– А что, у Микки проблемы? – спросила Пегги.

– Ну, если он опрокинул свой сливной клапан кому-нибудь на плечо, то да, – ухмыльнулся Макс.

У меня больше не было времени на болтовню. В конце комнаты я увидел другую дверь, с единственной надписью «Аварийный выход». Туда я и направился. За ней был недлинный темный коридор с голыми кирпичными стенами. Вопреки всем нормам гигиены и безопасности, он был завален старой мебелью, пустыми ящиками и черными полиэтиленовыми пакетами. Еще одна пожарная дверь с нажимной планкой вела к лестнице наверх, на улицу. Дверь наверху лестницы тоже была с нажимной планкой, которую в нарушение всяких правил стягивал велосипедный замок.

Найтингейл знает заклинание, с помощью которого можно аккуратно вынуть защелку замка прямо из двери. Но, поскольку мне в ближайший год не светит этому научиться, пришлось импровизировать. Я отошел на безопасное расстояние и запустил в замок одним из своих кривоватых световых зарядов. Но нехватку точности они у меня компенсируют мощностью. Отступив назад, чтобы не обжечься, я прищурился и увидел, что замок завис в центре небольшой пульсирующей сферы. Убедившись, что замок нагрелся как следует, я «отпустил» заклинание. Сфера лопнула как мыльный пузырь. Я тут же мысленно воспроизвел стандартное импелло. Это вторая по счету форма, которую я освоил, поэтому использую вполне уверенно. Импелло двигает предметы – в данном случае двойные двери. Замок полетел прочь, створки с силой распахнулись, и одна из них даже сорвалась с петель.

Выглядело впечатляюще, даже я проникся. Что уж говорить о добровольцах, столпившихся сзади на лестнице.

– Что это было, мать его? – прошептал Джеймс.

– Может, жвачка с зажигательной смесью? – невинно предположил я.

Сработала пожарная сигнализация, пора было валить отсюда. Мы с добровольцами, сделав вид «мы не при делах», прошли пятьдесят ярдов до угла Фрит-стрит со скоростью, достойной олимпийских чемпионов по спортивной ходьбе. Время было позднее, туристы разошлись по отелям, только шумные компании молодежи остались тусоваться на улице.

Джеймс забежал вперед меня, заставив остановиться.

– Это как-то связано со смертью Сая, верно ведь? – спросил он.

Спорить я не мог, слишком вымотался.

– Может быть, – ответил я. – Пока не знаю.

– Он что, не сам умер? С ним кто-то что-то сделал? – продолжал Джеймс.

– Не знаю, – повторил я. – Вот ты куда бы направился, отыграв сет?

– В смысле? – не понял Джеймс.

– Помоги мне, Джеймс. Я хочу найти того тромбониста. Так куда бы ты пошел после концерта?

– Ну, «Потемкин», например, работает допоздна.

Хорошая мысль, подумал я. Там еду и, что важнее, алкоголь можно заказывать до пяти утра. Я направился вниз по Фрит-стрит, добровольцы не отставали. Они очень хотели понять, что происходит, как и я, собственно. Особенно Джеймс упорствовал, и это настораживало.

– Ты боишься, что тромбонисту грозит то же самое? – допытывался он.

– Возможно, – уклончиво ответил я. – Не знаю.

Мы свернули на Олд-Комптон-стрит, и, увидев голубую мигалку «Скорой», я понял, что опоздал. «Скорая» стояла у входа в клуб, ее задняя дверь была открыта, и, судя по неторопливости, с которой врачи расхаживали вокруг потерпевшего, тот либо почти не пострадал, либо был давно мертв. И я бы не поставил на первый вариант. Разнородная толпа зевак уже собралась вокруг, за ними пристально наблюдала пара добровольцев из Общественной поддержки^[20] и знакомый констебль, которого я помнил по Черинг-Кроссу.

– Эй, Парди! – окликнул я его. – Что тут делается?

