Я только что стала кумиром девочки-подростка, помешанной на всем, что связано со смертью. Не уверена, что этим достижением стоит гордиться.

Тишину нарушил плач ребенка. Эдмунд разрыдался. То ли от страха, то ли, увидев мою грудь, вспомнил о еде.

И тут же все, словно очнулись, – заговорили разом, экспрессивно жестикулируя. Под этот шум я чинно проследовала к столу и заняла свое место.

– Ты выглядишь… хм… – Крес честно пытался подобрать слово, но потерпел неудачу.

Ему на помощь пришла Медина:

– Потрясающе! Великолепно! Научишь меня так же краситься?

– Нет! – поспешно выпалил Крес. – То есть я хотел сказать, что тебе еще рано краситься, – исправился он.

Эдгар вовсе молчал, глядя на меня букой. Все еще не простил брачную ночь. А нечего получать удовольствие без жены! Я не завистливая, но совесть тоже надо иметь.

На завтрак снова было картофельное пюре. При его виде пропал всякий аппетит. Надо подумать, как разнообразить меню, а не то я так второй раз ноги протяну.

После завтрака я планировала прогуляться в город и поискать того, кто поможет разобраться с монетой. Она – мой ключ к поиску похитителя. Именно так я окрестила неизвестного, перенесшего меня в чужое тело и чужой мир. Как по мне, самое подходящее слово.

Но мои планы были нарушены еще до того, как я начала их осуществление. Крес, встав из-за стола, заявил:

– Сегодня ты, Эллария, присматриваешь за детьми, – говоря, он отводил от меня взгляд, потому что тот сам собой норовил соскользнуть в декольте.

И хотя мне было приятно, что даже в не совсем живом теле я еще способна вызывать интерес, от его слов я растерялась. Какие дети, о чем вы? Я не готова!

– А как же няня? – вспомнила я глухую старушку.

– У нее выходной. Впервые за много лет.

Я осмотрелась – и точно, няни нет. Младшего с ложки кормила Медина.

– Таков был наш уговор, – напомнил Крес. – Или ты передумала?

Я только зубами заскрежетала. Передумаешь тут, как же. Меня же мигом выставят за дверь! А там чужой враждебный мир. А тут банда. Ох, не знаю, что и хуже.

– Пусть Эдгар мне поможет, – нашлась я.

– Вот уж нет, – муженек вскочил со стула. – У меня важные дела. Мне надо к стряпчему, подписать бумаги по наследству.

– И это, конечно, займет весь день, – проворчала я.

– Разумеется, – нагло соврал Эдгар.

Знаю я его важные дела. Наверняка, помчался мириться с любовницей.

Оба старших брата сбежали, оставив меня наедине с малолетней ОПГ. Как еще назвать пятерых неуправляемых детей? Близнецы творят, что хотят. Младший орет, не замолкая. Средний брат тихоня, но, как известно, в тихом омуте черти водятся. Но хуже всего Медина. Возведя меня в ранг кумира, она прилипла ко мне, как жвачка к волосам.

– Хочу быть такой же, как ты. Научишь меня? – преданно заглядывая мне в глаза, попросила девочка.

– Какой – такой? – искренне не понимала я. Ну не мертвой же, в самом деле. А в остальном я обычная, просто из другого мира.

– Смелой, дерзкой, красивой, – мечтательно перечислила Медина.

Такой она меня видит? Что ж, это лестно. И все же я возразила:

– Зачем тебе повторять меня? Ты и так красавица.

– Не все так думают, – вздохнула Медина.

Ох, похоже, у нас тут первая любовь, да еще безответная…

Мне вдруг пришло в голову, что этот щенячий восторг можно использовать в своих целях.

– Я тебя научу краситься и одеваться, – предложила я. – А взамен ты поможешь мне присматривать за младшими. По рукам?

Медина согласилась, не раздумывая. И правильно, пусть лучше займется делом, чем о мальчиках вздыхать.

Следом за Мединой ко мне пристали другие дети, сообразив, что старшие братья отдали меня на растерзание. То поиграй с ними, то почитай им.

