– Не гневайся, Кощеюшка! Я не нарочно! Коли пожалеешь меня, дам тебе особый ларчик! В нем схоронишь свою иглу – жизнь. И расскажу, как понадежнее его спрятать ото всех.

И выменяла старуха свою жизнь за особый ларчик. Волшебный! Да за совет, где этот ларчик схоронить, чтоб никто не добрался до жизни Кощеевой.

– Владыка холода наказал вернуть сердце Мары тебе, Морозко! – недовольно произнес Кощей. – Но теперь я разделил свою жизнь с ним. И вернусь, когда время придет вложить его в грудь снежной девчонки. Моя она теперь. Пора Маре вернуться.

И с этими словами отдал Кощей сердце зимней владычицы Морозко, а сам ушел в пещеру.

Вернулись Баба-яга и Морозко и стали дожидаться прихода зимы в деревню, где жили Иван с Марьей. Баба-яга свой план вынашивала, как раздобыть ледяное сердце, а Морозко думы думал, как Снежевинку из лап Кощея унести.

Вот снова в деревню пришли холода и пошел первый снег. Вышли Иван с Марьей вновь дочку свою лепить. Как велел им Морозко – с первым снегом. Да только в этот раз вышла у них не девочка, а хрупкая девушка. Знать, подросла Снежевиночка.

Снова весть разнеслась по миру о снежной девушке, что стоит живее всех живых да не движется. Пришел Морозко. Примчалась с ним матушка Зима. И Баба-яга тут как тут. Вложила Зима, как и прежде, сердце зимней владычицы в грудь снежной девушки. Осыпался снежный панцирь, и задышала Снежевинка. Разулыбалась, обнимать кинулась родителей, Морозко, матушку Зиму. А на Бабу-ягу со злостью взглянула, обругать хотела. Но вдруг с неба на землю огромная тень упала. Это Кощей на Змее Горыныче прилетел. Прознал все же, что Снежевинка вернулась.

Взмахом руки раскидал всех, кто возле снежной девушки был, придавил к земле невидимой силой. А сам к Снежевиночке направился. Достал перстень жены своей Мары:

– Вот и свиделись вновь, жена моя!

А Снежевинка как завороженная руку Кощею протягивает. Позволяет перстень надеть на безымянный палец. Сама пристально ему в глаза смотрит. И вот во взгляде девушки узнавание возникло, и Кощей потянулся к устам жены своей, дабы скрепить воссоединение поцелуем. И только прикоснуться к губам успел, как вмиг отлетел на пять шагов. А девица руки в бок и яростным взглядом Кощея окидывает:

– Не пойду с тобой! Ты злодей лютый! Убирайся!

Освободились от сил Кощеевых Морозко, матушка Зима и Иван с Марьей, стали на защиту Снежевинки.

Так и остался Кощей ни с чем. Ушел вновь в свое подземное царство. Но надежды не терял, как и Баба-яга. С тех самых пор и ищут возможности Снежевинку похитить. Каждый для своей цели.

А Снежевиночка стала еще краше, еще добрее. Верная помощница родителям своим да старику Морозко.

– Знать, дитя, сделанное с любовью, в мир любовь и понесет, – произнесла матушка Зима, наблюдая за девушкой из снега, что Иван с Марьей слепили. – Даже если сердце в нем бьется ледяное от двух зимних владык.

Антон Олейников. «Три брата и Чуда-юда сын»

День у Вани выдался хлопотный. В театре премьера на носу, с утра до вечера репетиции, а тут еще пробки на дорогах да в магазинах очереди… Думал Ваня, что вот сейчас сходит в душ, чаю заварит душистого, отдохнет по-человечески. Да не тут-то было.

Едва зашел он в квартиру, как приметил вещицу на вешалке, которой у него отродясь не было. Лук спортивный, композитный, усиленный.

– Здравствуй, брат мой Алеша! – крикнул Ваня из прихожей. – Как поживаешь? Не растратил ли зоркость свою чудесную?

Вышел из гостиной лучник-Алеша, средний брат. За прошедшие годы и не изменился вовсе – статный, подтянутый, спина, как жердь, прямая, волос кучерявый, на губах извечная улыбка, а глаза до того светлые, до того ясные, что даже смотреть в них больно.

– Здравствуй, Ваня. Спасибо за заботу, на зрение не жалуюсь.

Кивнул ему Ваня и тогда только ботинки чужие приметил – добротные, трекинговые, пятидесятого размера – с большим трудом на обувной полке поместились.

