– Я уже это делаю, Лэндон. Я взрослый мужчина, который занимается своим делом. Я понимаю, что мать нянчится с тобой, и, уверен, что в твоей жизни есть люди, которые поступают так же, но так будет не всегда. В какой-то момент они устанут от тебя и больше не будут мириться с твоими глупостями. Терпение тех, кому небезразлична твоя плачевная судьба, не вечно, и, поверь мне, оно иссякнет быстрее, чем ты думаешь. Сколько людей стояло у могилы Ланса после его смерти? Практически никто. Люди не задерживаются с такими, как Ланс, и с такими, как ты. Так что смирись с этим, будь мужчиной и измени то, кем ты являешься и как ты живешь. В противном случае ты останешься несчастным и покинутым и проведешь жизнь, цепляясь за юбку матери.

– Прийти сюда было гребаной ошибкой, – пробормотал я, вставая со стула. – Я забыл, что ты за человек.

Он невозмутимо начал что-то печатать на своем компьютере.

– Хорошо. Уходя, закрой дверь.

Я был уже у двери, когда снова услышал голос отца:

– Я рассмотрю оплату счетов твоей матери только в одном случае.

– В каком?

– Ты пойдешь в юридическую школу, как мы и планировали. Можешь работать здесь по выходным и вернуть свою жизнь в правильное русло.

– Я не собираюсь этого делать.

– Тогда твоей маме придется разбираться самой. Не возвращайся, пока не будешь готов стать настоящим мужчиной. Пока ты продолжаешь вести себя как ребенок, я не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Я сюда не вернусь, – поклялся я. – И я больше никогда не хочу тебя видеть. В следующий раз увидимся на твоих чертовых похоронах, – пробормотал я.

– Или на твоих, – парировал он, и его слова были покрыты зловещей ненавистью.

Я не мог поверить, что моя мать могла полюбить такого человека, как он.

Я вышел из кабинета, чувствуя себя полностью разбитым, злым и несчастным – очень несчастным. Не потому, что мой отец оказался чертовым монстром, а потому, что я был не в состоянии помочь маме.

Она нуждалась в отдыхе, а я понятия не имел, как облегчить ей жизнь.

Сидя в машине возле офиса, я крепко сжал руль и сделал несколько глубоких вдохов. Сердце бешено колотилось, и я пытался остановить нарастающую панику, в то время как слова отца снова и снова всплывали в моей памяти.

Я не удивлюсь, если в один день ты тоже окажешься под землей.

– Я не такой, я не такой, я не такой, – повторял я сквозь почти сомкнутые губы.

Я не был слабым ребенком, каким меня считал мой отец. Я не был моим дядей. Я был измучен, но не сломлен.

Держась за руль, я всеми силами пытался вырваться из темноты. Мне удалось выровнять дыхание и вернуть пульс к нормальному ритму. Всего несколько месяцев назад не получилось бы. Разговор с отцом вырвал бы меня из жизни на несколько часов.

Сейчас это отняло у меня минуты.

*

– Он действительно это сказал? – спросила Шей, сидя на моей гостиничной кровати.

Она пришла ко мне сразу после школы, и я заказал нам пиццу.

– Ага. Он сказал, что я закончу так же, как Ланс, – в могиле, потому что я слабый.

– Что за чудовище, – вздохнула она, покачав головой. – Не понимаю, как отец может сказать что-то настолько жестокое своему собственному ребенку.

– Он называет это «жесткой любовью».

– Я бы назвала это откровенной ненавистью. Надеюсь, ты в это не веришь, Лэндон. Надеюсь, ты знаешь, что все его слова – ложь. Ты один из самых сильных людей, которых я знаю. Твоя уязвимость – это то, что делает тебя сильным, и мне жаль, что твой отец все это наговорил.

– Я просто злюсь, что не могу помочь маме, вот и все.

Шей начала промокать пиццу салфеткой.

Я приподнял бровь:

– Что ты делаешь?

– Вытираю масло. Говорят, что это может сэкономить до пятидесяти калорий на каждый ломтик.

– Звучит как полный бред.

Она пожала плечами:

– Не знаю, но я сделаю все возможное, чтобы сэкономить несколько калорий.

– С каких это пор тебя волнует подсчет калорий?