Парди грузно повернулся. Трудно двигаться иначе, когда на вас бронежилет, поясной ремень под снарягу, остроконечный шлем и портупея, а при себе телескопическая дубинка, рация, наручники, перцовый газовый баллончик, блокнот и сухой паек в виде батончика «Марс». У Филлипа Парди была репутация «вешалки для формы», то есть копа, который ни к каким делам особо не пригоден. Но это как раз радовало – толковый коп мне был сейчас не нужен. Толковые копы задают слишком много вопросов.

– Вызов «Скорой», – ответил Парди, – какой-то парень прямо посреди дороги отдал концы.

– Пойдем глянем? – сказал я, скорее вопросительно, чем утвердительно. Вежливость – полезная вещь.

– Это по вашей части?

– Пока не посмотрю, не узнаю.

Парди хмыкнул и пропустил меня вперед.

Врачи «Скорой» уже укладывали погибшего на каталку. Он был младше меня, темнокожий, с характерным африканским лицом. Либо сам был из Нигерии или Ганы, либо, что вероятнее, из тех краев приехали его родители. Одет он был неплохо: узкие чиносы цвета хаки, шитый на заказ пиджак. Чтобы поставить электроды дефибриллятора, врачи разорвали у него на груди белую хлопковую рубашку, явно дорогую. Его темно-карие глаза были широко раскрыты и абсолютно пусты. Мне не было нужды подходить ближе: если бы мелодия «Тела и души», исходившая от тела, звучала хоть на пару децибелов громче, можно было бы обтянуть его лентой и продавать билеты.

Я спросил у врачей «Скорой» о причине смерти. Они только пожали плечами: внезапная остановка сердца.

– Он что, умер? – спросил Макс у меня за спиной.

– Нет, блин, отдохнуть прилег, – отозвался Джеймс.

Я спросил у Парди, были ли у погибшего при себе документы. Парди в ответ протянул мне бумажник в прозрачном пластиковом конверте.

– Так это ваш случай? – спросил он.

Я кивнул, взял у него конверт и тщательно заполнил документы о передаче ответственности, на случай дальнейшего судебного разбирательства. И только после этого сунул конверт с бумажником в карман.

– Он был один, когда это случилось? – спросил я.

– Я никого не видел, – покачал головой Парди.

– А кто вызвал «Скорую»?

– Не знаю, – ответил он, – может, кто-то с мобильного позвонил.

Вот из-за таких, как Парди, лондонская полиция и славится своим первоклассным сервисом, благодаря чему нам завидует весь цивилизованный мир.

Пока носилки грузили в микроавтобус, Макс позади меня шумно извергал съеденный ужин.

Парди приглядывался к Максу с особым интересом копа, которому предстоит дежурство в ночь на субботу и который жаждет упечь какого-нибудь нетрезвого нарушителя в кутузку на пару часов. А сам бы в этом случае сел в столовой и принялся заполнять соответствующие документы под сэндвич с чайком. Черт бы побрал эту сигнальную ленту, из-за которой доблестный офицер полиции вынужден бездействовать! Я разочаровал Парди, сказав, что позабочусь обо всем сам.

Врачи «Скорой» хотели уже ехать, но я попросил немного подождать. Рисковать я не мог: труп могли перехватить криминалисты до того, как его посмотрит доктор Валид, но нужно было выяснить, играл ли этот парень в «Мистериозо». Из троих добровольцев Дениэл тверже всех держался на ногах.

– Дениэл, – спросил я, – ты как, трезвый?

– Да, – ответил он, – и с каждой секундой все трезвее.

– Я должен сопровождать «Скорую». Можешь смотаться обратно в клуб и достать сегодняшний плей-лист? – Сунул ему свою визитку: – Вот, найдешь – позвонишь на мобильный.

– Думаешь, и он так же? – тихо спросил он. – Как Сайрес?

– Не знаю, – ответил я. – Но как только выясню что-нибудь, сразу дам знать.

– Вы едете или как? – окликнул меня кто-то из врачей.

– Справишься? – спросил я Дениэла.

– Ну, я ж джазмен, – ухмыльнулся он. Я поднял кулак, и Дениэл после секундного замешательства стукнулся со мной костяшками.

Я сел в «Скорую», врач захлопнул за мной дверцу.

– Мы едем в Университетский госпиталь? – спросил я.

– Вроде того.

Сирену и мигалки мы включать не стали.

