Когда, звякнув калиткой, Юрка вошел во двор, семья ужинала за столом, рядом с летней кухней, в тени раскидистой антоновки, унизанной плодами. Ее посадил дед в день рождения внука, вымахала под крышу.

На центральном месте сидел отец, рослый, мускулистый, с жесткими глазами и в застиранной тельняшке. В свое время служил в морской пехоте. По торцам стола – мать с дочкой.

Отца звали Николай. Возрастом был лет за тридцать, работал на одной из копанок за городом. Ими звали частные допотопные шахтенки сменившие закрытые в девяностых годах промышленные гиганты. Там вручную, кирками и обушками*, добывали уголь. Самодельными лебедками выдавали на гора, грузили на «Камазы» и те увозили на продажу.

Зарабатывали шахтеры раз в десять меньше чем при советской власти, хватало только на самое необходимое. Тем не менее, никто не роптал. Копанок было мало, а желающих получить работу много. Скрипели зубами и молчали.

– Ну, чем сегодня занимался? – спросил отец после того как вымыв руки сын уселся напротив, а мать наложила в тарелку макарон сдобренных тушенкой и подвинула ближе миску с зеленым луком, помидорами и огурцами.

Уплетая под них еду Юрка рассказал, умолчав о драке с Дурмашиной и его приятелем. Отец одобрительно хмыкнул, отставив пустую тарелку, выпил чашку компота из шелковицы и, достав из кармана джинсов пачку дешевых сигарет, закурил.

– Значит так, – выдул вверх струйку дыма. – Завтра на выходные едем к деду с бабушкой. Поможем по хозяйству. Я им звонил по мобильнику, будут ждать.

– Ура! – захлопала в ладошки Оксанка, а Юрка, солидно кивнул.

Такие поездки любил, у стариков было интересно, внук их глубоко уважал. Деда звали Петр Иванович, он был известный в городе человек. При СССР работал бригадиром «грозов»* на шахте «Родина» и являлся кавалером трех орденов Шахтерской славы. А еще раньше воевал а Афганистане, за что имел медаль «За отвагу».

Бабушка, Светлана Павловна, до выхода на пенсию трудилась сменным мастером на заводе имени Карла Маркса и пекла небывало вкусные пироги. Имелись еще дед с бабушкой – родители матери. Жили в станице Егорлыкской Ростовской области. Иногда наезжали в гости.

После ужина она ушла в кухню мыть посуду (дочурка помогать), а мужчины направились к гаражу. Отперев ворота, отец с сыном распахнули створки. Внутри, стояла бежевая «девятка». Не новая, лет десяти, но ухоженная. Чувствовалась хозяйская рука.

Открыв дверцу, отец сел в кабину, запустив двигатель, выехал во двор. Там остановившись, заглушил и вышел наружу. Вместе с сыном они проверили уровень масла в картере, и давление в шинах, подкачав одну. Долили из канистры в бак бензина.

Юрка неплохо знал автомобиль и умел водить его с девяти лет. Научил отец. Мог управлять и колесным трактором, имевшимся у деда. Тот где-то добыл сломанный и восстановил.

Закончив возиться с машиной, притащили из сарая два рогожных мешка, под завязку набитых отборным антрацитом, в подарок старикам. С углем в селе было туго, топили дровами и кизяком*. Аккуратно уложили их в багажник, закрыв, вымыли руки.

На город опускались первые сумерки, в палисаднике трещали сверчки, потянуло запахом ночной фиалки. Ушли в дом. Там, в гостиной, мать гладила белье, Оксанка, сидя на паласе, играла с кошкой. Отец включил в зале телевизор. Показывали российскую программу «Время».

Украинских передач не терпел. Там распинался очередной, по счету четвертый президент, выходец из донецких бандитов. Попы молились за «ридну нэньку Украину», а в Киеве, Львове и других крупных городах показывали митинги националистов. Они ратовали за вступление в Евросоюз и полный разрыв с Россией.

Донбасс этого не поддерживал, здесь нацистов звали бандеровцами и традиционно ненавидели. После окончания новостей Оксанку уложили спать, остальные посмотрев очередную серию «Сватов», тоже улеглись в постели. За окнами висел серп месяца, на пока еще мирную землю мигая, смотрели звезды.

