– Вона как, – протянул Викард. – Ох, я б руки-то оборвал Сильнейшему. И над трупом позабавился всласть…

– Не бахвалься, – оборвал его маг. – Чем болтать без толку, наведайся в горы. Вдруг ответят Мельты на поклон и ласку? Только Бабника с собой прихвати. Не сегодня, но рисковать не станем.

Викард подскочил, махнул Даждьбору, поманил грязным пальцем Истерро, норовящего подслушать разговор побратимов.

Эрей щёлкнул пальцами, вскрывая орех. После камней что ему скорлупа, в пыль разотрёт и отправит под ногти! Причмокнул, высасывая молочную сладость. Тяжко тёмному магу, ой, лихо! Сроду не тянулся за белым сахаром, а теперь только знай подноси!

Бабник пристал с расспросами, но получил пинки да тычки сразу от двух инь-чианьских витязей. Ибо незачем пачкать тишину словами, если собрался к подножию Мельт. Викард стукнул пальцем в висок, дозволяя копаться в сознании, и открыл Истерро нехитрый план: сходить на промысел к ближним отрогам. А потом ухватил монаха за шкирку, кинул тюком на широкую спину и припустил вслед за Даждьбором, выкладываясь в быстром беге.

Истерро с перепугу вцепился в волосы, заплетённые по обычаю в десять кос, дёрнул, будто лошадь осаживал. Викард не сдержался, заржал по-конски, взбрыкнул, точно резвый скакун. Но останавливаться не подумал: так славно бежалось, что душа инь-чианина песнь слагала от счастья.

После долгого унылого пути по пустыням, по выжженным степям и иссохшим рекам – наконец-то горы, великие Мельты. Наконец-то прохлада вместо жары, шуршащие шаги близкой осени. А за хребтом, за вершинами белыми раскинулась родная Гардарика! Многоводная, многозвучная, с гудками потешными, скоморохами ряженными, со зверьём опасным и диким! С непролазными чащами, с отвесными скалами, с озёрами синими, что девичьи глаза. Иной покон, и песни, и люди. Милый сердцу, желанный край!

«Когда-нибудь, – в мыслях поклялся Викард, так, чтоб услышал Бабник, – я покажу тебе город над озером, проведу в покои родителя, обучу любить благодатный простор, что вы считаете варварским!»

Истерро обвыкся, ослабил хватку, кивнул в ответ с благодарностью.

Инь-чианин перестал удерживать думы, вычистил от пустых вопросов. И вконец опьянел от бега.

Разудалый полёт по науке Школы, когда ноги едва цепляют пушистые метёлки травы, чуть касаются камня, обращают ветер в натянутый над землею канат, в предгорье получался на зависть. Хорошо бежать по холодному воздуху, раскрывая ладони навстречу Мельтам. Славно, как славно возвращаться домой!

Даждьбор не владел навыком лёта, не был вхож в монастырь Скалистого острова, а потому спешил по земле, кроя вождя срамным словом. Викард сбавил ход, спрыгнул на камень, скользя сапогами по вечерней росе. Крикнул:

– За лесом отрог. Там поклонимся хребту, испросим дозволения на краткий промысел.

Вик перевёл дыхание. Рассмеялся, поймав взгляд Истерро:

– Бабник, они такие, подмастерья Скалистого острова. Им тверди мало, ветер седлают, взбивают ногами туманы в масло.

– Не думал, что такое возможно. Хотя видел однажды в голове Дарителя, как спускались варвары с юной горы.

Судя по голосу, монах был напуган нежданным умением Святогора. Всё ещё удивлялся, наивный, всё ещё верил в превосходство Ю-Чиня.

– Есть силы трепать языком? – насмешливо спросил Викард у Даждьбора. – Тогда побежали, друже, до сумерек обернёмся.

Коварный лес обманул: вместо отрога подсунул мшистые валуны. Но и здесь почудилась ухмылка Мельт, будто хребет протягивал руку, встречая своих сыновей. Викард снял с могучей спины Истерро, и варвары преклонили колени, касаясь руками святых камней. Монах торопливо повторил их жест, и инь-чиане довольно кивнули.

– Отец наш, заступник, владыка! – зычно воззвал Викард. – Пришли на поклон с чистыми мыслями. Дозволь детям своим, скала от скалы, прикоснуться к богатствам глубинным. Нам не надобно самоцветов и руд, то лишь возьмём, за чем торопились! Дай же нам селитры калийной, той, что горит сиреневым пламенем, да вонючей серы в равных долях, да угля древесного толику, дабы не жечь первозданных лесов, не пачкать дымом твои облака!