– Здравствуй и ты, брат мой Илья. Не убавилось ли силы твоей немереной?

Вышел тут в прихожую старший брат: расправил плечи – от одной стены до другой едва ширины хватило, а макушкой чуть до потолка не достал. Смотрит Илья, как привык, – сурово, а у самого глаза блестят – рад очень с братом младшеньким встретиться.

– Здорово, Ванюшка! – прогрохотал Илья, так что братьям уши заложило и стеклопакеты в окнах чуть не лопнули. – Я-то здоров, а вот ты похудел пуще прежнего и будто даже в росте уменьшился – до груди мне теперь не достанешь. И квартирка у тебя плохая – тесная.

– Я к роли готовлюсь, – сказал Ваня. – Худым по сценарию быть положено, а что живу не в хоромах – так одному много не надо. Пойдемте лучше на кухню, накормлю вас чем Бог послал.

Разносолов у Вани не водилось, угощение вышло простое – холостяцкое. Пиццу из морозилки в микроволновой печи разогрел да пельменей сварил пачку – вот и весь ужин.

– Тебе, Илья, сесть не предлагаю – ни один стул все равно не выдержит. Ешьте и рассказывайте, с чем пришли.

Насытились братья по-быстрому, и Алеша тогда слово взял:

– Хотим, чтобы ты с нами на врага пошел. Будешь за главного, обещаем тебя во всем слушаться.

– Вот так новость, – удивился Ваня. – Раньше я ради того из кожи вон лез, способности свои использовал. Любого ведь в чем угодно убедить могу, вот и вами командовал, а вы прознали про то и обиделись. Знать тебя больше не желаем, сказали. А сейчас сами просите? Спасибо за доверие, да только завязал я с геройством. Теперь в театре играю – говорят, очень убедительно.

– Нечего старое поминать. Мы погорячились тогда, но и ты не прав был, когда нас обманывал. Теперь все по согласию будет. И без тебя нам не справиться.

– Беда большая пришла, – подхватил тут Илья. – Перешло Чудо-юдо поганое реку Смородину, разоряет теперь город наш Рубежный. Говорят оно еще страшнее, чем прошлые. Мстить пришло за семью свою истребленную, привело за собой войско темное, неисчислимое.

– Кто говорит-то? – прервал его Ваня.

– Так это… Слухами земля полнится…

– То-то и оно, что слухами! Половине верить нельзя.

– Вот видишь! – обрадовался Алеша. – Ты уже о деле думаешь. Мыведь лучшая команда на всем белом свете! Я бью из лука без промаха, могу не просто песчинку в пустыне разглядеть, а на мгновение в будущее заглянуть. Илья горы может сдвигать и реки вспять разворачивать. Но без твоего хитроумия нам с Чудом-юдом не справиться.

Посидел еще Ваня, подумал. Худрук, конечно, на него крепко осерчает, может, даже из театра выгонит, но и братьев ему бросить нельзя никак – вовек себе не простит, если что. Махнул рукой, согласился.

* * *

Прибыли братья в город Рубежный, вышли к реке Смородине, к Калинову мосту. Вода в реке кипит, пар до небес поднимается, мост до красна раскален. Все как всегда, только на набережной безлюдье. Лотки с мороженым брошены, вареная кукуруза на дороге валяется, ни туристов, ни зазывал – все разбежались.

– Будто Мамай прошел, – сказал Илья с опаской. – Что ж за рать такая напала, что ни души вокруг не осталось Где ж теперь врагов искать?

Ваня лишь плечами пожал:

– Людям много не надо. У страха глаза велики, а что до врагов – так вот же след.

Пригляделись братья – и точно: цепочка грязных следов через дорогу тянется. Только странные они – не от сапогов, не от босых ног, не от лап звериных, а больше как у ящерицы.

– Маленькие какие-то, – засомневался Алеша. – И почему посреди дороги появляются? Неужели это Чудо-юдо летать умеет?

– Скорее, это он с коня слез, но пойдемте лучше сами посмотрим.

Далеко шагать не пришлось – следы едва лишь дорогу перешли, как в ближайшее кафе свернули. Там-то братья Чудо-юдо и нашли. И правда на ящерицу похожее или на змею с руками и ногами. Кожа вся рябая, зеленая; крыльев нет и голова всего одна, зато пасть большая с крупными зубищами. Чудо-юдо обедало, да только не человечиной, а блины со сметаной уплетало за обе щеки и причмокивало. И на вид ему Ваня больше дюжины лет ни за что не дал бы.