– Я молодая мертвая женщина, отстаньте от меня, – в конце концов, взмолилась я. – Неужели вам нечем заняться?

– Неа, – одновременно качнули головой близнецы и потребовали: – Придумай нам игру!

А что, это выход. Дети займутся делом, а я быстренько смотаюсь в город. Не разрушат же они дом за это время, правда? Тем более, Медина за ними присмотрит.

Я оглянулась в поисках подходящей игры. Желательно чего-нибудь не травмоопасного. Взгляд упал на Аза. Вот он и поможет.

– Дайте имя коту, – выпалила я.

Аз дернулся и с прищуром посмотрел на меня. Но я сделала вид, что не заметила его возмущения. Пусть отрабатывает свою миску картофельного пюре. А то хорошо устроился – ест и ничего не делает.

– Когда коту понравится имя, он даст вам знать, мяукнув, – сообщила я, а сама шепнула Азу: – Не вздумай даже пискнуть, пока я не вернусь из города, а не то выгоню на улицу. Будешь жить на помойке.

Дети задумчиво смотрели на кота, и я решила им помочь:

– Лично мне нравится имя Нагломорд.

Близнецы захихикали и тут же подхватили идею:

– Чешипуз! Жирополк! Куселют! Вездессун! – выкрикивали они наперебой.

Мой уход из гостиной дети даже не заметили, так увлеклись игрой в имена. Лишь Аз смотрел вслед с мольбой в желтых глазах. «Не бросай меня с этими чудовищами!» – читалось в его взгляде, но я проявила стойкость.

В конце концов, Аз сам виноват. Он мог рассказать правду о похитителе, но не захотел. Теперь пусть работает прикрытием, пока я добываю информацию другим путем.

По коридору я двинулась в сторону входной двери. Мой путь пролегал мимо комнаты Стефана. Я уже прошла его дверь, когда слух уловил, доносящийся из-за нее плач. Шестилетний мальчик горько рыдал. Что за драма могла случиться в таком возрасте?

Глава 7. Смерть – это еще не конец

Мне надо в город. Срочно! Мало ли почему дети плачут? Наверняка, это какая-то ерунда. Сломалась любимая игрушка или сестра обозвала. Тоже мне трагедия.

То ли дело у меня – тело портится! Мне дорога каждая секунда. Надо действовать, пока я не превратилась в компост.

Так я себя убеждала идти дальше по коридору. Но Стефан… тихий, милый мальчик с большими, как у олененка Бемби, глазами. Единственный среди семейства Уиллисов, кто не доставил мне пока ни единой неприятности. Почему он плачет?

А, черт! Я была уже у самой двери, когда развернулась на сто восемьдесят градусов. Не могу я просто взять и уйти, если ребенок плачет. Может и зря, но как есть.

Широким шагом я направилась в комнату Стефана, но на пороге замешкалась. Пожалуй, не стоит вот так врываться. У меня нет опыта общения с детьми, но и мне понятно, что с ранимым ребенком уместно проявить деликатность.

Я постучала в дверь и тихонько позвала:

– Стефан, можно войти? Я хочу помочь, если это в моих силах.

С той стороны послышался всхлип и невнятный ответ. Сочту это за «да». Если это отказ, скажу, что не расслышала. Тем более, это чистая правда.

Дверь была не заперта, и я, открыв ее, пересекла порог спальни. Стефан жил один в небольшой и слишком чистой для мальчишки комнате. Все вещи лежали строго на местах, односпальная кровать застелена и даже игрушки не разбросаны. Просто идеальный ребенок!

Но где же сам Стефан? Я двинулась на всхлипы и нашла мальчика за кроватью. Он сидел на полу, привалившись спиной к ножке кровати и свесив голову. На его коленях что-то лежало.

Я присмотрелась и вздрогнула. Это же дохлая крыса! Тощая, с вываленным языком и сальной шерстью, торчащей клоками. Крыса явно умерла от чего-то инфекционного. Это над ней Стефан так горько рыдает?

– Выбрось это немедленно! А не то еще подхватишь заразу, – испугалась я.

Мальчик вздрогнул и поднял заплаканное лицо.

