Мёртвые возвращаются (страница 5)
– Нала! – удивлённо восклицаю я.
Хвост её ходит из стороны в сторону, и меня охватывает беспокойство. А кошачьи глаза всегда так горят? Они похожи на два языка пламени. Здоровенная кошка склоняет голову набок, совсем как Гард.
Неожиданно раздаётся стук в дверь. Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь, нервно глядя на источник звука. Три громких удара, как будто стоящий за дверью желает мне зла. Кто, чёрт возьми, ломится ко мне посреди ночи?!
– Кто там? – шепчу я дрожащим голосом и прислушиваюсь. В коридоре тихо, никто не отвечает. – Эй! К-к-кто там?!
Я делаю осторожный шаг в сторону двери, но замираю, услышав отчаянный крик:
– Помогиииите!
Я столбенею. Кровь стынет в жилах. В тот же миг по дому опять проносится:
– Помогиииите!
Голос жалобный и пронзительный – кажется, что в одной из комнат мучают какую-то женщину. Я прислоняюсь к стене, глубоко дышу и пытаюсь понять, кто кричал. Никогда ещё не слышал ничего подобного. Кричали одновременно с двух сторон, и голос эхом отражался от стен. Я делаю несколько глубоких вдохов. Вдох. Выдох. И только тогда до меня доходит, что это радионяня! Гард закричал, а радионяня повторила его крик. Это логично – но не совсем. Тот голос не был похож на голос моего брата? Или был?
Кто-то заворочался в кровати за стеной. Сначала я слышу маму. Она что-то бормочет, потом доносится голос папы. Дверь их спальни распахивается, и мама быстрыми лёгкими шагами идёт в сторону комнаты Гарда. Сразу за ней тяжело топает папа.
Это просто кричал Гард, говорю я себе. Это просто Гард.
Я открываю дверь и устремляюсь по коридору к нему. Сейчас я не хочу оставаться в одиночестве.
Мама сидит на кровати и обнимает моего младшего брата. Гард жмётся к ней. Он дрожит и всхлипывает. Если бы я его не знал, я бы подумал, что он смеётся.
– Что п-п-происходит? Это Гард кричал?
Мама кивает.
– Т-ты уверна, что это он?
– Да, ему приснился кошмар, – отвечает она слабым голосом.
– Такой же, как раньше?
Гард крепче прижимается к маме, уткнувшись головой ей в руки, и она крепко держит его. Не часто ей такое позволяется, Гард редко разрешает к себе прикасаться.
– Мама, – всхлипывает он. И надтреснутым голосом повторяет: – Мама… мама… мама.
Папа стоит рядом с ними, широко расставив ноги, и беспомощно чешет затылок.
С Гардом это и раньше случалось. Ему снились ужасные сны, от которых он просыпался по ночам, плакал, орал и вопил, метался по кровати как бешеный пёс. Но такого уже давно не было, и Гард ещё никогда не звал на помощь. У меня по спине пробегает холодок, когда я вспоминаю тот полный боли крик. Невозможно поверить, что у моего младшего брата, у этого маленького мальчика с тоненьким голоском, такие мощные лёгкие. И я никак не могу отделаться от мысли, что кричали не его голосом. Что же ему приснилось? Это он стучал в мою дверь? Концы не сходятся, сейчас концы совершенно не сходятся с концами.
Глава 9
Я слышу шум внизу. Родители распаковывают вещи. Они включили радио, в гостиной звучит музыка. Я долго валяюсь и просматриваю ленту Инстаграма. У девочки, которая училась со мной в одном классе, день рождения, и она выложила фотку. Многие уже успели её прокомментировать. Все желают ей, чтобы день был таким же прекрасным, как она сама, и комменты переполнены поздравлениями и сердечками.
Я бы никогда не выложил свою фотку в день рождения. И ничего похожего мне никто не напишет.
