– Самый обыкновенный. И это не столбик вовсе – памятник из нержавейки. Ему уж не один десяток лет. Проржавел. Синяя краска облезла, табличка болтается на одном болте, остальные крепежные дырки пустые. Мне рассказывали… Могила старая. Из прошлого века. По дате – так старше захоронения на Кашихе. Сразу в траве не разобрать. Да ее там никогда не видели. Откуда могилка в степи?

– Как откуда? Рядом Новый Быт – целый микрорайон пятиэтажек. Там жителей достаточно – следовательно, и покойников… Если же без шуток. Ведь и раньше в степи хоронили. Не в Утылве – в окрестных хуторах. Не удивительно встретить могилу. И плиты из песчаника ставили – как надгробия.

– Нет надгробия, нет оградки. Просто столбик. На табличке фамилия стерлась, а имя можно разобрать – Горгин, 190…год. Просто и ясно. Провалиться мне на этом месте! Я не вру.

– Получается, ваш предок, Лариса? У Мобути два брата имелось – Горгин и Покор. Все становится ясным.

– Так это что? это кто? А как покойник оказался папой нынешнего Сыродя? Ведь обоих – отца и сына – звали одинаково: Г. Сыродь. «Г» – то есть Горгин, а не то, что ты подумал…

– Может, тебе ясно, но не нам. Ведь звали Сыродем – не Нифонтовым. Соображай! Изначально Нифонтовы родом из Чагино – их хутор к югу от Утылвы, а Новый Быт совсем не там. Как Мобутин брат очутился рядом с Новым Бытом? Могилка что, мигрирует? Как дивор в степи?

– Он же пропал – брат-то. Мобутя рассказывал. Однажды ушел из хутора и пропал. Если зимой ушел – то замерз.

– А если летом?

– Тоже чего-нибудь случилось. Например, ворпани его съели. И похоронили останки в степи. Инстинкт у зверей – спрятать, закопать косточки…

– Кто похоронил? Ворпани? Собственноручно – рыжими своими лапами – могилку выкопали? Плиту установили. И столбик. Место обозначили. И до сегодняшнего дня на ту могилку никто не натыкался. А при чем здесь Сережка Колесников? Он же родней Нифонтовым не приходится.

– Кто точно удостоверит? Всякое бывает. Разве думали, что младший Дюшин дурачок – сын Сыродя?.. А Колесников – чей сын?

– Папы с мамой… Лежал-то почему на чужой могиле? С мэром солнечный удар?

– Удар со всеми нами! Теперь кто от тылков пойдет к олигарху и предъявит наши требования?

– Требования? Умора! Землю крестьянам, фабрики и заводы рабочим? Анахронизм! Землю у нас Сыродь отнял, латифундию создает. Холдинг оттяпал завод… Классика по Марксу – пролетарий не имеет собственности! И все, что до того было в Утылве – сказка.

– Несправедливо. Надо выходить и возвращать народное достояние. Наш завод! И мэр должен быть за нас! А он в бега кинулся. Струсил. Сейчас не тридцать седьмой год – не расстреляют.

– Не мешало бы. На всех этих буржуев Гранита Решова не мешало бы! Если всенародно избранный мэр – слабак, ренегат. И еще пьяница! Жаль, что старого Щапова прокатили, а Сережку выбрали…

– Как Тамарочка переживет… – Кулыйкина потерла глаза. – Что злые люди напоют Колесникову. Про юбку, которую она потеряла… Вы – злые, ваши языки не унять! У нас семейство приличное. Свекровь была много лет завучем в школе и парторгом. Ваших детей Агния учила! Дедушка мужа – герой Антон Кулыйкин. Килька, пока его не уволили, в техотделе работал замом у покойничка Веньки Имбрякина. Теперь все потеряно… Без отцовой защиты доченьку мою обижают. В библиотеку на работу взяли не ее, а Тинку Жадобину – дочь лейтенанта милиции! И вот в гостинице Тамарочку опоили, едва не воспользовались…

– Я говорю, заколдовали ее! – влезла Машутка. – А вы не верите…

– Цыц! – одернула Людмила. – Криком тут не поможешь. Воспитывай тебя, воспитывай… Легче камни ворочать. Девушку украшает скромность. И аккуратность – аккуратно пришитые лямки…

– У нас в семье только Леська скромница…

– Взять бы ремень да отодрать как сидорову козу. Но это отец должен делать. Сил моих нет…

Признание Кулыйкиной в педагогическом бессилии прервал бас Поворотова. Его мощная фигура выросла в проеме дверей. Серый костюм, помятый и достаточно потрепанный в минувшей баталии, отряхнули, придали приличный вид. Но чувства тоже были изрядно потрепаны.