– Это Сигизмунд – мой хомяк, – всхлипывая, пояснил Стефан.

Столько боли, как в широко распахнутых глазах Стефана, я еще не видела. Даже мое циничное сердце патологоанатома дрогнуло. У ребенка только что рухнул мир. Мне отчаянно хотелось его хоть немного успокоить. Про неотложные дела в городе было забыто.

– Сколько лет твоему хомяку? – спросила я, присев на край кровати.

– Сигизмунду пять, – тихо ответил Стефан, снова свесив голову. – Он на год младше меня.

Ого, пять лет. Сигги нормально пожил по хомяковским меркам. Я бы сказала, он был долгожителем, так как в среднем хомяки живут два-три года. Стефан очень хорошо о нем заботился, но всему приходит конец, в том числе хомякам.

Говорят, миссия хомяков – показать детям смерть. Сигизмунд со своей справился и может покоиться с миром. Вот только Стефан не готов смириться с его уходом…

Я произвела нехитрый расчет – самому Стефану шесть лет, хомяку было пять, то есть они большую часть жизни вместе. Неудивительно, что мальчику так сложно расстаться с животным.

Сзади донесся шорох, и я обернулась. Входя, я не заперла дверь, другие дети услышали плач брата и теперь толпились на пороге. Аз и тот явился.

Я кивнула им – входите. Может, они успокоят Стефана. Один за другим братья и сестры садились рядом с ним на пол – Медина с Эдмундом на руках и близнецы бок о бок.

– Мне жаль, – сказала я мальчику, – но Сигизмунд умер от старости. Это естественный процесс, с этим ничего нельзя поделать.

– Он был моим единственным другом, – сквозь слезы прошептал Стефан.

– Что ж, друзья тоже порой нас покидают, – вздохнула я. – Не переживай, мы купим тебе другого хомяка.

– Мне не нужен другой! – вспылил мальчик. – Мне нужен Сигизмунд.

У нас наметилась серьезная проблема. Хранить труп хомяка в детской спальне – не лучшее решение. Я должна как-то забрать у Стефана тельце.

Возможно, если устроить Сигизмунду достойные похороны, как следует попрощаться, то мальчику будет проще смириться с его гибелью и отпустить ситуацию. Я слышала, это помогает.

– Мне кажется, – сказала я, – Сигизмунду неудобно лежать у тебя на коленях, давай переложим его в коробку. Постелем туда что-нибудь, чтобы ему было мягко.

Стефан вскинул голову и осмотрелся. Мое предложение позаботиться о друге ему понравилось. А я уже обдумывала, как буду убеждать его, что хомяку надо переехать жить под землю.

– У меня есть коробка. Сейчас достану. Подержи, – с этими словами Стефан переложил дохлого хомяка прямо мне в руки.

Не знаю, как я его не отшвырнула. Сдержалась в последний момент, и то лишь из страха еще сильнее расстроить Стефана. У ребенка и так стресс.

Пока мальчик бегал по комнате, собирая все необходимое для удобства Сигизмунда, тот лежал в моих сложенных лодочкой ладонях. Я смотрела на него, изо всех сил стараясь не кривиться.

– Какой он мерзкий, – озвучил мои собственные мысли один из близнецов.

Не желая глядеть в мертвые глаза хомяка, я переложила его на одну ладонь и прикрыла второй сверху. Как только Стефан заберет у меня трупик, я минимум полчаса потрачу на мытье рук.

Но в тот момент, когда хомяк оказался зажат между моих ладоней, что-то произошло. Мои руки едва различимо засветились белым светом. Не уверена, что мне не померещилось.

А срезу после этого я ощутила движение. Хомяк зашевелился!

Я все-таки сделала это – с криком отшвырнула хомяка. Тот пролетел до стены, ударился о нее с чавкающим звуком и упал на пол без движения. Одно из двух – либо мне померещилось шевеление, либо я убила Сигизмунда второй раз.

Дети в ужасе застыли и только переводили взгляды с меня на Стефана и обратно. Один лишь Аз, наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим, словно он на спектакле в первом ряду.