Она смотрела на подругу в объятьях неизвестного мужчины, и по телу ее разлилось чудесное тепло. Одновременно ее легко возбуждали мягкие, как морской прилив, волны похоти. Сердце быстро застучало в груди и, неосознанно царапая ногтями кору скрывающего ее дерева, она почувствовала, что тихий огонь внутри может бесконтрольно разгореться до страшных размеров.

Вероятно, так бы и произошло, если бы не начавшийся ливень. Одна, вторая, третья… и вот уже целый град капель стер границу между небом и землей. Невдалеке бесновалось возмущенное море, и волны, разбиваясь о камни, добавляли в и без того сырой мельчайшую изморось, которая смешивалась на берегу с дождем под аккомпанемент завываний ветра.

Анжела поспешила домой. Сначала шла, потом побежала, упала, и, поднявшись, снова побежала и снова упала. Поняв, что уже вся насквозь промокла и перепачкалась, смирилась и остаток пути до дома просто шла неторопливым шагом.

Подойдя к дому, точнее, к окну покинутой ей комнаты, она попыталась открыть раму. Окно не поддавалось. Анжела с ужасом поняла, что его кто-то закрыл изнутри. А это мог быть только отец…

Дыхание перехватило. Девушка в панике представляло то, чем может теперь закончиться встреча с отцом. Анжела лихорадочно пыталась придумать оправдание своему поступку, но в голову ничего подходящего не шло. Этой ночью она должна была быть в комнате Франко – это то, что знал ее отец. Остальное просто не имело права случиться!

Анжела подошла к входной двери и в нерешительности остановилась: может, убежать, уйти из дома? Будь оно все проклято!

Уже изнемогая под дождем, собралась с силами – будь что будет! – и повернула дверную ручку.

Счастье благосклонно к неопытным. Что же произошло?

Ушедший с приятелями в открытое море Франко уже после нескольких пройденных миль, убедился, что об улове думать не приходится. Погода быстро портилась, и они вернулись на берег. Не зная, что сестра его должна была ночевать в его комнате и полагая, что она уже давно спит у себя, он закрыл оставленное неплотно закрытым окно и лег в постель.

Войдя в дом, Анжела сразу поняла, что ее ночное приключение пока еще может сойти ей с рук безнаказанно. Если бы дело обстояло иначе, отец бы так мирно не похрапывал. Она тихо сняла себя мокрую одежду, высушила полотенцем волосы и подтерла все следы. Затем блаженно улеглась на кровать под шум все еще не прекращающего дождя и завывание ветра. Где-то громыхал гром.

– Ох, как страшно сейчас на улице! – подумала она, поежившись, и с этой мыслью уснула.

II

Настал день отъезда. Анжела со слезами на глазах беспокойно прощалась с близкими на перроне маленькой станции. Наконец, она вошла в вагон, едва волоча за собой огромный чемодан, и расположилась в свободном купе.

Раздался свисток, локомотив загудел и легко тронул состав, и вскоре поезд развил полную скорость.

Было раннее утро. Убаюканная ритмичным покачиванием вагона, Анжела задремала. Время тянулось медленно, как обычно это и бывает в поездках, но зато со свойственной всем видам транспорта ощутимой размеренностью и уверенностью. На полустанках сменялись пассажиры, но в купе Анжелы пока никто еще не заходил. И только во второй половине дня проходивший по коридору вагона высокий крупный мужчина средних лет в темных очках обратил внимание на одинокую девушку, на миг задумался, и, справившись, свободно ли, расположился напротив, впрочем, так и не дождавшись ответа.

Анжела окинула его взглядом и вновь направила отсутствующий взор за окно. Мужчина снял очки и после недолгого, украдкой, изучения спутницы, нашел, по его мнению, подходящий момент для вопроса:

– Далеко едете, девушка?

– До конца! – ответила та не особо приветливо.

– Да, действительно… В сущности, мы все идем до конца. Но вы, девушка, только в начале пути, перед вами вся жизнь. Надеюсь, долгая и счастливая! – проговорил с улыбкой незнакомец.

