Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке (страница 3)

Страница 3

– Р-р-р… – Вгрызается он в булку, и я хохочу на весь Центральный парк, когда у него во рту становится совсем тесно и точёные щеки начинают трещать.

– М-м-м… – закатываю глаза, языком собирая со своих пальцев убегающую горчицу. – Ты до переезда вообще ел сосиски?

– Не припомню…

Его голос звучит хрипло, поэтому перевожу на него глаза..

Сглатываю, облизывая губы, потому что он на них смотрит, проводя языком по своим, а потом глядит мне в глаза с таким напором, что я роняю свой хот-дог на землю…

Всё это совершенно несексуально. Мы с набитыми ртами и в горчице, но у меня в животе кто-то взорвал петарду.

– Ой… – бормочу, отвернувшись и посмотрев на свой потерянный хот-дог.

Алекс молча протягивает мне салфетку, а потом берёт бумажный пакет с сувенирами и кладёт его себе на колени.

– Там мой сок… – Тянусь за ним, лепеча. – Давай я сюда поставлю…

– Не трогай… – отрезает он немного грубо.

– Чего ты злишься? Музей не понравился? В следующий раз можешь сам выбрать, куда пойдём… – пытаюсь я сгладить ситуацию.

Зажав в зубах стакан кофе, он чертыхается и лезет в карман куртки за своим звонящим телефоном.

– Джон, я немного занят… нет, не на работе. Вот чёрт! А вы где?

С любопытством смотрю на Алекса. Он проводит пятернёй по всклокоченным волосам и, сбросив вызов, поворачивается ко мне.

– У знакомого днюха, празднуют здесь недалеко. Завалимся?

– А это удобно? Я там никого не знаю, это всё-таки твои друзья.

– Ты знаешь меня, Морковка. Это главное.

Алекс уворачивается от моего удара и громко смеётся, запрокинув голову.

Морковкой называть меня может только папа!

Глава 4

– Тебе нравится джаз? – нервно кричу через приоткрытую дверь ванной. – Я видела, тут недалеко играют, может, сходим?

– В качестве разнообразия, может быть, – долетает до меня расслабленный голос Алекса.

Наклонив голову, закатываю к потолку глаза, стараясь не видеть покрывающих мою грудь засосов. Зажмурившись, изо всех сил пытаюсь вспомнить, как они появились, но всё будто накрыто железным колпаком. Хотя теперь я отлично помню, как мой язык изучал голый торс Алекса… а вот то, как он пытался меня сожрать, в памяти не воспроизводится. Может, кто-то сверху жалеет мою нестабильную психику?

Я хочу помнить… каждую секунду, проведённую с ним.

– Вспоминай! – приказываю своему отражению в зеркале, ткнув в него пальцем, и снова кричу: – Или Бродвей! Может, сходим на Бродвей?

– Завтра развлечение выбираю я, – делает он акцент на этом «я». – Мы идём на «Никсов». Билеты уже выкупил.

Отлично. Баскетбол.

– Ты что, за них кому-то душу продал? – выкрикиваю, глядя в свои глаза.

В самом деле, где он достал эти билеты?

– Нет! – кричит Алекс в ответ. – Только гостайну.

Очень смешно.

За такое в Штатах положена смертная казнь. На секунду страх за него сковывает сердце. Ну и работëнку он себе выбрал!

Упираюсь руками в умывальник и выдыхаю, кусая губы.

Он сидит там, за дверью, прекрасно зная, откуда у меня это. Как и то, что я делала, когда… добралась до резинки его трусов. Это нечестно, что он всё помнит…

Рассеянно перебираю свою одежду, разложенную на умывальнике, не зная, что надеть.

– Куда мы идём, напомни? – Разрываюсь между платьем, юбкой и своими мыслями.

– Одно местечко в Гринвиче. Ничего особенного. Там будет пара ребят из лаборатории и их френдгëрл.

Ничего особенного… и что же мне надеть?

– А твоя подружка… – Выхватываю из стопки красный пушистый свитер. – Джесс, кажется? Или Британи? Будет там?

Очень красивая мулатка с большими карими глазами. Экзотичная как розовый лимон. С очень уверенными задницей и грудью. Она мне сразу не понравилась, как только я увидела её у него на шее. Он постил совместные фотки в своих соцсетях всю осень, а потом она куда-то делась, но фото остались.

