– Я очень недалек, – непоследовательно возразил Петька. – То есть я далекий – умный… Но что-то директорша на удивление хорошо осведомлена о наших делах. Как угадывает, кто и чем дышит. Очевидно, тайные соглядатаи помогают. Вынюхивают, выглядывают. Не обязательно Поворотов лично. У него добровольные помощники есть – добровольные идиоты. Тетя Люда Кулыйкина стоит целого полка сексотов – правда, она не качеством, а количеством берет. Неутомима! Что известно ей – известно всей Утылве. И уж точно Поворотову. В подробностях.

– Нет ее здесь. А Леська у нас не болтлива, – успокоила Устина.

– Я никому ничего не скажу, – воскликнула Леся.

– Верим. Если Лешке поверили… Ты ведь тоже Варварин дружочек, пусть и бывший. Миловался с ней, в директорском Мерседесе ездил, на наш митинг с вороной смотрел и хихикал, а потом взял и переметнулся. В ячейку пришел. Только плевать тебе было на ячейку!

– Что ж, Петька, ты меня разоблачил. Я раздавлен.

– Это я к тому, что не один ты такой умный.

– Отлично. Теперь с умными людьми умные разговоры начнем.

– Гы-ы! – Анютины громко захохотали. – Совещание откроем. По всей форме, как недавно в управе. Запротоколируем. Тинке или Леське поручить…

– Смех смехом, но ситуация не смешная. После паузы Петька спросил.

– Что делать будем, Лешка? Нам отступать некуда. Позади – или впереди – Утылва. Это как сесть – лицом или спиной к памятнику…

Петька одновременно просил совета и подкалывал лучшего друга. Лешка это отлично понимал и отвечал резко (он еще не простил намеков на Варвару).

– Не надо языком трепать. Надо мозгами. Их приложить в первую очередь.

– У нас уже вторая. По второму кругу пойдем? Начинать тебе, Петька. Дежавю. Опять в гостиницу полезешь. Дождемся вот темноты, – Юлик твердо знал, что сам никогда не полезет. У него уважительная причина – боязнь высоты. Директорша ведь жила на втором этаже.

– Очень смешно. Прям уморительно. Только я – пас… Уступаю эту честь другому. У нас есть спортсмены рекордсмены. Им и карты в руки.

– Мы все перепробовали, – Юлик начал перечислять. – С плакатами по кругу бегали. Протестовали. На башню лазили.

– Не ты. Лешка со своей девчонкой с флагом залез, – неумолимо напомнили братья Анютины.

– А мы ворпаней отвлекали, – не уступал Юлик.

– Как ты отвлекал? Лежа в беспамятном состоянии? Да еще без штанов… Ладно, ладно, не отрицаем. Флаг-то на башню подняли. Общими усилиями. Победа!

– Хватит нос задирать, – не согласился Петька (исключительно из духа противоречия). – Мы не на башне. Ну, прокукарекали (или по-нашенски промавкали) в области про нас. Журналист – родственник тети Наташи Цыбиной – статью написал. И дальше губернатор прислал сюда настоящего олигарха. Потешить наше тщеславие. Только это ничего не решает – не решает так, как мы добивались. Пузырьки на поверхности. А по сути, как пилили станки, так и пилят. Уголовник на своем грузовике через проходную возит металлолом на Малыханскую точку. Воровской бизнес процветает. Скоро ничего не останется. А мы что же? Мавкаем!

– Все вы тут заслуженные, – утешил Лешка. – И хоть я позже всех в ячейку вступил, потому весьма подозрителен… Рискую подкрепить твои подозрения, Петька, но молчать не могу. За красную черту мы вышли. Хохмы и игры закончились. Отмавкались. Все очень серьезно. Ты даже не представляешь, как…

Лешка выговаривал лениво, но с низкими угрожающими нотками. Ребята почувствовали, лишь Петька по привычке хорохорился.

– Ах, ты представляешь? Варвара на ушко нашептала на скамейке во дворе? Или ее адепт Федька, сын Сукин? Она же его к тебе подсылала. Чтобы ты картину полностью представил. Кстати, чего он под меня рядится? в черное?

– Ты убежден, что черный цвет – твой эксклюзив? Что невозможно путать вас. Оба в черном и в масках… Близнецы братья. Например, я в ментовке обознался, пока Цукова в лицо не увидел.

– Неправда! Федька толще! У меня брюки не трещат.

