Мое ходячее несчастье (страница 14)
Папа вышел на крыльцо и махнул мне рукой. Я разом перескочил через обе ступеньки, остановившись в шаге от него. Он тут же прижал меня к своему мягкому, округлившемуся боку и провел внутрь.
– А я как раз подумал, что ты давненько не заезжал, – устало сказал отец.
Лицо у него было одутловатое, верхние веки набрякли, под глазами мешки. После маминой смерти он несколько лет пил. Поэтому на Томаса свалилось гораздо больше забот, чем обычно бывает у детей. Но мы худо-бедно справлялись, а отец постепенно пришел в себя. Папа ни разу с нами об этом не говорил, но мы чувствовали, что он при каждом удобном случае пытается загладить свою вину перед нами.
Хотя бо́льшую часть моего детства он пребывал в унынии или в ярости, я никогда не считал его плохим отцом. Просто смерть жены его подкосила. И теперь я представил себе, каково это. Возможно, я испытывал к Эбби какую-то крошечную долю того, что он чувствовал к маме, и все равно разлука с голубкой выбила меня из колеи.
Папа опустился на диван и указал мне на старое кресло:
– Чего стоишь? Садись. – Я сел и принялся ерзать, не зная, как начать разговор. – У тебя что-то случилось, сынок?
– Понимаешь, пап, есть одна девушка…
– Девушка… – повторил он с легкой улыбкой.
– Она меня вроде как ненавидит, а я ее вроде как…
– Любишь?
– Да нет… Не то чтобы… Просто… А почему ты так решил?
Он снова улыбнулся – теперь уже широко:
– Ну, раз ты не знаешь, что делать, и приехал поговорить о ней со своим стариком, значит, дело серьезное.
Я вздохнул:
– Мы познакомились совсем недавно. С месяц назад. Вряд ли это любовь.
– Ладно.
– Что ладно?
– Поверю тебе на слово, – просто сказал папа.
– Понимаешь, по-моему, я ей не подхожу. – Отец подался вперед и поднес пальцы к подбородку. Я продолжал: – Мне кажется, ее кто-то обидел. Кто-то вроде меня.
– Вроде тебя.
– Да, – кивнул я и вздохнул: меньше всего мне хотелось признаваться отцу в том, что я замышлял.
Хлопнула входная дверь.
– Посмотрите, кто пожаловал! – сказал Трентон, расплываясь в улыбке.
К груди он прижимал два коричневых бумажных пакета.
– Привет, Трент, – сказал я и, встав с дивана, прошел на кухню, чтобы помочь разложить покупки.
Мы обменялись приветственными ударами локтем и толчками в плечо. В детстве, если мы ссорились, мне доставалось от Трентона больше, чем от других братьев, но, несмотря на это, именно с ним у меня были самые близкие отношения.
– Кэми передает тебе привет. Жалуется, что ты стал редко заглядывать в «Ред».
– Занят.
– Той девчонкой, с которой тебя видели вчера?
– Да, – сказал я, вытаскивая из холодильника пустую бутылку из-под кетчупа и какой-то полуразложившийся фрукт.
Выбросив все это в мусорное ведро, я вслед за братом вернулся в гостиную. Трентон с размаху плюхнулся на диван, несколько раз подскочив на подушке, и хлопнул себя по коленкам:
– Ну колись, что ты там задумал, неудачник!
– Ничего, – ответил я, взглянув на отца.
Трентон тоже посмотрел на папу, потом опять на меня:
– Я помешал?
– Нет, – сказал я и покачал головой.
Отец махнул рукой:
– Нет, сынок. Как дела на работе?
– Фигово. Я выписал чек на оплату аренды и оставил его у тебя на тумбочке. Видел? – Папа кивнул, слегка улыбнувшись. Трентон кивнул в ответ. – Ты обедаешь с нами, Трэв?
– Нет, – сказал я, вставая, – мне уже пора ехать.
– Может, все-таки останешься, сынок?
– Нет, я правда не могу. Спасибо. И… я рад, что мы поговорили, папа.
– О чем поговорили? – спросил Трент, поворачивая голову то на меня, то на отца, как если бы мы играли в теннис. – По-моему, я что-то пропустил.