Голоса (страница 13)
Я был подавлен и растерян, а он так мгновенно растаял, что мне первые два часа казалось, что меня маленького потеряли родители среди чужих людей. Он ушел, я остался. Тем, кто остается всегда тяжелей.
Уже в дороге постоянно вспоминал это ужасное чувство, накатившее из далекого детства. Оставлял деда с тяжелым сердцем. Я плохо помнил, как сверял расписания, как уже в дороге заказывал билеты. Как собирал вещи, уезжая от плачущей бабушки Фиры. Я забрал и кассеты, просто на память. Когда я сел в поезд, мне хотелось просто уснуть и все начинать забывать. Поезд тронулся, пошел по тайге, и тут я увидел деда, он с тревогой смотрел на пролетающие вагоны. Я был в шоке, ведь мы не могли добраться сюда, почти одновременно. Это было слишком далеко. Рядом с ним стоял белый пес. Поезд быстро уносил меня вдаль. Тяжелая тревога, вновь неприятно шевельнулась внутри, но я стойко держал себя в руках, чтобы не сойти на ближайшей станции.
Всю дорогу хотелось молчать. Не помню ничего особенного, утешительного или примечательного. Мне много раз звонил Паша. Я не брал трубку. Так же я поступал и с остальными звонками. Потом все же решил перезвонить, когда буду готов. Тем более, что пока и сам не до конца разобрался в своих чувствах и ощущениях. С каждым километром, приближающим меня к дому, я становился старше. Из беззаботного мальчишки, который хочет вернуться туда, где провел отличное лето, я вновь становился взрослым человеком. В общем, когда я вышел на перрон своего города, был уже в порядке. Дома натуральным образом мучился от безделья. Все стало неудобным, глупым, бессмысленным. Чай был не вкусным, похожим на веник. Все раздражало. Сон мне тоже не помог, точнее сказать, я так и не смог уснуть. Было решено ехать на работу.
Оксана была очень рада моему возвращению. Я прочитал все свои записки, вздохнул и развернул папку с делом Вени, которого Оксана заботливо мне подсунула накануне моего отъезда. Сессии, составленные мной ранее, привели мысли в относительный порядок, и я принял решение о встрече с самим Вениамином.
В комнату вошел худощавый, высокий мужчина неопределенного возраста, с суетливыми глазами и непослушными отросшими кудрями. Он был растерян.
– Меня зовут Веня, – тихо сказал он.
– Меня Алексей, – ответил я и пригласил его присесть на диван, напротив.
Он не спеша прошел к дивану, осторожно присел и обеспокоено посмотрел на меня.
– Мы будем встречаться с вами и просто беседовать. Если что-то покажется вам неуместным или какие-то мои вопросы покажутся вам слишком личными, я прошу сказать мне об этом. Мы сразу сменим темп беседы, ровно до того момента, пока вам не станет полностью комфортно.
Веня кивнул и смотрел только в пол. Я не торопил его. Потом он вдруг серьезно посмотрел на меня и напрягся:
– Раньше меня лечил другой врач. Правда, это было в другом месте. Я приезжал сам, и мы тоже разговаривали. Он выписывал мне таблетки разные. Скажите, теперь вы тоже будете меня лечить?
– Мы будем проводить сессии, но я не врач, я психолог.
– А мне нужен психолог?
– Ну, пока вы тут у нас отдыхаете, а я здесь работаю, почему бы не воспользоваться такой возможностью?
Веня замолчал, я терпеливо ждал. Мне кажется, что в наше время мы слишком давим друг на друга. Требуем скорых решений и немедленных ответов, невероятно раздражаемся, если не отвечают на наши сообщения и они висят в прочитанных, то же самое с телефонными звонками. Но почему? Почему все так импульсивно? Почему не даем время на размышления и обдумывания, ведь так ответы будут наиболее наполнены смыслом? Все больше и больше в нашу жизнь входит скорость восприятия информации, и ее обработка. Но простите, это не общение, это полуфабрикат. Фастфуд современности теперь не только пластиковые булки, это теперь и общение людей. От этого страшно. Я не призываю вернуться к надушенным письмам, с локоном любимого человека, но приятнее получать обдуманное готовое сообщение, чем набор сумбурных букв, не так ли? Мы быстро дружим, быстро женимся, быстро заводим врагов. Это все так же быстро, как и глупости, которые мы совершаем, имеет последствия, которые оставляют огромные зияющие озоновые дыры в душе. И каждый из нас их латает по-своему, чаще тем, чем сам переполнен.
– Как мы будем работать с вами? – спросил он тихо.
– Я думаю, мы будем говорить каждый раз о том, что вас волнует. Также у нас будет обязательная часть. Вы будете записывать кое-что для меня в те дни, когда вас что-то станет беспокоить. Вы опишете, что именно произошло, и что вы чувствуете. Мы будем это обсуждать. А также, каждый раз, вы будете заполнять для меня небольшую анкету вашего состояния и настроения. Это поможет нам обоим в дальнейшем смотреть на динамику. Давайте строить планы по мере поступления, – я улыбнулся. Мне отчего-то нравился этот парень.
– Я не знаю пока, что говорить. Давайте попробуем.
– Расскажите о себе все то, что считаете нужным или важным. Я вас не оцениваю, я принимаю таким как есть. Постарайтесь максимально расслабиться, насколько это возможно.
– Я вот сейчас задумался, знаете, я совершенно не помню, сколько точно мне лет. Я раньше считал от возраста брата. А теперь, совсем из головы вылетело, сколько же ему? У меня бывают такие периоды, как бы точнее сказать, замкнутости. В такие дни, мне больно разговаривать с людьми, и я стараюсь спать. Голова болит.