– Толще, толще. Он же не сидел на Казятау несколько ночей, трясясь от страха, животом не подобрался… Ты же трясся, потому как стащил у директорши ди… гм… кое-что, и знал, что она не простит. И кара неминуема.

– Обошлось ведь. Не пришли и не покарали. Да сказки все! Что в гостинице взял, отдал дядя Вове Щапову, – Петька неисправим. К его быстрому уму, изворотливости прямо невероятным образом примешивалось легкомыслие.

Круглый блондин невероятно обаятелен и нахален. Влюбленная Устина Жадобина напряглась, с тревогой вглядываясь в Лешку. Тот покачала головой и с нажимом произнес.

– Не все отдал. Увиливаешь, ходишь вокруг да около! Ты же у директорши дивор украл.

– Откуда это известно? – упорствовал Петька.

– Тылки говорят. Мне так Варвара говорила. Послала к тебе дивор вернуть. Я не обманываю. Честно говорю!

– Чушь! Ну, как можно украсть и не знать, что украл? Это как чихнуть… А я там, в гостинице, здорово расчихался. Из-за кислого запаха…

– Что ты видел, Петька? – у братьев Анютиных любопытством зажглись светлые глаза. – Не торопись, расскажи по порядку.

– Ну… ниче особенного в гостинице. Комната как комната. Даже две. Дальняя – это спальня. Я туда не заходил. Раньше меня воспитывали – если не допущен в святая святых, недостоин… – при этом ехидном выпаде Лешка застонал, прижав руку ко рту. А Петька от внимания ребят только воодушевлялся. – Мебель, ковры. Шкаф большой – платяное отделение, и полки. Но вот впечатление от всего…

– От чего? – уточнил Матвей.

– Ты представь. Поработай воображением. Или мозгами, как Лешка предлагает. Он всем предлагает… Ночь, но не так, чтобы очень темно. Фонарь ведь перед гостиницей горит. Полумрак.

– Ночь везде была. На улицах ворпани открыто гуляли, свои порядки насаждали. Племянника тогда преследовали. Вылезли из колодца – из норы…

– Верно. Только ты, друг Матвей, знать не можешь. Ты дома торчал. У мамки под кроватью. В безопасности.

– Почему это? Все, значит, прятались, а ты один рисковал за Утылву?

– Потому, – Петька раскрыл образец своей логики. – Улицы словно вымерли. В ту ночь лишь племянник из окна бабылидиной квартиры выпал. И ты, Лешка, не мог тогда миловаться с Варварой на скамейке во дворе. Не было ее с тобой. В тот раз она меня в гостинице застукала. Ужас, что началось!.. Я внутрь через лоджию забрался. Думал, нет никого. Не сомневался даже. Директорша подолгу в управе задерживалась. С хахалем своим, с Пятнашковым – когда там, а когда в гостинице… Ты, наивный дурачок Лешенька, думал, что у Варвары единственный? мальчик… Для тебя она наряжалась девочкой в юбке и клипсах, а для Витьки – директоршей. Маскарад устраивала. Вы оба верили. Каждому свое. Дурость своя…

– Мне плевать! – Лешку задело за живое.

– Конечно, плевать. Теперь ты другую подружку завел. И правильно, и хорошо. Уже то, что кислым от нее не пахнет… Главное, что ты с ведьмой расстался. Извини, но столько времени потратить (а сколько?)… Мне одного случая хватило.

– Какого случая?

– Того самого. В гостинице. Я директоршу не видел. Ну, не было ее. Негде спрятаться! В шкафу? Я в нем рылся. Бумаги искал. Кроме Варвариных костюмов на вешалках ничего не висело. Под кроватью не спрячешься – она низкая, и там доска… Не было никого!

– Но она же тебя застукала?

– Да. И заорала. Как кипятком облила. Потом я думал и заподозрил… Но слишком невероятно. Я никому и ничего не рассказывал.

– Говори. Не томи, – Анютины точно по команде наморщили лбы.

– Обещаете не смеяться?.. В комнате одна вещь была. Стол и на столе горшок.

– Какой горшок? – тут уж голос подала ревнивая Устина. – Ночной? Может, там что прокисло. Варвары уже несколько дней нет. Вот откуда вонь. Элементарная антисанитария. Изнанка вашей синеглазой ведьмы!

– Компания дружно и нервно расхохоталась. Петька продолжил.

– Нет. Керамический горшок – низкий и широкий. Или кашпо это. Для комнатных растений. Внутри кашпо уже горшок. Оригинальный – плетеный из сухих веток. Чем-то гнездо напоминает… Точно! Гнездовье. На Шайтан-горе. Но я же тогда не догадывался… И ты тоже, умник! Признавайся, Лешка! Обвела Варвара вокруг пальца как глупого щенка?