– Не наболтались еще? Второй митинг, что ли? под окнами Мары. Расходитесь по домам! Иначе милиция разгонит…

– Нечего делать твоей милиции. Уж и собраться нельзя? Это вы цирк устраиваете, а мы мирно, культурно… Законов не нарушаем. За любопытство не наказывают.

– Найдут, за что наказать! Здесь частная территория. Проваливайте! Нашему гостю нужен покой. Вы же глотки дерете без передыха. К бунту призываете! Это называется мирно?

– А ты охранников покличь, Поворотов. Посмотрим, хватит ли у них смелости. И чем народ разгонять будете? Дубинками или даже оружием? Как этот мальчишка, Петька-колобок, на митинге выступал, что не надо бояться, не надо терпеть. Мы – не стадо баранов. И нас много – да мы твоих охранников просто числом затопчем. Затопчем и утопим в Негоди! И все тогда образуется.

– Точно. Коронная фраза вашего доморощенного Зорро: наша жизнь в наших руках! МАУ-МАУ! МАУ-МАВ!! С чем и поздравляю! Идите на все четыре стороны. Администрация завода умывает руки.

– Ты откуда знаешь? Не был ведь на митинге… Если на то пошло, из администрации ты один уцелел. Один против всех.

Произошедшая в гостиничном коридоре разборка утомила даже Поворотова. Он не стал спорить с толпой, повернулся к женщинам на скамейке.

– Вы! С вас все началось. И к чему привело. Вороны безмозглые! кар да кар… Если не ошибаюсь, одна из вас на работе – правда, непонятно, которая… Лариса, возвращайся на ресепшен. Тут у нас полный… Олигарх заперся в номере и не отвечает – оскорбился, наверное. Надо его как-то умаслить – для того хотя бы накормить. А то он нас без масла съест вместо обеда – вместо вашего салата с тигровыми креветками… Время к ужину приближается… Пять минут! – Поворотов растопырил свою огромную пятерню. – У тебя пять минут, чтобы вернуться. И не секундой больше. Сама поднос олигарху понесешь.

– Иду, Руслан Афанасьевич – испуганная Лариса запорхнула внутрь.

Поворотов еще не закончил.

– Ты, Людка, забирай свою ненормальную дочь. На голову она точно… Обеих девок забирай! Правильно говорят, хотел доброе дело сделать? тогда получи, старый дурень! Это я дурень… Смешно, Людка? Ты уволена!

– За что, Руслан Афанасьевич? Вы… э… совсем не старый ду…

– Потому и кумекаю: заслужила ты. Так дочерей воспитала. Вот и расплачивайся, дура!

– Увольняете? Окончательно и бесповоротно? Просто так, за десять секунд? пошла вон! Это мне в благодарность? Что я у вас хрип надрывала – на ресепшене, на кухне, в постирочной – и еще много чего где… По телефону отвечала, полы мыла, бачки таскала, воров ловила… Я же нашла место, где черный Зорро прятался – в коридоре, за горшком с монстерой… Чуть здоровья не лишилась, когда он на меня налетел…

– Может, тебя орденом наградить за поимку особо опасного преступника? Поправка – вы вора не поймали! Убег он из гостиницы и прихватил очень ценную вещь… Да, языком ты владеешь виртуозно – бла-бла-бла… Получи и распишись. На выход! Законный механизм отлажен. Сейчас с этим быстро. Свободна!

– Руслан Афанасьевич, как же… Меня нельзя увольнять. Войдите в мое положение. Я одна работаю. Деньги в дом приношу. У меня трое детей. И муж… больной…

– Ага. Больной алкоголизмом.