Истерро сдавленно кхекнул, выпучив глаза на Берсерка. Можно подумать, состав мажьего пороха был тайной, сокрытой в подвалах Венниссы! Хотя в Хвиро и не такое таили.

Лишь когда витязи встали с колен и пошли неспешно на Инь-Чиань, шаг за шагом приближаясь к любимым горам, Истерро спросил хриплым шёпотом:

– Я сберегу твой секрет, Берсерк! Но ответь: неужели все в ваших землях знают о взрывчатой смеси?

– Великий Эттивва, какие секреты! – жизнерадостно махнул рукой великан, подставляя лицо тихой ласке Мельт. – Рядом с Аргоссой живём, мажьей наукой дышим. Тут помимо трёх компонентов – это слово такое мудрёное вроде мер да долей в рецептуре, о! – нужна воля тёмная, смесь связующая, обращающая камни в огонь и смерть. И селитру, и серу ведь надобно вскрыть, чтобы вынуть из них громобойную Силу.

Бабник в кои веки смолчал, даже потряс головой в удивлении. Чудны дела, Великий Эттивва, Бабник боится задать вопрос!

– Я проведу тебя в Мельтские горы, – пообещал Викард. – Очень уж падок ты на запретное.

– Ой ли, вождь! – упрекнул Даждьбор. – В Мельтах не жалуют Братство.

– А дальше? – разом очнулся Истерро, отводя беседу с опасной тропы. – Вы попросили, и что станем делать?

– Погуляем немного, – хмыкнул Викард, – опосля воротимся в лагерь. Сам подумай, бесценный Бабник, если горы откажут, тут ищи, не ищи, путного всё одно не выйдет. А просящего по покону… Как ты там говорил? Игно-ри-ро-вать? Кратче, зачем обижать, коли просят добром?

– Мельты любят тишину! – напомнил Даждьбор.

И остаток прогулки они молчали.

Когда солнце тронул пояс Ясаны, Викард замер на месте, будто в камни врос. Гайтан на груди задёргался, заплясал вплетённым кордиеритом. Потянул в сторонку с неприметной тропки, по которой шагали варвары.

Тотчас витязи заулыбались, заспешили на магический зов да так, что Бабник отстал, затерялся. Когда он, взъерошенный, оцарапанный, выбрался на поляну, Викард уже собирал в мешок подаренные хребтом богатства, и то, что все три компонента нашлись в неглубокой ямке, удивило одного лишь Истерро, не умевшего говорить с горами.

– Хватит добычи, чтоб вызволить реку, – поклонился великан суровому кряжу. – Благодарим, государь и отец, за щедрость твою и внимание!

Даждьбор хлопнул по холке монаха, пригнул шею могучей дланью. И то верно, учись друже Бабник, раньше Свет умел беседовать с миром, жаль, подзабыл науку. А шея, поди, не сломается!

– Вы позволите сесть рядом, советник?

Эрей выгнул бровь и кивнул Дарителю. Щёлкнул новым орехом. Пустой!

– С исповедью лучше к Истерро. По душам потрепаться – к Викарду.

Не так много осталось Силы, чтобы тратить её на разговоры. Но с другой стороны, беседа способствует пониманию, как с умной рожей изрёк бы Викард.

Дар Гонт присел на узловатый корень, нахохлился и смолчал.

Ну и славно, зачем тратить слова? И без них всё видно, как в хрустале.

У костра Стейси и Альбин Вран на спор кидали ножички в землю. Вскоре Вран проиграл в нехитрой забаве, помрачнел, прихватил рудный меч и отправился к реке на дежурство. Видно, выпало плот сторожить.

– Что вы хотели, Гонт? – расщедрился на вопрос Эрей. Молчать рядом с юным полковником оказалось настолько тягостно, что даже маг не сдержался.

В лесу, ещё летнем, парком, сделалось вдруг неуютно, будто кто-то поддел ворох павшей листвы, а оттуда пахнуло гнилью и полезли склизкие черви.

«Вода, – маг дожидался ответа. – Так пахнет стоячей водой на болотах, не мхом, не лишайником, не кислой ягодой. Смрадным илом с душного дна. Откуда бы в еловом лесу?»

– Я хотел объяснить, – прошептал Даритель.

– Стоит ли? – удивился маг. – Вы уверены, что мне интересно?