– Хм, с тех пор, как из-за стресса я набрала десять фунтов. Я не могу пойти в колледж в таком виде, потому что первокурсницы будут тыкать в меня пальцем, так что с некоторых пор я на диете.

Я уставился на нее как на сумасшедшую, потому что ее слова звучали безумно.

– Тебе не нужно сидеть на диете, Шей.

– Нужно.

– Получается, от конфет ты тоже отказалась?

Она толкнула меня в плечо:

– Не говори глупости.

Улыбнувшись, я поставил коробку с пиццей на стол. Затем потянулся к Шей и усадил ее к себе на колени.

– Я люблю каждый твой дюйм и каждый твой изгиб.

Ее губы изогнулись в чертовски милой улыбке:

– Даже если моя задница превратится в умпа-лумпу?^[6]

– Черт возьми, да. Я не знаю, в курсе ли ты, но я считаю себя настоящим ценителем задниц. Я бы с радостью зарылся лицом в твою умпа-лумпу до самой шоколадной фабрики.

– Фу, – она поморщилась и хихикнула, ерзая бедрами на моих коленях. – Звучит как отсылка к какашкам.

– Ради тебя я бы отправился в шоколадный лес, – пошутил я.

– Лэндон!

– Чтобы попробовать твои «Тутси Роллс»^[7].

– Боже мой. После переезда в Калифорнию ты стал странным.

– Я всегда был странным. Ничего нового.

Она поморщила нос и кивнула:

– Это правда. Ты съел туалетную бумагу из задницы другой девушки.

– Там не было бумаги! – Я сурово наставил на нее указательный палец: – Эй, а помнишь тот день, когда ты погладила мою голову вместо… головки?

Я ухмыльнулся, вспомнив ее первую попытку подрочить руками. Боже, я так полюбил эту девушку. Полюбил ее невинность, ее смех, ее неудачи, ее любовь.

– Замолчи. Чтобы ты знал, я работаю над своей техникой. Я тренировалась.

Мои брови взлетели вверх:

– С кем это?

– О, ну, знаешь. С Рэнди, Джейсоном, Джоном, Генри… Уолтером, Ником. В общем, с любым парнем, который встречался на моем пути, – сообщила она.

Я положил руку ей на поясницу и притянул ближе к себе, прижав ее к своей груди.

– Пытаешься заставить меня ревновать, Цыпа?

– А что? У меня получилось? – спросила она, закусив нижнюю губу.

– Может быть – совсем немного.

Она улыбнулась и наклонилась ближе, прижавшись к моим губам.

– Ты, только ты, – прошептала она, прежде чем меня поцеловать.

Ее руки опустились мне на грудь, и я надеялся, что она знает – мое сердце бьется только для нее.

– Тем не менее я изучила несколько новых техник. Рейн заказала мне… игрушку через телемагазин.

Мой интерес пробудился:

– Игрушка, да?

– Не воодушевляйся слишком сильно. Такую же она заказала для своей бабушки, потому что ее дед больше не такой дикий жеребец, как прежде.

– Хорошо, добавим эту информацию к списку вещей, которые мне не следует знать, особенно о бабушке моей лучшей подруги. Я постараюсь больше никогда в жизни об этом не вспоминать.

– Чтобы ты знал, для пожилых людей совершенно нормально вести половую жизнь. Ты в курсе, что они являются второй по численности возрастной группой, наиболее подверженной риску ЗППП?^[8]

– Такое ощущение, что ты пытаешься меня предостеречь.

Она хихикнула, и, черт возьми, я бы отдал все, чтобы слышать этот звук до конца своих дней.

– Хорошо, извини. Вернемся к игрушке. Видишь ли, с ее помощью я научилась кое-каким движениям, – объяснила она, мягко покачиваясь у моей промежности. Ткань ее платья касалась моих джинсов, создавая приятное трение.

Что за черт? Я же знал, что не стоит надевать джинсы рядом с этой девушкой.

Черт, ладно.

– Что еще ты узнала?

– Ну… это.

Она приподняла платье, прижавшись трусиками к моему паху. Они были красными, кружевными и совершенно идеальными, и, черт возьми, я мечтал только о том, чтобы зарыться в них лицом, прежде чем сорвать их прямо с ее тела. Она начала вращать бедрами из стороны в сторону. Раскачиваясь на моем вставшем члене, она сводила меня с ума.