Я включаю воду, трубы начинают гудеть. Душ выплёвывает несколько капель, и только потом появляется устойчивая струя. Я принимаю душ, а потом провожу рукой по запотевшему зеркалу. Не вижу ничего хорошего. На лбу три прыща с белыми головками только и ждут, чтобы их выдавили. Я с двух сторон указательными пальцами сдавливаю красные наросты и давлю. Они взрываются, и на стекло летят красные капли. Я замечаю, что четвёртый прыщ на подходе. Он как бы прячется под кожей, но предупреждает: скоро я выберусь, Хенрик. Завтра или послезавтра ты меня увидишь, ничтожный Хенрик.
Зеркало снова затуманивается, моё лицо становится едва различимым, будто размазанным. Ну и ладно. Буду невидимкой.
Папа стоит в гостиной перед дверью на террасу с чашкой кофе в руке. Услышав мои шаги, он оборачивается.
– Доброе утро, босс, – говорит он и снова выглядывает наружу. – Ты видел кошку?
– Видел ночью.
Папа хмурится:
– Вот как?
– Да, я видел её на лужайке.
Я сажусь за стол в кухне, папа распахивает дверь на террасу. Он выходит и оглядывает лес, потом наклоняется, берёт кошачью миску и заносит её в дом.
– Нала не притронулась к еде, – говорит он. – И она не заходила в дом с тех пор, как мы приехали. Не похоже на неё.
– Расслабься, – доносится из кухни голос мамы.
– Да-да, расслабляюсь, просто это очень странно, – отвечает папа. – Обычно она не гуляет по ночам. Она всегда приходит домой.
– Она обследует окрестности, Гуннар. – Мамин голос внезапно становится строгим: – Прошу тебя, перестань думать о кошке. Лучше помоги мне распаковать вещи.
Мама закрывает какой-то ящик на кухне, звякают столовые приборы. Я хмурюсь, смотрю на папу, а он смотрит на меня. Мама никогда не говорит резким голосом, и, конечно, она любит Налу так же сильно, как и мы.
В этот самый миг я слышу, как кто-то спускается по лестнице со второго этажа. Я начинаю привыкать к звуку этих быстрых лёгких шагов: кажется, я слышал их всегда, как будто Гард всегда бегал. Но это не так. Он изменился.
В дверях появляется маленький человечек. Мой младший брат.
– Я хочу домой, мама, – говорит он, прикрывает рот рукой и кашляет. Даже кашель у него робкий, словно не хочет из него выходить, а хочет остаться внутри. Гард весь какой-то робкий.
– Я хочу домой, – повторяет он.
Мама выходит в гостиную с озабоченным лицом.
– Иди сюда, садись, – просит она.
Я знаю, что она не решается подойти к нему, что она боится его напугать.
Гард семенит маленькими-премаленькими шажками. Вот он добрался до стола. Он усаживается на стул рядом с мамой. Ей бы хотелось быть поближе к нему, но полметра лучше, чем десять. Она улыбается. Мамино лицо светится.
– Мы и так дома, мой мальчик, – мама осторожно касается рукой его спины. И, к моему огромному удивлению, он не отстраняется, а позволяет ей погладить себя. Что с ним творится?! – Нужно время, чтобы привыкнуть к новому месту. Но нам всем здесь будет очень хорошо, – обещает мама.
Гард смотрит в стол.
Неужели это ты стучал в мою дверь сегодня ночью, думаю я. Ты кричал? Но я не задаю ему никаких вопросов, Гард всё равно никогда мне не отвечает, но я решаю, что наверняка это был он. Ну а кто ещё?
– Нам здесь не рады, – произносит Гард своим тонюсеньким голоском. – В этом доме нас не хотят.
– Что такое? – смеётся мама. – Не говори глупостей, дружок. Это наш дом. Разумеется, он нам рад.
Глава 10
Я вижу маленький красный лодочный сарай с главной дороги и опускаю велик на землю. Высокая трава полностью скрывает его. Я натягиваю бейсболку на лоб и сую руки в карманы. Чувствую себя неуверенно. Я не знаю, окажется ли она здесь. Не знаю, что она подумает, увидев меня. Если она меня увидит, если она здесь. Если, если, если!
Я подхожу к сараю и берусь за дверную ручку. Дверь не поддаётся. Я приглядываюсь и вижу, что она заперта на большой висячий замок. Что это я себе выдумал? Что я войду, а она сидит и ждёт меня? Я тихо выругался.
