Благородный король возвысил главу к небу, вопрошая милость, и дар был ниспослан ему, поведан устами немыми, но многоязычными. Прелестную историю незабвенную познал духом король, подобно чтецу уединенному внутренне душой лишь сострадал, читал, слушал, отыскивая утешение в сказке о книге бессмертия, которая покоится ныне на руках достойных, верующих в магическую силу слова, в магию сказания о вечности.

Вот отрывок сказки той:

Ветром мечтательным унесенные видения облеклись в птиц перелетных, оставившие прибрежные скалы, те разведчики дальнозоркие устремились в непроходимые глубины лесов, в царство древ возвышенных. Их притягивало неизведанное, просторы далекие, тайны сокрытые в тени пейзажей солнечных, в кладезях синевы небесной.

На окраине Темного леса, подобно жемчужине в золоченой раковине, простиралась деревушка неизвестная, потаенная, доколе не родился в тех местах мальчик божественный, о ком еще не знали тенистые многоветвистые дубравы, о ком не щебетали феи певчие, но им предстояло благоговейно созерцать его неуверенное хождение по родным тропам, о коих прежде необходимо упомянуть. Давным-давно нарекли селение прадеды именем Вортон, и не было равной ей по расположению и достатку всеблагому. Как впрочем, и жители не слишком охотно предавали сей местности опасной свое жительство, свои притязания на жизнь. Посему, прежде чем описанье сталось верным, стоит поведать о таинственном лесе, чье вековое присутствие впившееся корнями в плодородную почву, не может подвергнуться сомнению или опасению.

Темный лес, да будет вам известно, уникален, несравненно широк и тернист, отчего полон слухов, порою достоверных, но чаще излишне надуманных. Слава опережает подвиги, когда чествование употреблено не в меру. Однако история Темного леса легендарна, если окунуться в давно растворившуюся в рассвете лучистых всполохов обитель древесных стражей, которые зеленеют тонами темными, приобретают золотые платья осенью и белоснежные меха из крупиц снежных пушинок зимою, пушистые кружева весною, и именно там каждый находил пристанище своим грезам трепещущим, каждый отдавал лесу свои горести насущные, плутая по извилистым, порою непроходимым тропам. Но то были, любопытные соискатели истин, чаще или реже, храбрые смельчаки или лишенные страха безумцы, ибо ветхость Темного леса таила неисчислимое многообразие существ невыдуманных, вполне видимых издавна, извечно тенями существа шныряют в колючих ядовитых кустах, издревле огромные серые создания стерегут бездонные пещеры, о коих мало кто знает, по причине людской, не всегда достоверной боязливости. Ведь знания награждают пониманием, отчего от осознания рождаются чувства, часто несхожие с характером созерцателя.

И может быть, поэтому, тот самый странный мальчик бродил возле теневой кромки леса, всматриваясь в просторы загадочные, колдовские чары пущ дурманили его желание, оное было простым, легковесным, но неповторимым в меру порыва чувственного. Он не осмеливался вступить за предел Темного леса с деревушкой Вортон, пересечь ту границу, отделявшую привычный быт, с миром приключений, грань хрустальная казалась хрупкой, пускай нужно сотворить лишь один шаг, в душе же, необходимо было миновать сотни преград, главная из которых именуется страхом. Темный лес призывал мальчика шумом неподъемных ветвей, грузной листвой созывая пестрых птиц, манил неприступностью, пение леса казалось чарующим, до изнеможения слуха пленительным. Как известно красотою великолепия славятся радужные эльфийские леса, с причудливыми строениями поверх ветвей, лестницами вдоль широких стволов, обвитых цветами яркими, словно гирляндами звезд падших с небес, однако нами видимая причуда природы, имела более древнюю историю, ибо поговаривают, будто в сей купели первозданной обосновались величественные драконы, которых никто не видел, но многие принимали шум, доносящийся утробно из недр терновников лесных, за рык зверя пещерного и ужасного. Никто и близко не смел приближаться к мрачным ложбинам, пугающие лощины отгоняли непрошеных гостей, и только маленький мальчик, оставив отчий уютный дом, испытывал на верность свои юные органы чувств, более подчиняя их сердцу столь мало живущему, столь редко бьющемуся. А сердце его с рожденье было чутким, добродушно сострадательным. Редкие удары сотрясали грудь его, отчего всем казалось, чудилось во снах, будто он неспособен полюбить. Ошибались многие, так несвоевременно полагая. Ибо саму сущность творения ведает только творец, и он один, обладая даром исправления, милостив и долготерпив ради спасения. Однако сердечность в маленьком короле впоследствии сталась темпераментом, невольно возросшая в непреклонную душевность. Мальчик витал душою средь неизвестности, высвобождая чувства, отрешенно жадно познавал окружающий мир, однако мало кто сопереживал его влекущим неоднозначным порывам. Летели не обремененные тяжестью мудрости воздушные легкокрылые годы детства, а мир будто дремал, не менялся. Вставали они, как и прежде напротив друг друга, равные по духу, взирали то, улыбаясь, то угрюмо, лес будто приклонялся пред маленьким нищим принцем, верхушками деревьев трепеща, раздвигая непроходимые лабиринты крон, звал царствовать мудро в том королевстве нераскрытых тайн. А ветер пронзал северным холодом худощавое тельце мальчика, отчего его бледная кожа покрывалась пузырчатой чешуей, теребя темные волосы, ветер будто вздымал два черных крыла, так длинны были его пряди и так легки на подъем, пресветлый лик мальчика чуть розовел под редкими каплями освежающего дождя, теплые капли огибали его широкий лоб, ниспадая на пружинистые ресницы, свесившись, заглядывали в самые большие глаза, которые им доводилось видеть, и робко умилялись, серо-голубые очи мальчика искрились вспыльчивой живостью и отрешенною задумчивостью, затем, как правило, капли весело скользили по стройному носу, делали последний рывок и влажно целовали тонкие губы мальчика, иссыхая в тепле его мерного дыхания.

