Предложив ответ на вопрос, почему люди забывают что-то, Фрейд переходит к другому: для чего они это делают? При этом он опирается на недавно проведенное им исследование целей и смысла человеческих воспоминаний о детстве, названных им маскирующими. В качестве их примера он приводит рассказ молодого мужчины, вспомнившего, как в детстве тетушка учила его читать и объясняла непонятную ему разницу между буквами «m» и «n». Эта заурядная, но ярко запечатленная сценка сохранилась в памяти, как полагает психоаналитик, по той причине, что тетушкины пояснения «у одной буквы на одну часть больше» пригодились ребенку позже, когда его стал мучить вопрос о различии между полами. Исходя из небольшого количества примеров и разного рода соображений, Фрейд склоняется к выводу: так называемые воспоминания о раннем детстве представляют собой не отпечаток давнишних реальных впечатлений, а их переработку под действием возникших позднее психических сил. Не только память о детстве крайне ненадежна, но и в последующей жизни ей не следует особенно доверять. Если в первом случае она «маскирует» недозволенные обществом инфантильные сексуальные переживания и влечения, то в дальнейшем память искажает, сглаживает, смягчает свое содержимое соответственно требованиям культурного окружения, собственного мировоззрения и самосознания.

Главу об оговорках Фрейд начинает с довольно подробного и в целом положительного обзора книги «Обмолвки и очитки» Мерингера и К. Майера, рассматривающих эти ошибки речи с лингвистической точки зрения и открывших ряд механизмов, объясняющих их появление. Он даже позаимствовал у них ставший одним из самых известных примеров «оговорок по Фрейду»: происшествие с председателем палаты депутатов австрийского парламента, который однажды открыл его заседание словами: «Уважаемое собрание, констатирую наличие кворума и объявляю заседание закрытым». Смех в зале обратил его внимание на произошедшую подмену слов, он исправился, но всем стало ясно его нежелание начинать работу, не сулившую ему на этот раз ничего хорошего.

Приведя ряд примеров, подтверждающих мысль соавторов о влиянии звуковых и смысловых соотношений слов на появление обмолвок, он добавляет ряд примеров, в которых явно действует какой-то психический фактор. Так, он пересказывает сообщение сотрудничавшего с ним тогда В. Штекеля, который, живописуя своей выздоравливающей пациентке прелести предстоящего ей пребывания в санатории, совершенно неуместно обронил: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». За этой оговоркой явно затаилось эгоистическое желание и дальше лечить богатую больную, а теперь вдруг оно обнаружило себя. Похожее саморазоблачение имело место и на юбилее шефа, на котором его сотрудник, произносящий тост, призывает: «Предлагаю наплевать [вместо глагола «anzustoßen» – выпить – употреблен «aufzustoßen»] на здоровье дорогого шефа» – и тем самым ненароком выдает свое истинное отношение к нему. Опираясь еще на несколько аналогичных примеров, Фрейд приходит к выводу: в большинстве оговорок действуют силы из-за пределов задуманных фраз. Сами по себе словесные ассоциации речевого материала не способны вызвать оговорку, для этого требуется какая-то сильная эмоция, чаще всего неосознанная мысль, то ли противостоящая задумке, то ли просто отличающаяся от нее (довольно часто мужчины называют своих подруг другими женскими именами, и о направленности подобных оговорок женщины догадываются без помощи психоанализа). Ассоциация для Фрейда – всего лишь готовый механизм, который в подходящий момент использует упомянутый психический фактор. Иной раз он применяет его так искусно, что на некоторых страницах книги можно встретить несколько острот, так что вполне естественно через четыре года появление книги «Остроумие и его отношение к бессознательному».

