Эдгар и Маргарита (страница 2)
Где свой, чужой, едва ли различают,
Рукой безжалостно противника разя,
Как звери, в бешенство кровавое впадают.
Едино все: свет жизни, смерти тьма.
Вот меч обрушен грозной силой, адом,
На плечи юные, хрустальные мечты,
И вмиг разбит весь мир пунцовым градом,
Фонтан кровавый грянул из груди.
Там в стороне, отброшенный копытом,
Лежит и корчится пока еще живой
Какой-то воин с черепом разбитым,
В истерике рыдая над судьбой.
Вот ров глубокий, город осажденный,
А с лестницы, приставленной к стене,
Вниз воин падает, стрелой врага пронзенный,
За ним другой, со смолою на лице.
Проклятья шлют все матери и вдовы,
Чьих сыновей уж не поднять с сырой земли,
Не прекратить ни сердца рев, ни стоны,
Не возвратить отцов, мужей с войны.
***
Король встревожен был ужасно,
Узнав, что герцог Олбанской,
На почве ревности, как часто,
На князя Паули шел войной.
– Междоусобиц я не выношу,
Об этом всех предупреждал.
Виновников примерно накажу.
Святой отец?
– Уже послал.
С отрядом рыцарей граф Терский.
– Он на язык уж больно дерзкий!
– Да, мой король, немного есть,
Но в этом деле ему честь.
Он ссору кончит наконец,
Соперников доставит во дворец.
– Удвоить надо с них налог,
Пусть это будет им в урок,
Да и другим на изученье
И от любви дурной леченье.
6. Бунтовщик
Граф оказался молодцом,
Утихомирив в три недели,
Неспешно весть послал с гонцом,
С красоткой нежася в постели.
А город в праздничных огнях,
Уже забыв о страшных днях,
Гуляет с шумом и весельем,
С задорным рыцарским похмельем.
Лишь в свете тусклых, грустных звезд
Один, как рак-отшельник старый
Под впечатленьем сладких грез
Скучает Эдгар – рыцарь славный.
Ничто не радует так взор,
Как образ милый, но далекий.
И сердце рвется на простор,
Где место чувствам лишь высоким.
Ни ветерка. И лист всю ночь не шепчет,
Как будто тайн не хочет разглашать.
Старинный дуб прикинулся, что дремлет,
Стесняясь думы сердца распугать.
Вдруг крик прорвал ночную тишину,
Как молния седую плесень тучи.
О помощи взывают то к нему,
Забудь о думах, поспеши-ка лучше!
Тропинка быстро вьется меж берез,
За холм свернула, и в сей миг картина:
Завязан рот, глаза блестят от слез,
Над честью надругается детина.
Но рыцарь вовремя на помощь подоспел,
Мерзавца в сторону отбросил, стукнув в темя.
Тот глухо охнул, замертво осел.
И наступила тишина на время.
Рыданье девушки прогнало вновь ее.
В лохмотьях платье, нагота святая.
Листом осиновым дрожит душа ее.
– Куда же ты пойдешь теперь такая?
Сквозь слезы голосом дрожащим:
– Я к отцу… отец… к отцу сейчас пойду я.
– А далеко ли он, давай я провожу?
– На площади закован, я еду… еду ему несу я.
– Он вор? Убийца? Добрый человек,
Что без вины не раз уже наказан?
– Он бедный, бедный мой отец.
Наш дом сожгли за несогласие с указом.
Народ он честный по дорогам собирал,
Чтоб землю нашу же вернуть себе обратно.
Предатель, видно, был, его продал…
Потом тюрьма. Избит неоднократно.
За речь такую языка теперь лишен,
И напоказ всем выставлен на площадь.
– На площадь? В кандалах? Так это он?
И тотчас же вскочил верхом на лошадь.
– Садись скорей, давай спасем его.
И рядом аккуратно усадил ее.
По темным улицам, развратным и хмельным,
Как свежий ветер над зловонием болота,
Они неслись с желанием одним:
Отца скорей избавить эшафота.
Вот крайний дом и площадь пред дворцом,
Там на помосте, в кандалы закован,
Сидит невольник, стражей окружен…
– Как звать отца?
