– Прячем улики, – кивая на тесты и раскиданные по ванной комнате инструкции и коробочки, командую я, – и пошли вниз.

Мы быстро собираем все, что может нас скомпрометировать, и спускаемся к ужину.

– С грибами, фетой и ветчиной. – Вместо приглашения за стол анонсирует Анна. Мы застаем ее сидящей за столом, поедающей пиццу и по-хозяйски сложившей ноги на подоконник. – Запить можно газировкой. – Облизывая пальцы, говорит она.

– Мама, где твои манеры? – Стонет Сара. – Могла, хотя бы, сделать вид, что мы – приличные люди.

– Всегда мечтала ужинать пиццей с газировкой, – радостно восклицаю я, отправляясь мыть руки.

Через минуту мы уже все трое уплетаем наш ужин за столом.

– Нея, может, ты хотела прочесть молитву перед едой? – Интересуется Анна, скатывая пиццу в трубочку перед тем, как откусить.

– Молитву? – Прерываюсь я.

– Почтить их память. Я слышала, так принято у некоторых нормальных людей.

Я выпрямляю спину.

– А разве мертвым не все равно? – Усмехается Сара.

– Лучше поминать их как можно реже, чтобы не беспокоить. – Объясняет Анна. Затем бросает на меня многозначительный взгляд из-под бровей. – Просто я уважаю чужие традиции, и мне не хочется, чтобы Нея лишалась чего-то важного из-за нашего присутствия здесь. Мы ж не варвары какие-нибудь.

– Мы с тетей не придерживались каких-либо традиций. – Выпаливаю я.

И только в этот момент понимаю, что говорю об Ингрид. Никакая она мне не тетя. И вся прошлая жизнь кажется сплошным обманом.

– Кстати, о ней. – Анна отодвигает от себя коробку с пиццей и ставит локти на стол. – Вполне возможно, что целью нападения на Катарину было заполучить ее кровь, чтобы с помощью нее отыскать место захоронения ламии. Дедуля Хельвин сорвал планы Ингрид, и ей пришлось довольствоваться прядью волос с головы девушки. По ним она могла узнать место нахождения реликвии: это грязный черный ритуал – сродни наведению порчи, когда организм человека вдруг начинает убивать сам себя. Если Кайя бывала в жилище Асмунда и видела книгу, Ингрид могла покопаться в ее сознании и вытащить оттуда эти зрительные образы. По этой же причине девчушка была долгое время заперта в своем подсознании без возможности выбраться, а вампирский яд блокировал любые попытки к исцелению.

– И почему этим ведьмам не живется спокойно? – После недолгой паузы задается вопросом Сара. – Почему нужно вечно кого-то травить, убивать, околдовывать? А это бесстыдница еще и зомбаков оживляет!

– Черная магия направлена на разрушение, потому и сильна. Такая магия использует темные силы для работы с потусторонними энергиями. Тот, кто выбирает этот путь, как правило, эгоистичен, жаден и жаждет власти. Ингрид получила от матери силы зверя и древние знания, которые вряд ли применишь во благо, так что она будет искать возможности преумножить их.

– Интересно, она могла бы выносить ребенка Асмунда, если бы тот в свое время не предпочел ей Карин? – Вдруг задумываюсь я.

Анна замолкает, уставляется в потолок.

– Иногда в мире происходят совершенно удивительные вещи. – Спустя мгновение, произносит она. – Если у природы не остается выходов, она создает еще один. Библия, наука, законы любой из стран – это всего лишь законы человека, у мироздания – свои заветы и правила, и не обо всех из них мы осведомлены в полной мере.

– Ингрид бы выкрутилась. – Подытоживает Сара, уминая пиццу за обе щеки. – Почему-то я уверена в этом.

Глава 9

Перед сном мы немного болтаем с Бьорном по телефону, обмениваемся впечатлениями и новостями дня. Он напоминает о необходимости принять кровь перед сном. Я признаюсь, что испытываю волнение, представляя, что однажды придется вернуться в Хемлиг, а Бьорн утешает меня, призывая ничего не бояться, пока он рядом со мной.

«Пока Ингрид жива, ничего не будет обычным и прежним», – крутится у меня в мыслях, когда мы прощаемся, и я убираю телефон на столик. Учеба в гимназии, повседневная жизнь, учебные будни и все, что последует далее – все это подчинено лишь одному – чувству страха перед тем, что чудовище явится по наши души в самый неожиданный момент.