Вениамин обнял взлохмаченную голову ладонями и пригладил волосы, которые не думали его слушаться и тут же вернулись на свои беспорядочные места.
– В дни замкнутости вам не изменяет память? Вы готовите, едите? Помните все события дня?
– М-м-м. Не могу сказать, я не помню точно. Но не так давно это повторялось, я до сих пор вырываюсь из этого сна. Не знаю, как объяснить. У меня душа внутри как бы замирает, и я почти ничего не чувствую и очень плохо помню. Но могу точно сказать, что иногда расстраивается зрение, и я плохо вижу. Иногда болит голова так, что я слышу звук в ушах, будто гул, на одной ноте, это очень неприятно.
– Вам кто-то помогает в это время? Брат? Еще кто-нибудь?
– Раньше да. Но сейчас я умею справляться с приступом. Главное, добраться до какой-нибудь кровати или дивана. Я укрываюсь с головой и лежу. Проходит всегда по-разному. Бывает день, бывает несколько часов. А бывает и несколько дней.
– Ваш врач вам выписывал какие-то препараты? Вам помогало?
– Да, есть таблетки. Одни нужно пить каждый день, другие во время приступа. Еще есть третьи. Но, я не помню, что он про них говорил. Я все расскажу, когда мне станет легче. Сейчас не помню.
– Скажите, вы принимали таблетки, которые нужно пить каждый день?
Веня потер ладони и стал тихонько раскачиваться:
– Не всегда.
– Вы забывали про них?
– Я принимал их сначала. Но от них, я не такой. Точнее, я не чувствую себя нормальным.
– Вы об этом говорили своему врачу?
– Я говорил. Но он сказал, что нужно постараться как следует и все получится.
– Это интересно.
– Да. Я тоже так подумал и больше ни на что не жаловался.
– Хорошо. И таблетки вы больше не принимали вообще?
– Да.
– Вы говорили кому-либо из своей семьи, что не принимаете их?
– Я не уверен, что вообще говорил про них, как их нужно принимать.
– Скажите, пожалуйста, с кем вы живете?
– С женой. А мой брат не говорил вам об этом?
– Давайте сконцентрируемся на том, что говорите мне именно вы. Для нас с вами, это намного важнее, чем слова кого-либо другого.
– Хорошо. Я живу с женой.
После этих слов, по его лицу словно пролетела тень, и он заметно замкнулся.
– С вами все в порядке?
Вениамин начал раскачиваться сильнее и отрицательно покачал головой.
Я попросил персонал проводить его в комнату, дать успокоительное и уложить спать. Больше, в тот день говорить было не о чем. Вряд ли мне удастся соблюдать протокол, но, надеюсь, мы придём в итоге хоть к чему-то. Времени оставалось еще много, и улизнуть в кабинет вряд ли удастся. Потому, я решил добровольно пойти в кол центр и отработать смену. Домой совершенно не хотелось, а бумаги я успею заполнить еще сто раз. В помещении было как всегда очень шумно. Все жужжали, галдели, пили кофе. Кофейный автомат был раскален так же, как и компьютеры, за которыми сидела смена в полном составе. Я посмотрел на таблички с отсчетом времени разговоров и понял, что сегодня пятнадцатью минутами не обходится. Старший менеджер был краснее, чем галстук на его шее. Он нервничал, и бегал от стола к столу, указывая на часы. Сотрудники старались не обращать на него внимания. По-моему им, как и мне, больше всего на свете хотелось его пнуть. Совсем недавно нам ввели новое правило, что разговор должен быть не более пятнадцати минут. Но так не бывает. Ты не можешь сказать, сколько по времени будет идти беседа. Все проходит быстро только в том случае, если молодежь решила порезвиться и начинает вас троллить. Мы всегда знаем, что это розыгрыш, но по инструкции просто положить трубку нельзя. Приходится выслушивать тонну идиотских шуточек, проглотить и ждать, когда им надоест и они сами бросят трубку. Еще бывает, что кто-то просто ошибся, но остался на линии из интереса. Но, если звонит человек, которому реально нужна помощь, какие тут могут быть пятнадцать минут? Что можно успеть за это время? Все невероятно взбунтовались. Было много шума, но приказ пришел откуда-то свыше, и бунт сам собой сошел на нет. Я нашел свою чашку в таком страшном состоянии, что ее никто не брал кроме меня. На это и был расчет, когда покупал чашку с таким принтом. Конечно, я мог каждый раз притаскивать свою или пить из общих. Но это было не так интересно, как отвоевать у армии психологов свой остров спокойствия и недосягаемости. Получил из автомата свой горячий кофе. Взял какой-то сэндвич в подозрительной упаковке и пошел искать свой стол. Каждое рабочее место представляло полу-кабинку, которая отгораживала тебя от всех. В то же время, если слегка приподняться, я видел каждого в этом зале. Для быстроты общения это было более-менее удобно. Но все же с трепетом вспоминаю времена, когда дежурил один на телефоне доверия. В моем распоряжении было все здание, и я мог сидеть хоть в трусах. Конечно, до первого случая, когда я попался на камеру, которую совсем недавно поставили. Меня это не слишком волновало. Однако нагоняй от директора все же заслуженно получил и больше так не делал. Но, боже, я был один. А сейчас нас тут целая армия, самая настоящая армия рабов с погонщиком, все как в старые добрые времена древнего Египта. Мы батрачили как проклятые, ограниченные временем, прикованные каждый к своей кабинке. Строили пирамиду великому фараону Тутен Оксане. Еще ни один человек не выдерживал две смены подряд, потому что это невозможно. Дежурный менеджер подошел ко мне, указав на свободный стол.