– Тайлер, Тайлер Донован.
– Охраны мало, пара человек.
Ты спрячься в тень, вот здесь, за угол дома.
Сам под прикрытием сумерек
Хотел тайком, но конь, увы, подкован.
И застучал по мостовой,
Как колокольчик звонкогласый.
– Так что ж мы мешкаем с тобой.
Вперед, мой друг, ты видишь, труд напрасный!
Холодной сталью меч блеснул в руке,
От крика стража разбежалась в страхе.
– Тем лучше, меньше грех в душе,
Лишь кандалы разбить теперь на плахе.
Подняв охраной брошенный топор,
Он рубит цепь – звено, другое – и распалась.
Свобода! Душа, как птица, рвется на простор…
Напрасно Дженни волновалась.
За город конь доставил скоро их.
У леса тихо, молча распрощались.
Пожали руки крепко, обнялись,
Друзьями верными навек теперь остались.
Светает. Скоро уж восход.
Поля покрыты белою росой.
Прохладно. Конь едва бредет
И лакомится сочною травой.
7. Сорванное свидание
Поход окончен. Рыцари в седле.
Стрелою вьется путь теперь обратно,
А сердце Эдгара давно уж во дворце
И в ожиданье замирает непонятно.
А как приехали, направился он в сад,
Там средь дерев фонтан шумит высокий,
В ветвях под вечер птицы говорят
Да соловей в ночи трезвонит одинокий.
Но сердце бьется не от песен соловья,
А от предчувствия с принцессой скорой встречи.
Вот два окна горят, балкон, но тишина.
И снова грусть спускается на плечи.
Напрасно ждал до полночи ее,
Напрасно мысленно взывал к богине счастья.
А может, сердце зря стучит его?
Не ожидал такого он несчастья.
Надежда гаснет, как последняя звезда.
Вся ночь бессонная – одно лишь ожиданье.
– Скорей бы утро, зоренька-заря…
Вновь тишина внушает упованье.
Настало утро. Солнце вновь взошло
И, осветив балкона камень серый,
Лучом чела коснулося ее
И разбудило птичьей трелью первой.
Проснувшись, сразу вышла на балкон
Набраться сил природы пробужденья.
Вдруг тень к фонтану – это, верно, он!
Перехватило дух от удивленья.
Когда? Откуда? Любит или нет?
Вопросов тысячи, а вот спросить опасно,
Услышать могут, встали уже все.
Доложат быстро, у стен есть уши, ясно.
Записку пишет – и служанке: «Побыстрей,
Но об одном молю, будь осторожна.
Записку уничтожь скорей,
Коль видишь, что беда возможна».
Посланье спрятав тайно на груди,
Элиза с трепетом покинула покои,
А двери, лестницы оставив позади,
К стене прижалась, сердце успокоив,
Направилась к фонтану, где давно
Уж рыцарь дожидается ее.
В служанку ту дворецкий был влюблен
И в сад зашел сегодня, как некстати,
А тут увидел с рыцарем ее,
Записку видел, спрятала за платье.
– Кому? О чем? А может быть, любовник?
Нет, ерунда, зачем тогда письмо?
И действует сейчас он как охотник:
В засаду встал и ждет в тени ее.
– Идет обратно, вот момент хороший…
Попалась птичка – голубь почтовой!
Записка? Здесь! Какой денек погожий,
Не правда ли? А может, прогуляемся с тобой?
– Пусти меня! Отдай, подлец, записку!
– Ну-ну, спокойно! И зачем кричать?
Руки назад, а в зубы кляп ей втиснул.
– Попробуй, милая, чего-нибудь сказать?
– Ага – о-у!
– Ну, не шуми, напрасно!
Читает.
– Боже! Как мне повезло!
Да ей цены нет, значит, мне… Прекрасно!
Удастся получить кое-чего!
Записку спрячем и пошалим с тобой.
Ведь ты прекрасна, золотце мое.
Какое декольте! Но мелкое, постой,
– Снимает лямки. – Углубим его.