– Вообще то я имела виду последнюю станцию! – Анжела сделала как бы оправдывающийся жест рукой и дружелюбно улыбнулась

– О, чудесно! Это большой красивый город. Вы впервые едете туда?

– Да, первый раз. Продолжу там учебу и буду жить у дяди, – объяснила Анжела.

– Ну, раз так, то разрешите мне представиться, поскольку мы теперь жители одного города, – сказал ее спутник, протягивая визитную карточку. – Я Романо Сандоза. Фотограф. Делаю снимки фотомоделей для известных журналов.

– О, это, наверное, интересная работа, – откликнулась Анжела, перед этим назвав и свое имя.

– Да, увлекательная и хорошо оплачивается. Много девушек, хорошеньких и привлекательных, таких вот, как вы, прославились после того, как я их открыл для публики, – заметил Романо и добавил: – Они стали манекенщицами.

Она задумалась, поглядывая в потолок купе, как бы оценивая что-то.

– Я буду изучать медицину. Думаю, что дефилирование в чужих нарядах – это последнее, чем бы могла заняться. Только глупышки идут на это, поскольку ни на что другое и неспособны! – не без гордости высказала свою позицию Анжела.

Такой поворот несколько озадачил Романо, но он спокойно заметил:

– Знаете ли, красивая девушка как раз глупа, если не использует свои чары, потому что красота Богом дана, впрочем, как и разум тоже.

Анжела выслушала это, кивнув головой, и вновь перевела взгляд за окно. Не ответила ничего. Задремала.

Когда девушка вновь открыла глаза, уже смеркалось. Огни большого города в долине и по окрестным горам неожиданно засияли в полную силу, вызывая невольное чувство преклонения перед грандиозностью и красотой дела человеческих рук. Гудок локомотива предупредил о прибытии поезда на вокзал, где хаотично двигалось множество людей.

Анжела почувствовала холодок под сердцем, тревожно подумав о том, что ее могут не встретить. К счастью, это продолжалось всего несколько секунд, пока Анжела не увидела в окне дядю Франциско и радостно замахала ему рукой. Поезд еще скрипел тормозами, замедляя ход. Анжела поднялась. Встал и Романо. Он подхватил ее чемодан, и они вместе вышли на перрон. Дядя уже спешил навстречу. Анжела бросилась к нему в объятия, а после обмена поцелуями обернулась к Романо и попрощалась с ним, обещая, как он и просил, обязательно посетить его.

Дядя Франциско, мужчина уже солидных лет, среднего роста, был в сером пиджаке и суконных брюках. Белая сорочка и галстук, дополняющие его наряд, выдавали педантизм и строгость его натуры. Многолетний труд на должности почтового служащего придавал его движениям и речи сдержанность и умеренность, а манерам некоторую натянутость, что вкупе с неизменно серьезным выражением лица внушало уважение и недвусмысленно указывало на принадлежность к поколению «старой закалки».

Он был предан покойной сестре и считал своим долгом оказать всевозможную помощь Анжеле, во всяком случае, обеспечить ее дальнейшую учебу.

Через полчаса езды на машине они подъехали к дому – двухэтажному зданию с высоким первым этажом. Построен он был еще в середине века посреди большого сада, огороженного живой изгородью. Правое крыло первого этажа занимал гараж с большими двустворчатыми воротами из полупрозрачного шероховатого стекла в металлических рамах. К гаражу от решетчатых чугунных входных ворот вела бетонная дорожка – шириной как раз, чтобы проехать автомобилю – и длиной около десяти метров. Сразу над гаражом сияло стеклами большое окно кухни, также находившейся на первом этаже. Слева от гаражных ворот – деревянные входные двери, покрашенные зеленой краской, к которым вели несколько ступенек.

Слева от дверей, несколько углубленных в дом, располагалось двустворчатое окно гостиной комнаты. Вся фронтальная часть второго этажа начиналась террасой, обрамленной кирпичом по пояс высотой. Большие стеклянные балконные двери вели в спальню, в которой находилось брачное ложе и мебель белого цвета. Из спальной комнаты имелся выход в широкий коридор, заканчивавшийся с одной стороны ведущей вниз деревянной резной лестницей, и двумя почти одинаковыми комнатами с другой.