И назван мальчик Драгомиром, именем старинным, но все, покуда он не возрос, звали сокращенно Драго, как бы указывая на моложавость сего соискателя истины, о которой он и не подозревал. Необщительный и скромный, Драго сторонился шумных собраний, сельские тяжбы не привлекали его нищий духом ум, иные пространства питали его жизненные соки, душевные силы, давяще влекли другие важные притязания. Взгляд, как известно, зеркало души, посему взор мальчика выражал любопытство, не корыстное, но сокровенное в таинстве ощущения, всё естество его пылало огнем героическим, и в то же время леденело изморозью меланхолической. Осматриваясь вокруг себя, Драго выражал душевное восхищение, внешне никак не выражающееся, исторгал эмоции, ничем не являемые, однако Темный лес словно ведал об истинных чувствах мальчика и потворствовал оным вершителям судьбы и выбора.

Безмолвные и отрешенные, они цеплялись за мельчайшие дуновения сопряженных дыханий природных явлений, образы вкрадчивые сулили благовещение дней несметных в обилие тягот или празднеств, читали символы древесные, в молчании томном сопереживали каждой росинке, упавшей зря, утраченной напрасно. Так волнительно соединились навсегда Темный лес и Драго, чья жизнь словно зависела от неминуемого сокрушения всех ценностей, кои он сумел определить с помощью слабого своего сердцебиения. Мальчик как истинный властелин мира, который он осмелился создать, никогда не сожалел об утерянном, ибо ничто никуда не пропадает, но жило и живет в воспоминаниях. Всюду наши следы, не заросли те тропы, которые мы облагораживали с усердием, мы остались верны бесконечному началу, ибо всему нет конца.

Вечный Дух витал в лесу сопровождаемый неугасимыми огнями эфирных пленников несравненной святости обильной, даруя всеобъемлющую бесценную жизнь, предавая тленью, отбирая и облагораживая милостью, взаимностью ликуя на безответность и дарованием на снисхождение. Дух безначальный в святости поднимал Драго над землей, уча летать, не плотью тяжелой, но духом легким, бессмертным. Мальчик сливался с пространством безвременным, становясь почтенно малой душой Темного леса. И как ведомо, один шаг способен подвергнуть изменению самое хрупкое и самое твердое в суждениях провидение, один шаг меняет покой на падение, отделяет стремление от величия. Движение, взмах крыла, всплеск плавника, и развертывается очам неискушенным зримое великолепие путей судьбоносных. И посему Драго созерцал неиссякаемые видения той жизни изначальной, о которой много говорят, но мало стремятся объять необъятное дланями невещественными. А он чувствовал сердечно, и то познание, было вернее всякого слова описательного или образа иллюзорного.

Успокоение соединялось с безграничным ликованием, контуры некогда четкие искажались воображением освобожденным, посему, Драго встречал своего единственного кустистого друга добродушием ненавязчивым. А великан тенистый отвечал ему поклоном, всегда грустным и волнующим, развертывая мальчику мир неведомый, горизонт досягаемый. Взирая друг на друга, они сохраняли непосредственность, доверчивость, угасавшую во времени быстротечном, хранили свои сокровенные размышленья. Но являлось незамедлительно расставанье, подкрадывалось всегда незаметно. Отчего Драго разворачивался, мгновенно отворяя естество свое иным просторам. Темный лес огорчался, смотря вслед ускользающей детской фигурке, отговаривая завыванием грозным, однако не сдвинутся лесу с места, он обречен, создан хранить покой покоев засыпающих, созывая лунных фей, или нарушая сновидения своим велением безрадостным.