«Я должна положить этому конец».

Нужно убить ее, пока она слаба.

Эта мысль осеняет меня, принося облегчение. Вот оно – то, что я должна сделать. Я отправлюсь туда и убью ее! Ради Бьорна, ради всех, кого люблю. Прямо сейчас!

И плевать, что после этого моя тяга к убийствам возрастет в сотни раз, зато я избавлю всех остальных от необходимости прятаться и ждать, затаив дыхание, что однажды хульдра явится сюда со своей армией.

Я сделаю это!

И даже если после этого Асвальд вынужден будет меня убить, моя жертва не будет напрасной. Я убью Ингрид тем же оружием, которое она создала. Убью ее своими руками.

Сейчас.

Повертев в руках пробирку, оставляю ее нетронутой. Ложусь в постель, закрываю глаза и еще раз прокручиваю в сознании картинки, которые заставляют меня истекать кровью от боли.

Мертвый Асмунд. Безжизненное тело, голова в луже крови. Стеклянные глаза, увидевшие смерть перед тем, как погаснуть. Крики, стоны, кровь – много крови.

Микке, пытающийся крушить короб, в котором лежит книга. Земля. Руки, ноги, голова Асмунда отдельно. Ножницы на его груди – как символ распятья. Ночь, растущая луна, туман, дождь. Много земли, в которой вязнут ноги. Кол в могилу. Слезы, слезы…

Я иду по лесу.

Обнаружив это, оглядываюсь. Пытаюсь понять, в какую сторону двигаться. Взгляд упирается в склон Черной горы. Вернее, я уверена, что это она, но выглядит как-то по-другому – словно я с другой от нее стороны.

Делаю шаг, и земля под моими ногами начинает дрожать. Секунда, и ее поверхность расходится трещинами. Я падаю на колени, пытаясь удержаться на одной из земляных глыб, но соскальзываю и падаю в пропасть. Одежда шелестит, мои волосы летят по ветру, кожу на лице обжигает ветром, а крик гаснет где-то глубоко в горле.

Я падаю на что-то очень твердое – бах!

Некоторое время у меня уходит на то, чтобы прийти в себя. Трясу головой, пытаюсь осмотреть себя в полутьме, и от увиденного меня сковывает леденящий ужас. Мои руки – больше не мои руки: они черны, будто покрыты гнилью, а на пальцах темнеют вытянутые искривленные ногти. Я пытаюсь пошевелить пальцами, и они подчиняются.

Это я.

Но я впервые вижу себя такой.

– Боже… – Выдыхаю, продолжая разглядывать собственные руки. – Что за…

Но вместо слов раздается противный стрекот – словно от полчищ насекомых.

Я поднимаюсь черным туманом над землей, и мои одежды стелятся невесомым облаком над моим страшным телом. Шаг, и ощущаю, как что-то просыпается внутри и растет. Это жуткий, нестерпимый голод.

Я делаю еще шаг и ощущаю себя уже увереннее. Остается найти Ингрид: если я думала о ней, засыпая, значит, она где-то поблизости. Но вокруг кромешная тьма. И только искры костра вдалеке дают свет.

Я плыву на него, бесшумно и не касаясь земли. Огонь горит возле входа в пещеру. Приблизившись, вижу двоих: пожилого мужчину, лежащего на земле, и склонившегося над ним парня. Мужчина шепчет что-то и вдруг… замирает без движения, будто его покинула жизнь, а второй снимает с его шеи какой-то амулет, надевает себе на шею, начинает раскачиваться и петь – сначала тихо, затем все громче и громче.

Его песня жалобная, отчаянная, в ней ощущается боль потери, и она будто сковывает меня по рукам и ногам, мешая двигаться дальше.

Это йойк.

Я вынуждена стоять и смотреть, как парень отпускает руку пожилого мужчины, берет бубен, обтянутый кожей, и начинает в него бить. Его песня становится активнее и ритмичнее, и ко мне словно возвращается мое сознание.

– Микаэль… – Срывается с моих губ.

И я с удивлением узнаю свой голос.

Но парень не слышит: он продолжает ударять ладонью в бубен и петь. И слова его песни разносит по горам ветер.