Одна из этих комнат, которая располагалась справа и была чуть больше, предназначалась для Анжелы. В ней был даже небольшой балкончик с видом на сад со столь аккуратно подстриженной живой изгородью, что было похоже, будто бы только этому и уделяли главное внимание хозяева. Все дышало свежестью и глубоким спокойствием.

* * *

Мирной кажется и долина неподалеку от города. Тихая темная ночь без малейшего дыхания ветерка. Темнота. Ни луны, ни звезд, никакого искусственного освещения. Лишь иногда пронесется поверху поезд, останавливающийся под аккомпанемент резкого визга тормозных колодок. Поезд рушит тишину из-за маленького полустанка между двумя туннелями, которые и ограничивают по ширине долину. В километре от железнодорожного полотна, проходящего по самому краю котловины, окруженной крутыми склонами, – речушка, которая, журча, выбегает откуда-то из горы, чтобы исчезнуть в другом конце в ущелье, из которого только по единственной узкой дороге можно добраться до долины, а потом и до игрушечной церквушки.

Из ущелья появляется автомобиль и останавливается перед железными воротами. Включен дальний свет фар, слышно ровное урчание мотора. Кто-то выходит со двора. Хотя человек заметно хромает, он все же старается быть попроворней. Когда хромой оказался у ворот и стал открывать их, водитель погасил фары и подошел к нему, закашлявшемуся от спешки, но раболепно склонившемуся перед приезжим, всем своим видом демонстрируя готовность выполнить любое его приказание.

– Все ли собрались? Все ли готово к обряду? – спросил его прибывший.

– Да, хозяин, все! Только вас ждут! – ответил хромой, всматриваясь в ветровое стекло машины, где, как ему показалось, кто-то сидел на пассажирском месте.

– Хорошо! Сейчас поставлю машину, и ты отведешь девушку, которая приехала со мной, в дом. Потом закрой ворота и спусти доберманов! – приказал тот и вошел в лимузин.

Когда автомобиль двинулся к церкви, сидящая рядом с ним девушка пожаловалась:

– Мне как-то не по себе, Николо! Почему все так мрачно?

– Не беспокойся, Ванесса! Все, что происходит впервые, всегда немножко страшно, потому что неизвестно, но, увидишь, тебе понравится! – ответил Николо, останавливая свой шикарный автомобиль возле небольшого садика, заросшего и неухоженного.

Они вышли из машины, и Николо подошел к девушке. Во мраке едва угадывались два силуэта, слившихся в поцелуе. Внезапно из-за тучи выглянул месяц, осветив и их, и все вокруг. Но только на миг – почти сразу же он снова исчез за облаком. Резкий женский крик пронесся над сонной долиной.

– Что случилось? – вздрогнул Николо.

– Ах! Там, в траве, какая-то могила! – воскликнула Ванесса, судорожно прижимаясь к нему.

– Ты все еще маленькая девочка! Но сегодня вечером ты станешь взрослой и зрелой, да так, что тебе и не снилось! – сказал Николо. В этот момент к ним подошел старик и открыл церковные двери.

Он взял Ванессу за руку и ввел в церковь. Николо подождал, пока они войдут и, путаясь в густой траве, направился к садику, где остановился возле могилы. На большой надгробной каменной плите было высечено чье-то имя. Он тихо коснулся шершавых букв. Затем встал на колени, сдвинул могильную плиту и шагнул вниз.

Старик провел девушку в церковь, где горело несколько свечей. Впрочем, нигде не было видно ни одного креста, и это строение скорее лишь напоминало церковь.

– Сначала ты переоденешься. Смелее, моя золотая! Не стесняйся! Сегодня вечером ты будешь невестой самого дьявола! – проговорил старик, подавая ей белое прозрачное подвенечное платье и исчез во мраке, откуда теперь появился некто в белой мантии.

– Страшно, девочка? Успокойся и расслабься! – донесся женский голос из-под мантии.

– Кто вы, ради Бога? – воскликнула Ванесса, все еще держа в руках платье, нерешительно озираясь и всматриваясь в непроглядную темень. – Почему все должно быть так странно? – спросила она скорее саму себя.