Поскольку чтение и письмо – близкие родственники речи, Фрейд объясняет очитки, описки и опечатки с помощью механизма, действующего при оговорках. Приведу только по одному примеру такого рода нарушений. Фрейд, собиравший разного рода античные раритеты, сообщает, что часто, прогуливаясь по улицам незнакомого города, он прочитывал как «Антиквариат» вывески магазинов, хоть малость для этого подходящие, то есть принимал желаемое за действительное. Только что упомянутый Штекель приводит весьма типичный пример опечатки, оставшейся в газете после целого ряда сверок: «Наши читатели свидетельствуют, что мы всегда самым корыстным [вместо „бескорыстным“] образом отстаивали общественное благо». Скорее всего, в пропуске опечатки сказалось сомнение людей, проводивших сверку, в достоверности фразы.

Надеясь расширить знания о функционировании памяти, Фрейд еще раз затрагивает проблему забывания, а именно забывания когда-то пережитых впечатлений и еще не реализованных намерений. Вначале на двух примерах он демонстрирует, что и при этом виде нарушений памяти действует правило: мотивом забывания является нежелание по каким-то причинам вспоминать. В первом случае он собрался пожаловаться одному из друзей на свою жену, внимательно слушавшую разглагольствования неприятного ему человека, но не сумел вспомнить их содержание, да и не хотел обидеть жену. В другой раз он не сдержал обещание купить маленький сейф одной знакомой, потому что забыл адрес магазина, его продававшего и располагавшегося в доме, где проживало семейство, с которым он рассорился.

Заметив, что склонность забывать свойственна всем людям, Фрейд добавляет, что при смене характера ассоциаций с забытым предметом (с негативного на позитивный) забывание чаще всего прекращается, и подтверждает это примером. Один молодой человек рассказал ему, что по ряду причин у него испортились отношения с женой. Чтобы их улучшить, та подарила ему книгу, которая вроде бы должна была его заинтересовать. Супруг пообещал прочесть ее, но куда-то книгу положил и никак не мог найти. Спустя полгода ситуация в семье изменилась: заболела мать мужа, жена стала за ней самоотверженно ухаживать. Как-то раз восторгающийся ее поведением муж «без определенного намерения, но с сомнамбулической уверенностью» подошел к столу, выдвинул один из ящиков и обнаружил там сверху искомую книгу.

Убедительнее всего роль неосознанных факторов демонстрирует, по мнению Фрейда, забывание намерений, под которыми понимается готовность осуществить намеченный план действий в конкретное время и при определенных условиях. У намерения довольно специфические отношения с памятью: если человек утвердился в своем желании, то на некоторое время может забыть о нем, потому что при приближении времени реализации мысль о нем, чаще всего сама по себе, всплывает в сознании и заставляет человека делать нужные для этого приготовления. Если же этого не происходит, то естественно предположить, что либо произошло резкое изменение намерений, либо появилась какая-то противостоящая задумке сила, как правило неосознаваемая. Поясняет это Фрейд весьма доходчиво: «Любовник, опоздавший на свидание, напрасно будет оправдываться, что просто запамятовал о нем», поскольку дама, скорее всего, заметит: «Год назад ты бы об этом не забыл, а теперь ты меня разлюбил».

Не всегда, правда, смысл забывания так легко раскрыть, но его непременно вызывают какие-то неосознаваемые или непризнаваемые человеком мотивы. Очень часто они являются признаком маловажности задуманных действий для их исполнителя; о делах по-настоящему важных люди забывают крайне редко. Встречаются случаи и посложнее. Так, Фрейд припоминает, что в прежние годы при большом количестве пациентов если он и забывал о каком-то визите, то лишь о бесплатном. Так что даже у вполне приличных людей можно обнаружить отнюдь не украшающие их побуждения.

Далее Фрейд рассматривает ошибки при манипуляциях с предметами. А поскольку в рассматриваемой ранее речи важную роль выполняет моторика, то он считает правомерным распространить представление о механизмах ее нарушения и на другие двигательные акты, а значит, и их нарушения вызваны какими-то неосознанными или плохо осознанными мотивами. Двигательные ошибочные действия создатель психоанализа разделяет на действия, где главным представляется уклонение от задумки (их он называет «ошибочным захватом вещи» – Vergreifen), и на действия, нецелесообразные в целом (они называются «симптоматическими»).