Глава 2. На Северском Донце

Утром встали на заре, позавтракали, заперли дом и выехали за ворота. С уличной грунтовки свернули на асфальтированную дорогу и направились в сторону Золотого с Горским. Это были тоже шахтерские города, находившиеся недалеко от Первомайска в северном направлении.

По сторонам волнилась уже выгоревшая степь, с окаймляющими дорогу посадками. Раньше, до горизонта, в ней колосились пшеница с рожью и золотел подсолнечник, теперь все поросло бурьяном. Некогда богатые совхозы развалились, фермерских хозяйств было мало, плодородные земли пустовали. Иногда навстречу попадались другие автомобили, но редко. Юрка нажал клавишу магнитолы.

Ровный бег моей судьбы,

Ночь, печаль и плеск души,

Лунный свет и майский дождь

В небесах.

Долгий век моей звезды,

Сонный блеск земной росы,

Громкий смех и райский мед

В небесах…

наполнил салон чистый мелодичный голос. Далее последовал двумя тонами выше припев (по коже пошли мурашки).

– Красивая песня, – переключил скорость отец, когда закончилась.

– Группа «Альянс», – со знанием дела сказал Юрка. – Еще советская.

– Хорошая тогда была эстрада, – добавила сзади мать, а Оксанка спросила, – тот дядя улетел?

– Улетел, дочка, улетел, – приобняла за плечики.

Спустя минут двадцать подъехали к поселку Тошковка с закрытой шахтой. Там, подвернув к старому клену на окраине, попили холодной воды из кринички. По преданию ее выкопали еще запорожцы, возившие с Азова на Запорожскую Сечь морскую соль.

– Па, можно теперь я за руль? – вопросительно взглянул на отца Юрка.

– Давай, – тылом ладони утер губы. – Только не лихачь.

Снова уселись в автомобиль (сын на водительское сидение). Выжав сцепление и включив скорость, плавно тронул с места. Теперь дорога шла по грунтовке, позади клубилась пыль, изредка ее перелетали фазаны. В последние годы они небывало расплодились, то же случилось с зайцами и воронами. Иногда отец охотился на фазанов, из них мать варила вкусный суп или запекала в духовке.

Потом вдалеке появилась синяя лента Донца, окаймленная густыми лесами.

С высокого, поросшего ковылем косогора дорога опускалась вниз. Там, в садах, белели хаты.

Нижнее было старинным селом, основанным во времена императрицы Екатерины сербами как военный шанец* и тянулось вдоль низменного берега. Насчитывало три сотни дворов, относилось к Попаснянскому району. Когда-то в нем имелся совхоз и коптильный завод, а еще бахчи.

Выехав на околицу, автомобиль покатил вдоль одной из улиц с высокими осокорями по сторонам, свернул в переулок и остановился у ворот последней усадьбы. Юрка просигналил. Они распахнулись, встретил улыбающийся дед, въехали во двор.

Из двери веранды тут же появилась бабушка, «девятка» остановилась. Оттуда первой выскочила внучка, радостно визжа, побежала к ней.

– Ты ж моя любая! – подхватив на руки, поцеловала в щечку.

Остальные тоже поприветствовали друг друга, отец с Юркой достав из багажника мешки с углем, оттащили их в сарай. Из-за него, сонно зевая, возникла крупная овчарка. Дружелюбно замахала хвостом

– Ну что, сторож? Проспал? – укоризненно спросил хозяин.

– Гав! – басовито ответил пес, подойдя, уткнулся холодным носом в Юркину ладонь.

– Привет, Джим, – потрепал его по жесткому загривку.

Усадьба Грачевых в селе осталась от родителей деда, лежавших теперь на местном кладбище и являла собой огороженный участок в двадцать соток, плавно спускавшийся к Донцу. На нем стояла средних размеров хата из дикого камня, обмазанная глиной и беленая известкой. С другой стороны приземистая комора* и сарай. Рядом, под навесом, стоял трактор «Белорус» с прицепной тележкой.

В конце двора, за штакетником с калиткой, имелись сад и довольно обширный огород. С уже цветущим картофелем, грядками с помидорами, огурцами, луком и морковью. Имелась у стариков и живность: по зеленой травке расхаживали куры, за сараем в клетках шебушились кролики-шиншиллы.