И, усладив минутное влеченье,
Забыл он даже про любовь свою,
В честь грязных денег он идет на преступленье,
Вминая в грязь любовь чужую и свою.
В слезах служанка бросилась к принцессе
И все ей рассказала, как было на духу.
У Маргариты сердце екнуло от вести.
– Вот кара божья за любовь мою!
Отец узнает все! Про Эдгара узнает…
Мне надобно скорей его опередить.
Посланье с перстнем милому бросает,
В котором и спешит его предупредить.
Эдгар все понял, сделав знак рукою,
Жалея, что нельзя ей о любви сказать,
Исчез в саду, скрываемый листвою,
Решив несчастье это переждать.
Все будет хорошо, но надо затаиться,
Чтобы король забыл, а там уж поглядим.
Опять для нас луна в ночи засеребрится,
Огненной страсти нас одурманит дым.
8. Тет-а-тет с королем
– Ваше величество! Позвольте уделить внимание.
Дворецкий протянул записку королю.
Тот прочитал любовное послание.
– Ты – молодец, – и бросил золотой, – хвалю!
Дворецкий вышел, он добился своего.
Король же тотчас приказал капралу
К нему доставить рыцаря того,
Чтоб дерзость наказать его по праву!
Звучит труба, ворота на замке.
Один со стражей справиться не в силах,
Наш Эдгар оказался в западне,
Но кровь кипит в его могучих жилах.
Сверкает меч, как молния, огнем,
Но впрямь один не воин в поле боя…
Цепями связанный, предстал пред королем.
Какой же путь ему судьба готовит?
– Ты спас принцессу, помнится, зимой?
За это был вознагражден по праву.
Но ныне недоволен я тобой.
И не надейся на былую славу.
Как ложка дегтя бочку меда опоганит,
Так ты своим поступком славу осквернил.
Принцесса впредь тебе писать не станет.
Достал записку и над свечой спалил.
О мой король! Пред богом и пред вами
Клянусь, что помыслы мои чисты.
Принцесса меня любит, вы убедились сами.
Прошу в покорности у вас ее руки.
– Да, ты наглец, каких не видел свет,
И вот тебе отцовский мой ответ:
Пока я жив, принцесса никогда,
Не выйдет замуж за простого мужика!
– Я не мужик! – Но ты и не король!
– Я дворянин с глубокими корнями…
– Сухому дереву в лесу иная роль:
Лишь на дрова, и то же будет с вами.
– Мой знатен род, хотя и беден ныне…
– Хотя? Да, в этом-то и соль!
Не смей равнять теперь себя с другими
И от генеалогии уволь.
Король взглянул на рыцаря в упор.
Тот был спокоен, взор сосредоточен,
Как будто думал он о чем-то о своем,
Вид говорил, что разговор окончен.
– Бесстрашный воин – это моя сила,
Мое могущество и страх для государств!
А если молодая кровь взыграла в жилах?
От этого достаточно лекарств!
Король прошелся взад-вперед и начал снова:
– Поверь, сынок, не стоит из-за женщин
Ни головы лишаться, ни страдать.
Приятно всем, когда на ухо шепчут:
«Люблю тебя, готова все отдать».
Но, бог ты мой, сколь сладостны их речи,
Столь жестоки сердца в трепещущей груди.
Коварней женщин зверя нет на свете!
Ты молод, у тебя все впереди.
Рукою твердой и мечом разящим
Ты славу завоюешь, и тогда
Отбоя женщинам не будет, и кипящей
Не будешь сдерживать ты крови никогда.
– Заманчиво! Но, мой король, ведь испокон известно,
Любовь – владычица и душ, и бытия…
– Опять ты за свое, терпенье лопнет, честно,
И я исполню то, что обещал, пока!
– На то и ваша воля, а от любви не отрекусь,
Хоть будет страшной и жестокой смерть моя,
Бог даст, когда в загробный мир явлюсь,
Счастливой и прекрасной будет жизнь тогда.
– Я вижу, разговора тут не будет,
Ведь ты упрям, как тысяча ослов!
Надеюсь, что темница образумит.
Как ты считаешь?
– Что же, я готов.