– Это что, нам с ним драться, что ли? – спросил Илья шепотом.

Ваня ему не отметил, а во весь голос объявил:

– Что же ты, чудище, нас на смертный бой не вызываешь? Прихлопнуть не грозишься, огнем не жжешь. Где же твоя рать несметная? Что же ты в одиночестве тут блины трескаешь?

Чудо-юдо, как услышало грозные речи, сразу подскочило, голову опустило, взгляд потупило, слизнуло с губ сметану украдкой.

– Простите. Я хотел заплатить, но продавец сказал, что нужны деньги бумажные или пластиковые, а у меня только золото да самоцветы. А потом и он сбежал. Почему-то все, как меня увидят, кричат и разбегаются.

– Как же это? Разве ты не мстить пришел за отца и мать, за дядьев и теток?

Смутилось тут Чудо-юдо молодое еще пуще прежнего:

– Да я и на свет уже после их смерти вылупился. Даже и не знаю, кто меня высиживал. А только и слышу всю жизнь, какая злая земля за рекой Смородиной. Что живут там чудища страшные, жестокие, что придут они и истребят нас всех до единого. Одна на меня надежда. Вот и не утерпел – решил посмотреть, как тут и что.

Ваня в ответ грустно усмехнулся, покачал головой.

– Эх, молодость, как же она доверчива.

Потом прошел сел, за столик.

– Меня Ваней звать, а это братья мои – Илья и Алеша. А у тебя имя есть?

– Друзья кличут Змеюшкой.

– Тогда вот что, Змеюшка, погостил ты и будет. Мне-то не жалко, а вот народ волнуется. Давай-ка домой собирайся, а мы тебя проводим.

Помрачнел Змеюшка, откашлялся.

– Да тут такое дело… Не могу я один вернуться. Когда к вам пошел за мной Бурушка увязался, конь это мой, а еще ворон Кликуша и пес Черныш. Когда люди нас увидали, то раскричались, забегали. Спутники мои испугались и тоже в рассыпную бросились. Я их звал, конечно, искал, а все без толку.

Переглянулись братья, ни словом не обмолвились, но понял Ваня – ему решать, как эту кашу расхлебывать.

– Ладно, поможем найти твоих любимцев.

* * *

На улице достал Ваня клубок волшебный, бросил наземь, прошептал, кого найти требуется. Скоро клубок уже не видать стало, только в руках путеводная нить осталась.

Сперва привела их она к ипподрому. Ну и правда – где еще в городе коня искать?

Скачки были в самом разгаре. Повсюду носились люди с планшетами, принимали ставки, выдавали чеки; игроки кричали, размахивали руками, громко ругались и еще громче радовались. В забеге лидировал конь бурой масти, да не простой, а с четырьмя крылами – соперникам только пыль глотать оставалось.

– Твой? – спросил Ваня тихо, а когда Змеюшка кивнул, ухватил пробегавшего мимо работника: – Скажите, уважаемый, а чей это конь такой крылатый?

– Купца Вавилы Тимофеевича, – ответил тот, чтобы поскорее от Ваниной хватки отделаться. – У него VIP-ложа вон там…

Делать нечего, пошли все в ложу к купцу здороваться. Охрана их поначалу задержать думала, но Илья быстро разобрался – по темечку самых прытких стукнул и спать уложил.

– Это что такое?! – вскричал купец так громко, что все три его подбородка ходуном заходили. – Воры! Грабители!

– Ты зазря не ори, – успокоил его Ваня. – Нам чужого не надо – за своим пришли. Конь крылатый не твой вовсе, а Змеюшки.

Вавила Тимофеевич на это весь побагровел, глаза выпучил и снова в крик:

– Врешь! У меня все законно!

И из кармана документ достал – сплошь в подписях и печатях.

– Подать бы на тебя в суд да по миру пустить, – вздохнул Иван. – Вот только некогда нам. Давай забег устроим: если мы победим, то Бурушка с нами пойдет.

Сказал и на Илью кивнул – вот, мол, наездник наш. Теперь купец уже рассмеялся во весь голос.

– А что, – говорит, – справедливо. Только какая же лошадь такого кабана удержит?

– А это уже наша проблема.

На том и порешили. Лошадь для Ильи тут же купили – за Змеюшкино золото, а после еще Ваня к старшему брату подошел и на ухо нашептал чего-то. Купец нахмурился, но возражать не стал.