– Так нельзя! Микробы!

Чтобы дочке было легче освоиться, мы поговорили с учительницей, и она согласилась, чтобы новенькая в течение дня подходила к ней и просила разрешения обняться. Но через месяц-другой дочка вынесла приговор всему, что она видела и чувствовала на новом месте:

– Эти люди не умеют любить.

Помимо очевидных культурных различий, она уловила глубинную истину, которая в дальнейшем только подтверждалась: мы изобретаем все новые и новые способы быть вместе, разговаривать, чувствовать себя в безопасности, показывать небезразличное отношение, прикасаться друг к другу так, чтобы уважать чужие границы и учитывать различия. И заново учимся всему этому. Такая переоценка ценностей заставляет усомниться практически во всех наших знаниях о том, как относиться друг к другу, будь то в школе, на работе, в метро, в бассейне или даже в спальне.

Движение #MeToo^[2] заставило нас вступить в дискуссию о границах и власти, что в очередной раз вынудило вспомнить обо всех этих вопросах.

Многие из нас вошли в число сотен тысяч женщин, в чьей жизни были истории о насилии. Кому-то из нас из-за этого пришлось вспомнить и прожить заново травмы прошлого, кому-то – пересмотреть миллионы мелких эпизодов и задуматься, так ли они «нормальны», как нам думалось. А кто-то охвачен возмущением и отвращением, но чувствует, что не в силах ничего изменить. Нам удалось сформулировать проблему, но в остальном почти все мы чувствуем, что от нас требуется принять чью-то сторону, и при этом не понимаем, как двигаться дальше через серые зоны, в которых живет большинство из нас – живет, дышит, строит отношения, разбирается в вопросах сексуальности, близости и любви. У нас нет общего языка, общих практик, общих планов дальнейшей жизни.

А с приходом пандемии коронавируса мы совсем перестали понимать, что такое быть вместе – какие прикосновения и какая близость для нас безопасны, как трактовать позы и выражение лица, как определять свои границы. Потом, когда требования «оставаться дома» были особенно строгими, убийства Джорджа Флойда и Бреонны Тейлор^[3] вынудили нас коллективно признать, что в США существует системный расизм.

Теперь мы в масштабе страны избавляемся от механизмов отрицания и начинаем давно назревший разговор о дегуманизации людей с черным цветом кожи. Потребность участвовать в публичных процессах и работать в общественных организациях для многих из нас оказалась важнее того, что в пандемию опасно бывать в местах скопления людей: по всей стране, по всему миру люди сплоченно вышли на улицы, чтобы их голоса были услышаны.

Сейчас, в 2020 году, когда я пишу эти строки, мы очутились на перепутье: нам предстоит пересмотреть и переосмыслить устройство властных структур, представления о безопасности, писаные и неписаные законы публичных собраний и, пожалуй, самое главное – умение любить. Этот пересмотр происходит прямо на наших глазах и касается всех взаимодействий на уровне тела, от спальни до уличных протестов. Жизнь потребовала, чтобы мы отстаивали справедливость и взялись за руки в знак сопротивления, неповиновения и защиты от всего, что нам угрожает. Жизнь потребовала, чтобы мы обороняли свою территорию, отстаивали то, что принадлежит нам по праву, оберегали друг друга, держались друг за друга и учились устанавливать границы. В наших телах заключен нетронутый источник силы, и он взывает к нам.

Он остался нетронутым, поскольку на самом фундаментальном уровне мы – общество, утратившее представления о естественных ритмах и потребностях нашей нервной системы. Мы застряли в культуре, управляемой СМИ, которые привлекают наше внимание тревожными, ужасными новостями; в культуре потребления, которая опирается на нашу неуверенность в будущем; в социальной культуре, где виртуальные связи прочнее личных. Мы утратили искусство здоровой, цивилизованной публичной дискуссии. Мы плохо понимаем, что такое согласие, здоровая сексуальность и оживленный диспут без перехода на личности. Кроме того, мы натасканы на опасность. Мы считаем нормой стресс, напряжение, многозадачность, мы день ото дня бьемся с тем, как воспринимают нас окружающие и как воспринимаем их мы. А все это, помимо прочего, дается нам ценой разрыва глубинных связей со своим природным интеллектом.

Последние двадцать лет я работаю с людьми и их телами – как доула^[4], соматический практик и преподаватель йоги.

И если эти два десятилетия чему-то и научили меня, так это тому, что наши тела требуют, чтобы мы обратились не вовне, а внутрь и настроились на свой «телесный разум», перестав рассчитывать на то, что кто-то извне расскажет, что правильно для нас. Особенно сейчас, когда ставки так высоки. Я убеждена, что сегодня жизненно необходимо вернуть себе глубокое понимание собственного тела и способность жить в согласии с ним. Развивая подробное понимание собственной физиологии, мы также начнем лучше понимать окружающих.

Свой путь к воссоединению с собственным телом я начала с йоги. Для меня она стала спасательным кругом. Со временем йога обострила мое восприятие, я глубоко изучила анатомию и научилась прекрасно контролировать свои движения. Затем я изучала структурную интеграцию, так называемый рольфинг. Это система, позволяющая укрепить и сформировать соединительную ткань, а значит, улучшить координацию движений и наладить отношения с гравитацией. Более десяти лет я была погружена в эту сферу телесных практик: через прикосновение помогала людям почувствовать себя уютно в собственном теле, обучала их ощущать взаимосвязь всех частей организма.