От завтрака гости отказались и вскоре все кроме Оксанки, переодевшись, окучивали на огороде «синеглазку»*. Урожай обещал быть богатым. Рукастый дед проложил от воды став с насосом и вечерами обильно поливал участок.

Трудились пока солнце не повисло в зените. Потом женщины ушли готовить обед, а отец с дедом и внук, поработав еще немного, присели в холодке под старой грушей на вкопанную в землю лавку. Взрослые закурили, он возил зубы в сорванную с ветки душистую «лимонку».

– Ну как там у вас в городе? – чуть помолчав, глубоко затянулся сигаретой Петр Иванович.

– Все так же, – пустил сын носом дым. – Работы, считай, нету. Одни шабашат в России, другие уезжают, многие спиваются.

– М-да, – пожевал губами. А на вашей копанке?

– Тоже не фонтан. Пласт, считай, выбрали, еще месяц – два и надо закладывать другую.

Место нашли?

– Ага. Там где была шахта «Альберт», в сторону Стаханова. Если помнишь.

– Как же, – шевельнул седыми бровями старик. – На ней работал еще мой отец, твой дед. Взорвали в 41-м, когда наступал немец. Пласт там неглубоко, кое-где выходит на поверхность. А лицензию получите?

– Не вопрос. Хозяин у нас из донецких «братков». По слухам человек Ахметова*. У него тут все схвачено.

– Дожили, – пробурчал Петр Иванович. – У власти одни бандиты.

– Это да, – согласился сын. – Плоды демократии.

Сверху, топоча босыми ножками, примчалась Оксанка.

– Мама с бабушкой зовут обедать! – обвела всех глазенками.

– Уже идем, – погладил ее по головке дед. Убежала

Чуть позже вся семья сидела за столом в тени дома, с аппетитом поедая холодную окрошку заправленную сметаной. За ней последовал молодой отварной картофель с тушеным кроликом и компот из черешни.

Во второй половине дня, когда жара чуть спала, женщины занялись грядками. Отец принялся налаживать барахливший водяной насос, а дед с внуком отправились на тракторе за травой. С разрешения Петра Ивановича, Юрка сидел за рулем, уверенно управляясь с техникой.

Попыхивая из выхлопной трубы дымком, «Белорус» выехал со двора в проулок, оттуда на улицу, и затарахтел по дороге, распугивая куриц. У последней хаты свернул к неглубокой балке, спустился вниз и через километр вырулил к заливному лугу. Дальше голубела река с наклонившимися над ней вербами, на лугу стояли копешки скошенного пырея.

У крайней Юрка заглушил мотор, вместе с дедушкой выбрались из кабины. Достав из тележки пару вил и поплевав на руки, загрузили ее с верхом

– Деда, я искупнусь? – утер со лба пот Юрка.

– Искупнись, внучек, а я остыну в холодке, – согласно кивнул.

Вскоре тот плескался в текучей воде, а старик, попыхивал сигаретой в тени деревьев. Накупавшись и поныряв, Юрка уселся рядом с Петром Ивановичем. Помолчали.

Пить-пить, – носились над рекой ласточки, высоко в небе кружил ястреб.

Деда, правда, что мы из сербов? – нарушил тишину Юрка. – Мне как-то бабушка рассказывала.

– Правда.

– И откуда они тут взялись?

Пришли служить в Россию лет триста назад, охраняли ее южные рубежи. На берегах Донца основали военные поселения, называвшиеся Славяносербией. Мой дед с бабкой еще знали язык, а вот я с сестрой уже нет. Забыли.

– Интересно, – отогнал от лица жужжащего комара Юрка. – Так они были военные?

– Ну да. Два гусарских полка с семьями. Всех потом записали в казаки. Ну что, поехали назад? – с кряхтением поднялся старик.

– Поехали, – натянул внук футболку с шортами и сунул ноги в шлепки. Пошагали лугом к трактору. Вскоре он стрекотал обратно. За рулем теперь сидел дед. Внук пристроился сбоку.

Во дворе отец, закончивший возиться с насосом, быстро разгрузил тележку, расстелив траву вялиться на солнце.

– Это за лето уже четвертая, – довольно распушил усы дед. – Будет чем зимой кормить живность.