– Нет, – усмехнулся, наглея, Дар Гонт. – Я как раз уверен в обратном. Что вы знаете о любви, тёмный маг? О пожаре, что сжигает сердце и душу, обращает в ничто все ценности мира? Верите ли, что любовь способна подменить самую жизнь? Я пытался быть достойным её. Видит бог, я пытался. Но вы…

– Не я, – отрезал Эрей. – Вы снова видите лишь клинок, а не руку, что его направляет.

– И клинки ломают, советник. Как сломали однажды меня.

Забавная получалась беседа. Будто говорили разные люди, страдающие об ином, упрекающие во всех бедах сразу. Но маг уже чуял, слышал…

– Эгегей! – закричал Викард, вырисовываясь на краю поляны. Побратим потрясал мешком, привлекая внимание мага.

Дар Гонт подскочил, как ужаленный в зад, будто корень, на котором устроился, оказался коварным полозом. Метнулся в тень, пряча лицо, мокрое от слёз и испарины.

Нелегко разговаривать с магом Камней, особенно по душам. Ибо мажья душа – потёмки и холод.

«Ничего не поделаешь, – думал маг. – И тебя придётся вытаскивать к Свету. Новый подопечный на мою голову!»

– Братко! – гулко зашипел Викард, так, что иголки с ели посыпались. – Всё добыли, снабдил владыка! В порошок перетрём по обряду, а слово мажье – твоя забота.

– Будто сам не знаешь заклятья? – покачал головой Эрей. – Учись, Святогор, пригодится.

Викард осунулся, погрустнел. Всучил лопух с голубикой.

У Эрея от сладкого во рту слипалось и мечталось о бузине, но голубику взял, раскусил, причмокнул к вящей радости варвара. Зачем огорчать побратима? Учись, Берсерк, тебе воевать. Не выйдет по-мажьему, смелешь порох и отправишь врагов на поклон Эттивве.

Викард отошёл к Стейси и Тверку, к ним поспешил Даждьбор. Мрази зашипели, что выводок змей, обсуждая, как лучше скрыть плот на воде, ветками или иллюзией. Сошлись на смешанном варианте и скатились кубарем к Альбину Врану, уже заскучавшему на посту.

Эрей старался припомнить, сколько он ел до знакомства с варваром. По всем подсчётам выходило немного. Так и не смог доказать побратиму, что маги Камней не нуждаются в пище, им камни служат опорой. Как разговоры – светлому Братству. Вот и сидел теперь, как дурак, пихал в себя сладкую ягоду и старался не гадать о завтрашнем дне.

Нелегко решиться на жертву. Можно всё продумать и просчитать, правильно расставить фигуры на клетках. Но шагнуть, выманивая под удар, раскрываясь для смертной муки, – Княже, кто б знал, как муторно. Был бы человеком, бессонницей маялся, коптил небеса упрёками. Княже, как хорошо быть магом, хоть для этого годно убитое сердце: позволяет выспаться в ночь перед казнью.

Эрей доел ягоды, прислонился к ели и, расслабившись, задремал. Сделают всё за него. И плот укрепят, и мажий порох как-нибудь намешают. И Дэйву объяснят, что целькону не сыщется места на судне, и придётся монстру скакать по лесам, пытаясь догнать хозяина.

Наутро вниз по Алеру, широкому, как Божья ладонь, но неглубокому, что корыто, поплыл диковинный плот, обвитый кореньями и кустами и прикрытый добротной иллюзией. Со стороны мерещилось: стронуло водой пышное дерево, выдранное из земли камнепадом. Но когда плот цеплялся за мели и забившие русло камни, нёсся из зелени варварский мат, отрастали у дерева новые ветки, упираясь в склизкое дно. Викард толкал справа, Даждьбор слева, брёвна сходили с отмели и продолжали путь по реке, всё набиравшей ход.

По центру плота сидел монах, которому силой всучили полено, сухое, будто пустыня Хвиро. Авось удержит монаха, вытащит на поверхность в случае катастрофы. Истерро смотрел на воду с опаской: плавать в скудном на реки Хвиро умели разве что рыбаки. А монахам и вовсе Господь завещал пешими смиренно брести по миру.

«Зачем идёшь в замок, глупец? – пригнул к самым брёвнам голос, открывший на миг Океан Высшей Сферы. – Ведаешь ли, зачем идёшь?»

– За своим! – крикнул вслух Эрей, жадно впитывая солёный ветер.

Сидевший рядом Даритель подпрыгнул, едва не свалившись с плота. Эрей удержал мальчишку за шиворот.