Потом я родила дочь. Рождение ребенка открыло передо мной совершенно новый мир и помогло по-новому понять свою физиологию. В родах у меня были осложнения, которые в дальнейшем повлекли за собой целую лавину симптомов, и мне пришлось сначала выяснять, какая именно помощь мне нужна, а затем добиваться ее. Как и многие женщины, я была просто потрясена, насколько мало я знаю о беременности и родах. И я была ничуть не меньше потрясена тем, что мне, располагавшей целым арсеналом инструментов и методик, было так трудно найти необходимые ресурсы, которые помогли бы мне в процессе. Мне пришлось восстанавливаться в течение шести с половиной лет, причем без хирургического вмешательства, и об этом я написала свою первую книгу – «Четвертый триместр. Послеродовое руководство, позволяющее исцелить организм, сбалансировать эмоции и вернуть жизненные силы» (The Fourth Trimester: A Postpartum Guide to Healing Your Body, Balancing Your Emotions, and Restoring Your Vitality). В процессе исцеления я освоила профессию доулы, а также медицинского переводчика и защитника интересов больного. Я изучала сексологический бодиворк (sexological bodywork) – комплекс практик, который задействует работу с сексуальностью и гениталиями для исцеления травм; а также метод работы с травмами Somatic Experiencing (букв. пер. – «соматическое переживание, опыт». – Ред. Далее – SE) – телесно-ориентированный терапевтический подход, который позволяет избавиться от дисфункциональных паттернов и интегрировать негативный прошлый опыт, запечатленный в теле, чтобы восстановить здоровое функционирование нервной системы. Затем я объединила техники, которые оказались наиболее эффективными для меня, и стала помогать женщинам понимать собственное тело и исцеляться.

Когда книга «Четвертый триместр» вышла в свет, я стала проводить встречи с читателями по всей стране, и это неожиданно для меня превратилось в череду исповедей. Прочитав мою книгу, женщины становились в очередь, чтобы поведать мне свои истории. Шепотом, в слезах, они делились своими травмами – телесными и душевными. Читательницы рассказывали мне все: как они лечатся от бесплодия, как трудно им достичь оргазма, как мучают их хронические вагинальные боли; жаловались на бессердечие врачей, осложнения после абортов, травмы в ходе родов и сексуальное насилие. Одновременно листы ожидания моей частной практики в Сан-Диего, Лос-Анджелесе, Ванкувере, Нью-Йорке и Чикаго разрослись настолько, что я уже не могла работать со всеми индивидуально. Мне стало очевидно, что женщинам по всей планете необходимы холистическое^[5] образование, поддержка и забота во всем, что касается их сексуальности и гинекологического здоровья, – и что они этого хотят.

Поэтому я задумалась о том, чтобы просвещать женщин по вопросам сексуальной анатомии и здоровья репродуктивной и нервной систем онлайн. Это, конечно, странный формат для телесных практик, но оказалось, что только так я могу охватить сразу много женщин и сделать этот материал максимально доступным. На сегодня я провела тысячи женщин по всему миру – и лично, и онлайн – через процесс обретения сексуального удовольствия, пробуждения силы и понимания того, какие психологические и физические препятствия делают этот процесс таким трудным.

Женщины винят себя в том, что отдали власть в чужие руки, но так устроен наш мир. Основы наших представлений о собственном теле и его здоровье – от религиозных и медицинских до эстетических – заложены мужчинами. В западной медицине стандартом издавна был организм белого мужчины – именно для него разрабатывались и именно на нем испытывались все лекарства и процедуры. Мужское тело служит стандартом и в йоге – позы и практики преподаются так, словно половые особенности никак не влияют на те или иные физические и энергетические результаты. Многие методики фитнеса, если обратиться к идеям их основателей, разработаны мужчинами, а потом применяются к женским телам. То же самое касается современных диет: и палеодиету, и кетодиету, и интервальное голодание изобрели врачи-мужчины для мужчин и испытывали их тоже на мужских организмах. А теперь на этих основаниях даются общие рекомендации без различия пола и возраста, будто все это изначально и по умолчанию применимо к любой женщине на любом этапе жизни.

Во всех этих областях, от медицины и фитнеса до духовности, женское тело явно и неявно считалось производным от мужского. Сегодня мы начинаем осознавать, что это предрассудки, и избавляться от них; многие из нас хорошо понимают это на интеллектуальном уровне. Моя работа с женщинами помогает навести мосты между разумом и телом и предлагает интеграционную модель гинекологического и сексуального здоровья. Нашей системе здравоохранения недостает структур, позволяющих в полной мере охватить подобные вопросы. Акушеры-гинекологи лечат тело, но нередко упускают из виду роль травмы и эмоций в возникновении физических симптомов. Врачи-терапевты облегчают боль, но в целом не умеют работать с биохимией травмы. Психологи могут предложить полезные инструменты для ментального и эмоционального совладания с ситуацией, но не занимаются физическим лечением. Получается, что многими женскими проблемами просто пренебрегают или оставляют их без диагноза, потому что подобные вопросы охватывают сразу несколько дисциплин – и биомеханику, и биохимию, и эмоциональное благополучие, и здоровье связок и опорно-двигательного аппарата. А решение следует искать в месте пересечения всех этих областей – в нервной системе.