– Камила, – раздаётся прямо за моей спиной.

Резко развернувшись, прикрываю телесный пуш-ап свитером и вскрикиваю:

– Я голая!

– Ты в белье, – хмурится он, глядя на мои плечи. – Это не то же самое.

На мне трусы и лифчик.

Какого чёрта он так делает?

– Выйди! – с отчаянием требую я.

– Чего я там не видел? – продолжает Немцев рассматривать ту часть меня, где нет лица!

Его слова ударяют по моим нервам своей двусмысленностью.

Мы никогда раньше не водили двусмысленных разговоров. Он сказал так специально, чтобы меня смутить. И зачем? Ведь мы же договорились, что ничего не было.

– Алекс! – рычу, указывая пальцем на дверь. – Проваливай!

– Чëрт… – бормочет, протягивая руку и бесцеремонно выхватывая у меня свитер.

– Отдай!

Но мой протест ничто в сравнении с выражением его лица – он улыбается как безнадёжный олигофрен в третьем поколении. Тупо пялясь на отпечатки своего рта, разбросанные повсюду на моей груди.

Медленно подняв глаза к моему лицу, почëсывает затылок.

Резко отвернувшись, хватаю с умывальника другой свитер и натягиваю его на себя, но это меняет ситуацию ровно на ноль целых и одну сотую, потому что он еле прикрывает пупок, и я всё ещё в трусах, а Алекс вдруг оказывается за моей спиной. Поймав мой настороженный взгляд в зеркале, наклоняется и берёт меня в кольцо из своих рук. Открыв кран, подставляет ладони под струю горячей воды.

Я сглатываю и не могу пошевелиться. Колени вдруг становятся чертовски мягкими, потому что горячее дыхание Немцева щекочет мою шею. Он касается своей одеждой моих спины и бёдер. Я чувствую тепло его тела, мне хочется закрыть глаза, и в этот миг мозг услужливо подкидывает воспоминания…

Нет!

«Я верхом на нём. Сдираю с него футболку. Он поднимает руки, помогая, и набрасывается на мою грудь. Втягивает в рот сосок прямо через ткань кружевного лифчика, в котором я была вчера! Дёргает чашку вниз и набрасывается опять! Сначала на один сосок, потом на другой, пока я… как ненормальная прижимаю к себе его голову…»

Это кошмарное воспоминание теплом просачивается под кожу и собирается между ног тягучей болью…

Замерев как истукан, жду, пока он вымоет свои и без того чистые ладони и испарится к чертям, чтобы я… могла подумать о том, чем он, чëрт его дери, думал, когда позволил мне на себя забраться! Он не выглядел жертвой… совсем не выглядел…

Закрыв кран, Алекс отстраняется и спокойно вытирает руки полотенцем. Так тщательно, будто искупал их во фритюрном масле.

– Алекс… – рычу с угрозой. – Кончай!

– Что мне делать? – клоунски выгибает он брови.

– Проваливай! – указываю пальцем на дверь.

– Где мне кончать? – паясничает. – Прямо здесь? – указывает руками на кафельный пол.

– Хватит! – Топаю я ногой, собираясь то ли реветь, то ли смеяться.

– Хочешь, чтобы я кончил сейчас? Или, может, сначала поедим?

– Дурак… – Схватив свою юбку, запускаю в него, чувствуя, как к горлу подкатывает дикий смех.

– Я обычно не кончаю до ужина… – Уворачивается и пятится к двери. – Но могу кончить перед завтраком…

– Алекс! – смеюсь, запрокинув голову.

– Можем кончить вместе…

– НИКОГДА! – визжу, швыряя в него полотенце.

Увернувшись, подходит к двери и разворачивается, будто без этого наговорил слишком мало!

– Тебе нужно быть поаккуратнее с пивом, – задирает вверх свою толстовку.

Моя челюсть падает вниз, а краска смущения заливает лицо цветом перезрелого помидора .

Его плоский, покрытый светлыми шелковистыми волосками живот выглядит так, будто его… обстреливали шарами для пейнтбола, но это был всего лишь навсего мой рот.

– Оденься потеплее, – говорит, лукаво улыбаясь и возвращая толстовку на место. – Мы пойдём пешком.

