Джимми поставил перед ним исходящую парком чашку кофе. Гарри сложил салфетку, сунул ее во внутренний карман пиджака и бросил взгляд на разъяренных демонов. Он увидел ребенка, летящего на него с поднятым ножом, и сердце его зачастило. Он улыбнулся, и горячий кофе обжег ему язык.

2

Вскоре Гарри стоял у телефона-автомата рядом с мужским туалетом в узком коридоре подвального этажа. Свою бывшую жену он пытался для начала отыскать в галерее Марии Фарр, располагавшейся на первом этаже бывшего склада на Спринг-стрит в Сохо. Пэт Колдуэлл Биверс ходила в частную школу Марии Фарр, а когда галерея, казалось, стала приходить в упадок, взяла ее под крыло, сделав одним из своих любимых благотворительных проектов. (Еще в самом начале вовлечения его жены в работу галереи Гарри терпеливо сносил званые обеды с художниками, чьи работы представляли собой ржавые трубы, беспорядочно разбросанные по полу, аккуратные ряды поставленных на торец алюминиевых слитков, розовые колонны, инкрустированные похожими на бородавки наростами, которые напоминали Гарри исполинские эрекции. Ему до сих пор не верилось, что авторы-исполнители этих подростковых шуточек зарабатывают звонкую монету.)

На звонок ответила сама Мария Фарр. Это был дурной знак.

– Мария, – сказал он, – как приятно снова слышать твой голос. Это я.

По правде, звук голоса Марии – все согласные твердые, словно галька, – вновь напомнил Гарри, как он не любил ее.

– Мне нечего сказать тебе, Гарри, – ответила Мария.

– Уверен, это к счастью для нас обоих, – сказал Гарри. – Пэт еще у тебя?

– Даже будь она здесь, я бы тебе не сказала. – Мария повесила трубку.

Второй звонок – в справочное бюро, где ему сообщили номер телефона «Рильке-стрит», литературного журнала, еще одного объекта непреходящей благотворительности Пэт. Офисы редакции располагались на Дуэйн-стрит и на самом деле были лофтом, принадлежавшим Уильяму Тарпу, редактору журнала. Поскольку Гарри провел с Тарпом и его обнищавшими соавторами меньше вечеров, чем с Марией Фарр и ее художниками, Тарп воспринимал его всерьез.

– Редакция «Рильке-стрит», Уильям Тарп слушает.

– Билли, дружище, здравствуй! Это Гарри Биверс, бывший муж твоей лучшей помощницы. Звоню в надежде найти ее у тебя.

– Гарри, – ответил Тарп. – Тебе повезло. Мы с Пэт как раз монтируем тридцать пятый выпуск. Классный получится номер. Подъедешь?

– Если пригласите, – сказал Гарри. – Как думаешь, могу я поговорить с милейшей Патрицией?

Бывшая жена Гарри взяла трубку через мгновение:

– Гарри, как мило, что ты позвонил. Надо же, я как раз вспоминала тебя. У тебя все в порядке?

Ага, значит она уже в курсе, что Чарльз выставил его.

– В порядке, в порядке, все отлично. Даже есть желание отпраздновать. Как насчет того, чтобы выпить или пообедать после того, как тебе надоест сюсюкаться со стариной Билли?

Прикрыв рукой трубку и коротко переговорив с Уильямом Тарпом, Пэт отозвалась:

– Гарри, через часик.

– Неудивительно, что я всегда обожал тебя, – проговорил он, и Пэт сразу же дала отбой.

3

Когда его такси проезжало мимо винного магазина, Гарри попросил остановиться и подождать, пока он сходит за бутылкой. Он выскочил из машины, пересек тротуар, взмахивая полами пальто, и вошел в похожее на сарай, нещадно освещенное помещение с широкими проходами и пастельно-голубыми неоновыми вывесками «Импорт», «Пиво», «Превосходное шампанское». Он было направился к «Превосходному шампанскому», но сразу же замедлил шаг, увидев, что перед ним по проходу шагают три молодые женщины с экспрессивными начесами и в немыслимых драных одежках. «Панкуши» всегда возбуждали Гарри. Три девушки, шепча и хихикая, о чем-то совещались над корзиной с бутылками недорогого красного, их пушистые разноцветные головки, словно ядовитые орхидеи, вздрагивали и кивали в ответ на очередную только им понятную шутку.