Вполне убедительно выглядит фрейдовский анализ нарушений первого вида. Тут психоаналитик приводит пример из собственной жизни, когда он – вроде бы нечаянно – разбил крышку чернильного прибора, о котором весьма нелестно высказывалась его сестра. Последующий анализ показал, что на это происшествие повлияла надежда, что взамен она подарит ему новый. Анализ аналогичных историй убедил Фрейда, что они не были чисто случайными и не стали результатом физической неловкости. Отметим, однако, что он имеет в виду только те случаи, когда их виновник не особенно жалеет о разбитой или поломанной вещи, что косвенно доказывает: в их совершении участвовали какие-то неосознанные мотивы (например, желание отделаться от надоевшей вещи).

Особенно интересны суждения Фрейда о несчастных случаях, когда люди падают, оступаются, поскальзываются и т. п. Он уверен, что и их не всегда следует понимать как случайное нарушение двигательного акта. Кстати, в последней трети XX века к исследованию «несчастливцев», на которых с удивительным постоянством обрушиваются разного рода бедствия, обратились – и вполне успешно – психосоматики. Фрейд же считает, что такие незадачи как бы подстроены невротическим состоянием или сексуальными фантазиями. За ними очень часто скрывается бессознательное стремление к самонаказанию – порой вкупе с желанием избежать неприятной жизненной ситуации или с намерением наказать другого человека, пусть даже ценой собственных страданий. Об одном из мотивов подобных действий свидетельствует пословица: «Если девица падает, то чаще всего на спину». Наконец, венский психолог допускает даже случаи «полунамеренного самоубийства».

Закончив анализ первого вида нарушений моторики, вызванных влиянием каких-то неосознанных мотивов, Фрейд переходит к исследованию второго их вида – ошибок симптоматических («симптом» означает в данном случае некое свойство, которое существует не только само по себе, но и является признаком чего-то другого, скажем «симптом болезни») или непреднамеренных, «бездумных», непредвиденных – случайных в этом смысле слова. В целом же Фрейд имеет в виду двигательные действия, за которыми скрывается нечто, чего в них не видит совершающий их человек, поэтому подобные промашки заслуживают особого внимания врачей, ведь порой они говорят о пациенте больше, чем тот хотел бы. К примеру, потерю вещи или ее отсутствие в определенном месте можно толковать так: человеку перестала нравиться она или как-то связанная с нею персона. В этой связи весьма показателен приведенный в книге пример с женщиной, увидевшей заинтересовавшего ее мужчину и забывшей, что уже несколько недель она замужем за ним. Спустя несколько лет их брак закончился самым печальным образом. Впрочем, подобные ошибки часто становятся причиной недоразумений между людьми, поскольку допустившие их люди не чувствуют за собой вины, а «потерпевшие» догадываются о скрытых за ними мыслях или побуждениях.

От рассмотренных ранее видов забывания Фрейд отличает заблуждение, когда неправильное припоминание не ощущается как ошибка, а принимается на веру; ошибочность же его улавливается позднее. В данном случае суть дела не в ошибках памяти, а в забывании по-настоящему или в незнании фактического материала. Он приводит несколько примеров подобных заблуждений из «Толкования сновидений» и демонстрирует, что по большей части допущенную ошибку не замечают из-за стремления о чем-то умолчать или вытеснить это из сознания.

Подводя итоги проделанной работы, Фрейд достоинством книги считает то, что в ней удалось доказать детерминированность неосознанными факторами считавшихся ранее случайными нарушений психических функций – разнообразных ошибочных действий. В психике нет ничего беспричинного, утверждает психоаналитик и в дополнение к приведенным ранее аргументам анализирует причины произвольно выбранного имени Дора и, казалось бы, наобум названного числа 2467. Его рассуждения по этому поводу выглядят вполне логично, однако не отменяют ранее высказанного мною сомнения: а не возможны ли в ассоциативном поле другие маршруты, а стало быть, и иные выводы об их мотивах?