– Хотя бы из уважения к нашей семье… Кулыйкины – не последние люди в Утылве. Прадед моего мужа…

– Нет больше прошлых заслуг! И советского наследства нет. Ничего нет. Мир рухнул. Пора уже понять своей глупой головенкой! – Поворотов с величественным видом удалился со сцены.

– Кулыйкина была раздавлена. Она сомневалась – что делать? бежать упрашивать шефа или выждать, пока он остынет. Вспомнив про Тамару, возвратилась к скамейке и прошипела младшей дочери.

– Ну, Машутка, удружила сестре. Опозорила с юбкой. Даже свадьба может расстроиться.

– И пошел жених такой-сякой! – девочка вскинула гордо подбородок.

– Куда пошел? Это ты не с котом играешь. Остались мы у разбитого корыта. Тобой разбитого!.. Уволили! Теперь придется твою бабылидину квартиру продавать. Кто купит халупу без ремонта в Кашкуке…

– Се… се… ре… – бессмысленные звуки от скамейки.

Будто заряд электрического тока пронзил лежащее тело – не сильно так, но заметно. Тамара дернулась. Голубая ветровка соскользнула вниз, и снова открылся эффектный вид на стройные бедра в розовых трусиках.

– Во блин! блинский…– Людмила поспешно набросила ветровку на дочь. – Ты никак очнулась? Слава те Господи!.. Тамарочка, не полошись. Жив, жив твой Сереженька. И скоро будет здоров. Организм молодой, крепкий. Мы еще на вашей свадьбе выпьем!

– С-се.. ресе… реженька… Что с ним? – с трудом разлепив губы, прошептала девушка.

– Ниче! Ниче с ним. Страшное позади. От ворпаней убежал. Спаслись они с Пятнашковым. Теперь уже в Утылве – уже в безопасности. Никто не посмеет тронуть мэра! Это против законов в государстве.

– Правильно! – иронично хмыкнули в толпе. – У нас тронешь любого плюгавенького чиновника – значит, на государственную махину посягаешь. Галантерейщик и кардинал равны между собой. Или даже лучше – мэр утырок и президент – царь вся Руси… Все равны! И есть равнее…

– С-сереженька… не утырок…

– Не бойся, Тамарочка. Не отнимут у тебя жениха. И жениться вам надо быстрей. Тогда меня, может, не успеют уволить из гостиницы. Я на больничном листе недельки две отведу. Это только снаружи я здоровая, а внутри больная, слабая… Если стану тещей мэра, Поворотов поостережется. Да чего там! Я сама его через отлаженный механизм как через мясорубку пропущу! Накручу котлет из медвежатины. Пока же надо притушить скандал, чтоб не разгорелся – пока столбик махонький. Это выход. Все формальности можно прямо в больнице совершить – прикажет начальник, и проштампуют вам паспорта.

– Людка, ты стратег! В юбке и без нее… Ишь, какой план сочинила, лишь бы остаться на ресепшене – одобрили в толпе.

– Ржете, идиоты? Я о дочери забочусь.

– Заботься. Чем дольше она глаза людям мозолит розовыми трусиками…

– Охальник! Ты не смотри! Совесть поимей.

– Моя совесть мой взор не затуманивает – необыкновенно ясен он. Иди отсюда! Тебя же уволили…

Кулыйкина прекратила спорить, попробовала приподнять Тамару со скамейки: раз! рывок…

– Н-нет… Не под силу мне… Машутка, не суйся! Молодой человек, помогите, прошу…

Иван Елгоков с готовностью откликнулся на Людмилину просьбу. Скандальное действие иссякло. Оно ограничилось только кругом тылков и не вызвало реакции высокопоставленного гостя «Мары». Олигарх Сатаров в бывшем Варварином номере ничем не проявил себя. Пожалуй, единственный знак – на втором этаже, в окне госпожи Пятилетовой волна прошла по шторам. И все.

Между тем, не разрешился вопрос: что за столбик степи? Откуда взялась могила Горгина – именно Нифонтова? или еще кого? например, которого из двух Сыродей? Ах, если бы только один вопрос! Их множество. Прямо сейчас на Казятау тоже принималось важное решение. Попробуем разузнать, какое.