Одна из них, выкрашенная в пшенично-розовый, ростом была почти с Гарри. Выудив из корзинки бутылку бургундского, она медленно крутила ее в длинных пальцах.

Все три девицы были одеты в черное рванье, словно подобранное на улице. Самая низенькая из них изогнулась рассмотреть бутылку, которую ласкали пальцы самой высокой, чуть приоткрыв Гарри круглую попку. Кожа девушки была песочного, почти золотистого оттенка. На мгновение Гарри почудилось, что он знает ее. Затем он увидел профиль девушки, резко очертившийся на голубом неоновом фоне вывески. Мэгги Ла.

Гарри заулыбался и шагнул вперед, отчетливо сознавая резкий контраст между своим костюмом и лохмотьями девушек.

Мэгги вдруг отделилась от подружек и скользнула дальше по проходу, две другие поспешили за ней. Высокая протянула руку и опустила на плечо Мэгги. Гарри разглядел впалую щеку, покрытую темной щетиной: высокая оказалась мужчиной. Гарри замер на месте с застывшей на лице улыбкой. Тыльной стороной ладони Мэгги провела по небритой щеке мужчины. Вся троица продолжила путь по проходу и повернула в сторону «Превосходного шампанского», не заметив Гарри.

Мэгги и ее друзья свернули в боковой проход, вдоль которого тянулись холодильники, облитые бледно-голубым светом неоновой вывески. В тот момент, когда Гарри наконец вспомнил, что зашел сюда купить бутылку шампанского, чтобы задобрить Пэт, он увидел Мэгги, открывающую стеклянную дверцу холодильного шкафа. На ее лице было выражение сентиментальной сосредоточенности. Она выдернула бутылку «Дом Периньон» и проворно спрятала ее под одеждой, потратив на все про все не более полутора секунд. Гарри вдруг с необъяснимой ясностью представил себе темную холодную бутылку шампанского, приютившуюся меж грудей Мэгги.

Ни секунды не раздумывая, Гарри рванул на себя стеклянную дверцу холодильника и выхватил другую бутылку «Дом Периньона». Ему вспомнилось загадочно улыбающееся лицо вьетнамской девочки, пытающейся прошмыгнуть к нему через дверь кухни «Сайгона». Он сунул бутылку под пиджак, полу которого она, однако, оттопыривала. Мэгги Ла и ее друзья-оборванцы неторопливым шагом направились к секции кассовых аппаратов в начале магазина. Гарри запустил руку под пальто, перевернул бутылку и сунул ее за пояс горлышком вниз, после чего застегнул пиджак и пальто. Теперь бутылка оттопыривалась едва заметно. Гарри направился вслед за Мэгги к кассам.

Из них работала только часть. Сотрудники щелкали кнопками и продвигали бутылки вина по лентам транспортеров. Мэгги с друзьями благополучно проследовали мимо пустой кассы, охранника в форме, мающегося без дела у витринного стекла, и вышли из магазина.

– Эй, Мэгги! – крикнул Гарри и протрусил мимо ближайшей необслуживаемой кассы. – Мэгги!

Охранник поднял голову и сдвинул брови. Гарри показал в сторону двери. Теперь уже все у входа в магазин смотрели на него.

– Увидел свою давнишнюю приятельницу, – пояснил Гарри охраннику. Ничего не ответив, тот отвернулся и снова привалился спиной к стеклу.

К тому моменту, когда Гарри выбежал на тротуар, Мэгги след простыл.

Всю дорогу до Дуэйн-стрит Гарри искал ее, вглядываясь в прохожих на тротуарах. Когда такси остановилось и Гарри ступил на металлическую дорожку, что вела к зданию склада, приютившего лофт Уильяма Тарпа, у него вдруг мелькнула мысль: а ведь там, куда мы едем с «миссией», миллион таких вот Мэгги.