Глава 5

В воздухе кружат крупные снежные хлопья, добавляя повсюду магии. Этому рождественскому городу и этому подсвеченному с размахом вечеру. Через два дня сочельник, и я очень рада, что попала сюда именно в это праздничное время. Уже совсем скоро Кевин останется дома один, и я решаю внести пункт о просмотре этого фильма в список наших с этим невыносимым человеком дел.

Оглядываюсь по сторонам, беспричинно улыбаясь и забыв на этот вечер обо всех своих терзаниях и бедах.

У меня дух захватывает!

Кажется, мне здесь действительно нравится.

Навстречу идут два Санта-Клауса, переговариваясь на испанском.

Запрокинув голову, рассматриваю фасады из красного кирпича и выкрашенные в чёрный пожарные лестницы, которые опутали их от самой крыши. Настолько знакомые виды, будто я здесь всю жизнь прожила. Всë-таки эта нация умеет спекулировать на каждом клочке своей собственности. Почему я не была здесь раньше? Кажется, потому, что мой отец терпеть не может перелёты длительностью более восьми часов. В самолёте он обычно становится капризным как ребенок, поэтому они с мамой уже лет семь проводят годовщину своей свадьбы в Дубае, лететь куда-то дальше Арабских Эмиратов он принципиально отказывается.

Это немного омрачает ситуацию, и моя беспечность на секунду притупляется.

Вчера в самолёте я нервничала и думала о том, что мне будет кошмарно сложно начать новую жизнь так далеко от дома и родителей, но как только я сошла с эскалатора и увидела…

Повернув голову, смотрю на точëный профиль Алекса.

У него на голове бейсболка с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» и капюшон толстовки. Выглядит он глубоко задумчивым.

С тех пор как я увидела его вчера, мне уже всё без разницы. Если он поблизости, я смогу ассимилироваться со скоростью света хоть в Ираке. Именно поэтому мне просто необходимо, чтобы всё стало как раньше! И я хочу, чтобы он тоже это понял и перестал на каждом шагу ставить мне палки в колеса. Неужели он не понимает, как легко можно всё разрушить нашими… сиюминутными прихотями. Да, чëрт возьми, теперь я прекрасно знаю, что он тоже этого хотел.

Обрывки моих воспоминаний вихрем проносятся в голове, глаза опускаются на его губы. Я так и не вспомнила наш первый поцелуй, и это выводит меня из себя больше всего.

Чëрт.

Чëрт.

Чëрт.

Тряхнув головой, обеими руками хватаюсь за его бицепс и спрашиваю беспечно:

– Как называется эта улица?

– Не имею понятия, – отвечает Алекс, напрягая мышцы, потому что мои ноги просто разъезжаются в разные стороны.

По всем каналам трубят про гололёд и про то, что городские больницы завалены пациентами с переломами. Я не хочу стать одной из этих жертв, поэтому цепляюсь за Немцева ещё крепче, потому что, в отличие от меня, он чувствует себя очень уверенно.

– Ты же знаешь, куда идти, да? – улыбаюсь, заглядываясь на украшенную сверкающими звездами витрину «Тиффани».

У меня на шее болтается их знаменитая подвеска в форме ключика, которую Немцев подарил мне на позапрошлый Новый год, перед тем как подписать контракт на работу в своей лаборатории. Он её узнал, чем снова взволновал мои расшатанные нервы.

– Не уверен, – говорит, тормозя нас на светофоре и осматриваясь. – Здесь дорогу перекрыли, придётся обходить.

– Тебе нравится тут жить? Не думал перебраться ближе к океану?

– Здесь предлагают лучшие условия для лабораторной практики.

– Я не про это, Алекс. Я про мечту. И про твои желания. А не про работу, – тихо смеюсь, ударив его кулачком в плечо.

– Намекаешь на то, что зануда из нас всë-таки я? – повернув ко мне голову, спрашивает Алекс.

– Ты гений, – мурлычу, улыбаясь.

Алекс довольно улыбается мне в ответ, чуть щуря свои зелёные глаза, и ровно говорит:

– Здесь таких полно.

Замерев, смотрю на него в ответ не моргая, потому что перед глазами вспыхивает картинка…

Твою мать!

К щекам приливает кровь. Будучи парализована откровенностью видений, чувствую приливы крови в тех местах, которым я бы посоветовала заткнуться!

Под трусами у него всё в полном порядке…