– Это называется восьмерка.

Я закрыл глаза, пока она продолжала двигать своими гипнотическими бедрами.

– Я уже обожаю восьмерку.

– Думаю, тебе стоит снять джинсы.

Это все, что ей нужно было сказать, – через секунду я уже отшвырнул их в сторону. Она сняла платье, оставшись в красных трусиках, которые я собирался сорвать, и в таком же лифчике, который я готовился расстегнуть при первой же возможности. Когда я вернулся к кровати, она снова забралась ко мне на колени и продолжила выполнять восьмерку – черт возьми, я действительно не зря снял штаны.

Ее промежность двигалась вверх и вниз по моему члену, пока я крепко сжимал руками ее задницу. Ее попка была безупречной, но я поклялся, что буду хотеть ее, даже если она действительно превратится в умпа-лумпу. Ее груди оказались прямо перед моим лицом, и я зарылся лицом прямо между ними. Потянувшись к ее спине, я, как фокусник, одним движением расстегнул лифчик. Она позволила ему упасть на пол.

Снова уткнувшись лицом в ее грудь, я облизывал ее соски так, словно они остались моим единственным источником пищи. Она застонала, двигаясь навстречу моему языку и продолжая выполнять восьмерки бедрами, в то время как мой член был готов вырваться из боксеров.

Продолжая наслаждаться ее идеальными грудями, я стонал, чувствуя, как она замедлила свои движения, вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и…

– Я так сильно хочу тебя прямо сейчас, – прорычал я, нежно покусывая ее сосок, пока она постанывала от удовольствия.

– Я тоже хочу тебя, – прошептала она, приблизив рот к моему уху и слегка вцепившись в него зубами.

– Позволь мне заняться с тобой любовью.

Я глубоко вздохнул, чувствуя пульсацию члена под ее медленными движениями. Напоминание: поблагодарить Рейн за игрушку, которую она купила для Шей. Еще одно напоминание: никогда не думать о том, что бабушке Рейн известно хоть что-нибудь о восьмерке.

– Я хочу заняться с тобой любовью, – ответила она, положив палец мне под подбородок и запрокинув мою голову так, чтобы встретиться со мной взглядом.

Ее рот коснулся моего, и она слегка прикусила мою нижнюю губу.

– Я хочу прокатиться на тебе, Лэндон. Хочу быть сверху, если ты не против.

Целиком и полностью за.

Мы сняли нижнее белье и вернулись на кровать. Я достал из кармана презерватив и надел его. Шей провела пальцами вверх и вниз по моей груди, прежде чем снова прижаться к моему затвердевшему члену.

– Черт возьми, Шей, – простонал я, чувствуя ее влажность, чувствуя, как мое желание становится все сильнее и сильнее. – Это так приятно.

Она обхватила рукой мой член и вдруг остановилась.

– Подожди, хочешь, я выключу свет? Я знаю, тебе спокойнее…

– Нет, – я обхватил ее тело руками и покачал головой.

Я хотел видеть ее всю. Хотел видеть, как она оседлает меня, примет меня, овладеет мной. Видеть, как эти груди подпрыгивают вверх и вниз. Видеть каждый ее дюйм, каждый изгиб. Я хотел этого. Хотел ощутить каждую секунду нашего секса.

– Трахни меня с включенным светом.

Именно это она и сделала. Когда я вошел в нее, ее идеальные груди подпрыгнули прямо перед моим лицом и она вонзила ногти мне в лопатки. Она трахнула меня при включенном свете.

Никогда в жизни я не думал, что секс может доставлять такое удовольствие. Никогда в жизни не думал, что мое сердце способно так биться из-за другого человека. Никогда в жизни не думал, что смогу найти любовь. Заниматься сексом с Шей Гейбл было не просто потрясающе, это была чертова привилегия, и я надеялся, что смогу заниматься с ней любовью до конца жизни.

Мы оба кончили – она несколько раз – и лежали в постели, задыхаясь и слившись в одно неразрывное целое. Я убрал с ее лица волосы, и она еще крепче ко мне прижалась.

– Каждое мгновение с тобой кажется мне моим новым любимым воспоминанием, – прошептала она, кусая нижнюю губу.

– Я не знаю, как справлюсь с завтрашним днем. Я не знаю, как я сяду в самолет и снова с тобой попрощаюсь.