– Не похоже. Ядка – не комнатное растение. Оно только в дикой природе встречается. Только на Шайтанке. А уж чтобы цветок расцвел…

– Да. Он и цвел. В сухом гнездовье несколько зеленых листьев – гладких, мясистых. И между ними – между листьями-то – зловещее синее мерцание. Цветок. Триллиум.

– Ядка? – ахнули братья Анютины.

– Она самая. Тут не ошибешься. Больно странно. Синий цветок мерцает зловеще – завораживает. Смотришь, смотришь на него… Вот я и засмотрелся – горшок разбил.

– И тогда ведьма закричала? Вывод из твоих же слов, – к Лешке вернулось хладнокровие.

– Не убежден. Или она закричала, я с испугу разбил. Или наоборот произошло… Не поймешь. Раскололся горшок на две половинки. Гнездовье распалось – сухие ветки по ковру. Земли из горшка не выпало нисколько. Так что не насвинячил я в номере – осколки лишь подобрать…

– Что с цветком приключилось? С ним главная закавыка.

– Тоже согласен. Наверное, тоже выпал с прочим содержимым. У меня времени не было убедиться. Варвара как закричит! Жуткий крик – насквозь пробирает… Тут я увидел – она лежит. В синем халате, и халат в полумраке точно цветок мерцает. Ноги длинные. Красивая ведьма – спасу нет…

Устина зыркнула глазами, сняла очки, протерла их.

– Дураки вы. Мужчины. Увидел длинные ноги и все. Сражен наповал. У меня ноги не хуже. Пусть я не такая высокая. Но и не коротконогая…

– Снова прежний вопрос, – Лешку не сбить, не увести с главной темы. – Что ты взял из гостиницы, Петька? Вспоминай!

– Не брал. Кроме бумажек из черной папки, которую Пятнашков всегда к себе прижимал, словно великое сокровище. Он в той папке бумаги директорше на подпись носил. Я думал – секретные, пригодятся в нашем деле. Правильно. Там документы бухгалтерские, финансовые. Я ж не спец. Документы общества.

– Какого общества?

– Не нашего. Завод называется акционерным обществом. Сколько у тебя акций – стольким имуществом и владеешь. А сколько у тебя акций?

******

В гостинце Мара скандал продолжался. Старшая сестра Кулыйкина – девушка стройная и эффектная. Но не субтильная. Вполне созревшая, заневестившаяся. Иван Елгоков тоже далеко не слабак. Уродился в прадедушку Гранита – могучий добрый молодец. Объяснение с родственником – дядей Германом – благоразумно отодвинул на потом (пока просто не мог придумать, как объясняться). Поднял с определенным усилием бесчувственную Тамару (нет, не в обмороке, однако не чувствующую ничего). Напрягал мышцы спины. По команде нетерпеливой Машутки потащил свою прекрасную ношу к дверям – в этот раз уже к парадному входу. Чего стесняться-то, вся гостиница наблюдала скандал. Имеются свидетели и пострадавшие – Поворотов пострадал, и страшно подумать, олигарх Сатаров. Что теперь будет? Лариса Имбрякина вежливо придержала створку, сунула в руки похитителей ярко-голубую ветровку с капюшоном. Вроде гром не гремел, и дождик не пошел – ветровка предназначалась для других целей.

– Нате вам. Прикрыться. Чтоб приличней было…

– Только маме не говорите. Не то меня живьем съест… – тараторила Машутка.

– Не скажу, не бойся. Уходите отсюда по добру, по здорову. Да побыстрей!

– Уже уходим… Эй, держи крепче, не урони. Это тебе не мешок картошки.

– О-обиж-жа-е-э-эй!–ешь… – прерывисто выдохнул кавалер.

На улице сразу упали скамейку (сооруженную по проекту «Добрые лавочки» АО Наше Железо) рядом с клумбой с красными тюльпанчиками. Иван привалил Тамару к спинке, укрыл Ларисиной ветровкой. Темноволосая головка девушки откинулась назад.

– Куда теперь?

– Куда?.. Не все ли равно! Главное – отсюда подальше… Уфф! почти спаслись…

– Почти? Вот именно – почти. Избежав опасностей в лице олигарха, напоролись на неприятности – не окончательные и гиблые, но мелкие и нудные. В чьем же лице?