Я обхожу сарай и усаживаюсь на большой камень у кромки воды. Значит, здесь ты обитаешь? Кто ты? Я втягиваю в себя запах морской воды. Я слышу плеск волн, крики чаек, кряхтение лодочного мотора вдалеке. Вдруг вдали у кромки воды замечаю мужчину в чёрном пальто. Я вздрагиваю. Он стоит и рассматривает меня.
– Э-э-эй! – кричу я. – Что тебе надо?!
У него бледное лицо и ввалившиеся щёки. Чёрное пальто болтается мешком на его тощем теле. Он выглядит нездоровым. Мужчина разворачивается и идёт прочь. Я поднимаюсь и тоже ухожу.
Этим вечером я сижу на кровати, закутавшись в плед, и играю в приставку. Это моё единственное увлечение. Я слышу, как внизу останавливается машина. Ставлю игру на паузу и подхожу к окну в тот момент, когда лавочник Улаф открывает ворота и входит в них. Ему навстречу идёт папа. Мама поднимается от цветочной клумбы и стряхивает грязь с рук.
Я бегу вниз по лестнице, Улаф, увидев меня, улыбается.
– Вы же уже знакомы, – говорит папа.
– Точно, – кивает Улаф.
Лавочник останавливается на лестнице, ведущей ко входу в дом, и заглядывает внутрь. Он делает шаг и снова замирает. Потом он что-то бормочет себе под нос и трясёт головой. Никто ничего не говорит, и я не совсем понимаю, что происходит, но улыбка папы блекнет.
– С вами всё в порядке, Улаф? – спрашиваю я.
Улаф смеётся и хлопает папу по спине:
– Как насчёт того, чтобы посидеть на террасе?
– Нууу, – тянет папа, – почему бы и нет?
– В Ботсвике летних дней не так уж много. Надо наслаждаться ими, пока есть возможность, – говорит Улаф. Он снова смеётся, но как-то странно, как будто заставляет себя. – После такой хорошей погоды с моря часто наползает туман, и тогда лето испорчено.
Мы рассаживаемся вокруг круглого стола на террасе, Улаф берёт у папы банку пива, которая исчезает в его огромной ручище. Он долго рассказывает о Ботсвике, об обувном магазине и почте, обо всех учреждениях, которые закрываются, потом о лавке Леннарта, открытую моим прадедушкой. Он заправлял ею вплоть до того дня, когда почувствовал себя так плохо, что не смог подняться с кровати.
– Эта маленькая лавка была его страстью, – говорит Улаф, – он относился к ней с большой любовью. – Он отхлёбывает пива и продолжает: – Но вернёмся к вам. Должен сказать, я рад, что вы переехали сюда, потому что вы даёте Ботсвику шанс. Такие, как вы, молодые люди, важны для этого города. – Он указывает на нас и смеётся, а я думаю, что в нём что-то есть. Глубокий голос, добродушная улыбка. То, как он слушает меня, когда я говорю. Он мне нравится.
– Не думаю, что меня можно отнести к молодым людям, – отвечает папа.
– Нет, но твоих детей можно, – говорит Улаф. – И твою жену. – Он подмигивает и легонько хлопает папу по плечу. – Слушай, а сколько вы отдали за дом?
– Сущие гроши, – отвечает папа.
– Хорошо, хорошо, – кивает Улаф. – Дом уже давно выставлен на продажу, пора уж было кому-нибудь его купить.
– А когда его выставили на продажу? – спрашивает мама.
– Сейчас скажу. – Улаф задумался. – Лет десять назад, может, одиннадцать – как-то так. Дом пустовал. Но с ним происходили кое-какие перипетии.
– Перипетии? – повторяю я слово, которого раньше не слышал.
– Да. Несколько взломов, ничего серьёзного.
– Что за вз-зломы?
– Я знаю не больше того, что болтают покупатели в лавке, – отвечает Улаф. – Горел свет, когда хозяев не было в доме. Кто-то видел движение за занавесками на втором этаже. Кто-то утверждает, что слышал крики.