НЕЛЬЗЯ просто так сдать труп в морг. Сперва его должен осмотреть квалифицированный врач. Не важно, в каком он виде и на сколько частей расчленен: пока действительный член Британской медицинской ассоциации не подтвердит, что это мертвое тело, оно формально имеет неопределенный статус вроде электрона или кота Шредингера. Или моих полномочий по расследованию этого почти несомненного убийства.

Ночь с субботы на воскресенье в приемном покое – это просто праздник какой-то. Пьяный кураж проходит, уступая место боли, и начинаются крики, стоны, взаимные нападки. Любой офицер полиции, настолько движимый заботой об обществе, что не побоится сюда сунуться, рискует непроизвольно поучаствовать, по крайней мере в полудюжине стычек местных Кенов и Ронов^[21]. И как всегда, это будет «нет-нет, констебль, мы не виноваты, оно само так вышло».

Я не вдохновился такой перспективой, а потому заперся в палате наедине с тихим и спокойным трупом. В ящике стола нашлись стерильные резиновые перчатки. Позаимствовав пару, я извлек из пакета бумажник.

В водительском удостоверении было полное имя Микки Костяшки: Майкл Аджайи. Значит, все-таки нигериец. Я посмотрел дату рождения: только-только исполнилось девятнадцать.

Ох и разозлится твоя мама, с горечью подумал я.

Помимо документов в бумажнике обнаружилось несколько карточек: кредитки Виза и МастерКард, еще одна банковская карта, а также удостоверение члена Союза музыкантов. Была пара визиток, одна из них от агента. Я списал контакты с визиток в свой блокнот, после чего аккуратно сложил все обратно в пакет.

Было уже без пятнадцати три, когда наконец явился дежурный ординатор и подтвердил, что Майкл Аджайи действительно мертв. Еще два часа ушло на то, чтобы оформить погибшего как жертву преступления, взять контакты этого врача, собрать копии всех нужных документов, включая его заключение и отчет бригады «Скорой», и отправить тело вниз, в морг, дожидаться заботливых рук доктора Валида.

Теперь оставалось еще одно, самое «приятное»: связаться с родными погибшего и сообщить им страшную новость. В наше время это проще простого: берете мобильник жертвы и просматриваете список звонков. У Микки, естественно, был Айфон, он лежал в кармане пиджака. Включить не удалось, и мне не было нужды разбирать устройство – я и так понимал, что микропроцессор, скорее всего, сгорел. Я положил Айфон в отдельный пакет для улик, но бирку приклеивать не стал, так как собирался сразу взять его с собой в Безумство. Удостоверившись, что тело никто не тронет, я позвонил доктору Валиду. Будить его в такое время не стоило, так что я просто набрал его рабочий номер и оставил голосовое сообщение.

Если Микки действительно стал второй жертвой, значит, маг-убийца, охотящийся на джазменов (надо, кстати, придумать ему какое-то нормальное название), за четыре дня совершил уже два нападения.

Интересно, подумал я, а в списке доктора Валида есть похожие случаи? Доберусь до техкаморки, надо будет проверить. Я пытался решить, ехать ли сейчас или вздремнуть здесь, в ординаторской, и тут в кармане зажужжал телефон.

Номер был незнакомый.

– Алло, – сказал я.

– Стефанопулис говорит, – представилась сержант Стефанопулис. – Нам требуются ваши особые навыки.

– Где вы?

– На Дин-стрит, – ответила она.

Снова Сохо. А почему бы и нет, собственно?

– Могу я узнать, что случилось?

– Зверское убийство, – ответила сержант. – Прихватите сменную обувь.

После превышения определенной дозы кофе просто перестает действовать. И если бы не мерзкий запах освежителя воздуха, который хмурый таксист-латвиец зачем-то повесил у себя в миникебе, я бы прямо там и выключился.

Дин-стрит была перетянута сигнальной лентой от пересечения с Олд-Комптон до самого угла Мирд-стрит. Я с ходу заметил по крайней мере два минивена «Мерседес Спринтер» без маркировки и целый косяк серебристых «Воксхолл Астра». Последнее говорило о том, что группа по расследованию тяжких преступлений уже здесь.