому что всё на свете им обоим было интересно, и ещё интереснее оказалось узнавать, в чём сходство и различие их взглядов.
В итоге весь путь до столицы прошёл в самых разнообразных беседах – и эти нелюбители путешествий даже не заметили, как летит время.
В столице у Берта не было своего дома, и он планировал разместиться в летней резиденции короля – но там-то ждали только его одного, и резиденция короля не была тем местом, куда можно было просто привести с собой жену. Оставлять Лою где-то в одиночестве не казалось Берту допустимым вариантом, поэтому он решил сперва отправиться в дипломатический корпус. Он был достаточно обширен и предоставлял пусть скромные, но вполне приличные временные комнаты не только для своих сотрудников, но и для их семей.
Кроме того, в дипломатическом корпусе должен был находиться непосредственный начальник Берта, которому так и так нужно было сделать доклад.
Посему, отправив секретаря устраивать Лою, Берт устремился к кабинету главы дипломатического корпуса, прихватив бумаги с отчётами, написанные ещё в Ниии.
Начальник, к счастью, обнаружился на месте.
– А-Нартэ? – в его удивлённом голосе слышался оттенок тревоги. – Что-то ты рано!
Берта ждали не раньше, чем через неделю, и столь поспешный приезд ярко сигнализировал о возникших непредвиденных обстоятельствах.
– По рабочему направлению ничего нового, – Берт сгрузил отчёт на стол, имея в виду, что со времени его последнего донесения в работе ниийского посольства в Райанци не случилось ничего неожиданного. – Но как частное лицо я крепко влип: украл райанскую принцессу. Она сейчас здесь, – поспешно добавил он и уточнил: – И мы обвенчались.
Глава дипломатического корпуса был привычен и не к таким происшествиям, поэтому сухо уточнил:
– Которая из?.. – поскольку в Райанци было несколько принцесс.
– Лойэринда Торкийская, – уточнил Берт.
Начальник три раза медленно моргнул, вспоминая информацию о принцессе и делая выводы, потом резюмировал:
– Ну, с этим сдавайся Его Величеству, пусть у него голова болит. – После чего пододвинул к себе отчёт и добавил: – Постараюсь добиться аудиенции сегодня, случай выдающийся, конечно, – язвительное окончание фразы было единственной эмоцией, которую он себе позволил. – Иду, приводи себя в порядок! – досадливым жестом услал он Берта наружу.
Тот отправился на поиски супруги, кою быстро обнаружил в одной из гостевых комнат, где она чувствовала себя не слишком комфортно. У неё не было вещей, чтобы их разобрать; у неё не было ни горничной, ни подходящего её статусу наряда, чтобы привести себя в порядок; она никого тут не знала и не представляла себе, как хотя бы помыться – и где взять чистую одежду.
Она, впрочем, попыталась найти себе хотя бы видимость занятия: стояла и смотрела в окно. Оттуда, по крайней мере, было видно достаточно оживлённую улицу.
– Ну! – оптимистичным тоном отвлёк её от грустных размышлений Берт, входя. – Здесь меня не убили, так что осталось лишь договориться с Его Величеством!..
– А Его Величество?.. – обеспокоенно повернулась к нему Лоя, не скрывая своей тревоги.
Она совсем не знала ниийского короля и не представляла себе, каковы могут быть его реакции.
Берт пораскачивался с пятки на носок. Хотелось заверить её, что ей нечего опасаться, но он сам тревожился по поводу реакции своего венценосного брата. У них, правда, были весьма неплохие отношения – король не только оказывал незаконному родственнику покровительство, но и выстраивал с ним неформальное, даже фамильярное общение. Но у любой приязни такого рода есть свои границы, и Берт справедливо полагал, что в этот раз отмеренные ему границы пересёк, и это неизбежно будет отмечено ответными санкциями.
– Я полагаю, – осторожно сформулировал он свои мысли, – нам будут грозить официальное выражение королевского гнева и ссылка.
– Звучит нестрашно, – откликнулась Лоя, которую ни выражение гнева, ни ссылка совершенно не пугали – в отличие от возможного возвращения на родину.
– Да и не должно быть ничего страшного, – махнул рукой Берт. – Тут вопрос политический, Лоя. Вам лично, полагаю, вообще опасаться нечего, – уверенно заявил он.
– А вам? – с тревогой переспросила она, сделав шаг от окна к нему.
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Мне, должно быть, достанется за самоуправство, но, надеюсь, не сильно. – Заметив, что она огорчилась от этих слов, он поспешно добавил: – Я рассчитываю на… человеческое понимание, скажем так.
Она стиснула пальцы и опустила глаза. Через несколько секунд, совладав со стыдом и неловкостью, подняла на него взгляд и твёрдо сказала:
– Мне нечем отплатить вам за вашу доброту ко мне. Но я хочу, чтобы вы знали, – она приблизилась к нему ещё на шаг, – что я умею быть благодарной, и что я не забываю добра.
Эти слова, впрочем, очень мало отражали её чувства – потому что чувств этих было гораздо больше, чем она умела выразить словами. Глубокая благодарность к нему переплеталась в её сердце с восхищением его добротой и благородством; она чувствовала в себе решимость всегда быть верной ему – не только как жена, но и как соратник, как человек, на которого он всегда может положиться. Она не знала, как сказать обо всём, что происходило в её душе, и её очень мучила мысль, что он сочтёт её неблагодарной или принимающей его помощь ей как должное.
– От принцесс ожидают эгоизма, – продолжила она, пытаясь всё-таки высказать хоть что-то, – но, поверьте, я не считаю, что мир вертится вокруг меня. Вы не обязаны были помогать мне, – она вздёрнула подбородок, словно возражая тому, что он мог подумать, – и тем более не обязаны были относиться ко мне с такой… чуткостью, – выразила она то, что особенно её трогало. – Вы необыкновенный человек, и мне редчайшим образом повезло… – голос её дрогнул, она упустила мысль и перебила саму себя: – Я буду всю жизнь благодарить Господа за эту милость. – Испугавшись, что он не вполне поймёт её мысль, дополнила: – За то, что Он направил меня именно к вам.
Берт был чрезвычайно смущён её словами. Он, пожалуй, и сам был весьма доволен собой и тем, как повёл себя в этой сложной и драматичной ситуации, – но услышать со стороны признание того, что его поведение чрезвычайно достойно, было особенно приятно. И, чего уж греха таить, особенно приятно было знать, что Лоя замечает и ценит его усилия.
– Вы меня смутили, – не стал скрывать он, – но это весьма приятное смущение.
Она несмело улыбнулась, радуясь, что ей удалось хоть немного выразить свою благодарность.