– Нея. – Я вдруг вижу его прямо перед собой.

Он смотрит на меня и молчит. А песня продолжается литься в ночи.

– Микке… – Шепчу я, ошеломленно разглядывая в бликах костра его лицо, украшенное странными узорами.

Микаэль стоит передо мной, а тот парень продолжает ударять в бубен и петь у костра. На этом из одежды лишь брюки, а тот, который поет, полностью одет. Как так может быть, что их вдруг стало двое?

– Нея. – Улыбается Микке и берет меня за руки.

Я опускаю взгляд и вижу, как мои руки снова становятся человеческими. От его прикосновения тьма отступает, прячется под кожу. А от звуков йойка у меня кружится голова.

– Это ты. – Он наклоняется, оказываясь слишком близко ко мне.

Но я не могу сдвинуть голову ни на миллиметр, чтобы отвернуться.

– Почему я здесь? – Спрашиваю, ощущая невероятное тепло, идущее от его рук, взбирающееся вверх по моей коже и согревающее все мое тело.

Уголки его губ снова трогает понимающая улыбка.

– Потому, что думала обо мне. – Отвечает Микке. И я чувствую его дыхание на своих губах. Пальцы парня продвигаются выше по моей коже, и он крепко обхватывает меня за локти. Рывком прижимает меня к своей груди. – Или потому, что я так захотел.

Мне трудно смотреть ему в глаза, поэтому я опускаю взгляд ниже – туда, где его горячая грудь прижата к моей груди. И вижу амулет, висящий на его шее: это простая веревка, на конце которой закреплен длинный медвежий коготь. По моей спине разбегаются мурашки, но тут же их затапливает волной жара, которым мое тело напитывается от тела Микаэля.

Я бросаю взгляд в сторону и испуганно вздрагиваю, заметив, что мы оторвались от земли. Внизу остается пещера с телом пожилого человека, возле которого поет тот, другой Микке, остаются кустарники и деревья, оранжевые языки пламени. И вот мы уже поднимаемся над вершинами сосен вслед за дымом от костра.

– Не бойся, я тебя держу. – Прямо мне в губы шепчет Микаэль.

Но мои мышцы одеревенели, они скованы ужасом. Я инстинктивно впиваюсь пальцами в плечи парня и боюсь даже сделать вдох. Потому, что земля остается внизу, а мы поднимаемся все выше и выше в темно-серое небо.

– Смотри на меня. – Просит Микке. Его голос успокаивает. – Не смотри туда.

Я с трудом заставляю себя поднять взгляд и посмотреть в его черные, как ночь, глаза. Все вокруг такое реальное, что даже ощущается холод – чем дальше остаются деревья и горы, тем сильнее ледяной воздух обжигает мое лицо и тело. И только по рукам и груди, где Микке касается меня, расходится мягкое, согревающее тепло.

– Дыши. – Произносит он. – Все хорошо, Нея. Просто дыши.

Я делаю лихорадочный вдох, и мое горло обжигает холодом.

– Это твой сон? – Спрашиваю я, чувствуя, как немеют от холода губы. – Или мой?

– Я не сплю. – Микке изгибает бровь. Его руки перемещаются на мою талию, он подтягивает меня еще ближе к себе, если это вообще возможно. – Это транс.

Мне страшно, но не хватает смелости пошевелиться. Моя жизнь сейчас в его руках. Не хочется даже думать, что будет, если Микке отпустит меня.

– Я пришла убить Ингрид. – Признаюсь я, дрожа. Моя дрожь вибрациями передается ему. – И то же самое я обязана сделать с твоим отцом. И… с тобой.

Не успеваю я договорить, как что-то резко меняется в его взгляде, и мы начинаем падать вниз. Несемся со скоростью пули, взрезая воздух. Моя одежда и волосы по инерции летят вверх, а мы с Микке, обхватив друг друга еще сильнее, камнем летим вниз.

Я вынуждена цепляться за него всем телом. Смотреть ему в глаза, ловить каждое изменение в его взгляде и надеяться, что он не позволит нам разбиться о землю. Но чем ближе к поверхности земли, тем сил у меня все меньше. Я обхватываю его за талию, прижимаюсь к груди, утыкаюсь лицом ему в шею.

– Микке! – Кричу изо всех сил.

Он убьет нас обоих!