4

Гарри Биверс вручил охлажденную бутылку «Дом Периньон» изумленному и обрадованному Уильяму Тарпу и провел пять-десять минут, лицемерно восторгаясь готовящимся к печати выпуском «Рильке-стрит». Затем ненакрашенную седеющую Пэт Колдуэлл Биверс, которая сейчас больше чем когда-либо напоминала бобтейла, полжизни мечтательно-уныло кружившую вокруг него, он повез в ресторан «ТрайБеКа» – из тех, что Тим Андерхилл характеризовал «с претензией на изящество». Стены здесь покрывал красный лак. На каждом столике светили неброские лампы с латунными абажурами. Неслышно, словно паря, двигались по залу осанистые официанты. Гарри думал о Мэгги Ла, ее золотистой коже, бутылке шампанского и других интересных вещах, могущих поместиться в ложбинке ее маленьких, но таких волнующих грудок. При этом он на лету сочинял и в деталях описывал подробности их будущей «миссии», а Пэт, хоть и улыбалась частенько и, казалось, наслаждалась вином, супом, рыбой, – так вот, его не покидала уверенность, что Пэт не верила ни единому его слову. Как и Джимми Ла, она поинтересовалась, как, по его мнению, дела у Майкла и как он выглядит, и Гарри ответил – отлично, все отлично. Ее улыбки казались Гарри полными сожаления: то ли о нем, то ли о Майкле Пуле, то ли о мире в целом – понять не удавалось. Когда подоспел момент попросить денег, Пэт лишь спросила: «Сколько?» Пару тысяч. Она полезла в сумочку, достала чековую книжку и авторучку и без какого-либо выражения на лице выписала чек на три тысячи долларов.

Протянув руку через стол, Пэт передала чек Гарри и зарделась пятнами от скулы до скулы, а Гарри подумал, как же не к лицу ей такой румянец.

– Само собой, я рассматриваю это исключительно как кредит, – сказал он. – Эти деньги, что ты дала, Пэт, пойдут на доброе дело, и я не шучу.

– Значит, правительство хочет, чтобы вы выследили этого человека и выяснили, убийца он или нет?

– В двух словах – да. Разумеется, характер операции, так сказать, «получастный», что позволит мне заключить контракты на написание книги, на выпуск фильма и все такое. Надеюсь, ты понимаешь, что все это строго конфиденциально.

– Ну, конечно.

– Знаю, ты всегда умела читать между строк, но… – он как будто позволил предложению завершиться самому. – Я бы был не до конца искренним с тобой, если бы умолчал о том, что дело это сопряжено с определенной долей опасности.

– О да, – кивнула Пэт.

– Жутковато даже думать о таком, но, если я вдруг не вернусь, я хотел бы, чтобы меня похоронили в Арлингтоне^[40].

Она снова кивнула.

Гарри выговорился, умолк и стал искать взглядом официанта.

Слова Пэт ошарашили его:

– Знаешь, до сих пор бывают минутки, когда я очень жалею, что ты попал во Вьетнам.

– Ну а что с того? – спросил он. – Я каким был, таким и остался. И никогда не был никем кроме себя.

Они расстались на выходе из ресторана.

Пройдя несколько шагов, Гарри обернулся с улыбкой, зная, что Пэт глядит ему вслед. Однако она, ссутулившись, удалялась по тротуару; переполненная комковатая сумка у бедра раскачивалась в такт шагам.

Он направился в свой банк и вошел в пустой вестибюль. Здесь он воспользовался банкоматом, чтобы внести сумму с чека Пэт и еще одного, полученного сегодня, и снять наличными четыреста долларов. В газетном киоске на углу он купил журнал «Скру»^[41], сложил его и сунул под мышку с чужих глаз долой. По холодку он вернулся на Западную 24-ю улицу в свою однокомнатную квартиру, которую подыскал себе после того, как Пэт наиболее решительно, чем делала это много раз, объявила, что хочет развода.

7. Конор за работой

1

«Странное дело, – думал Конор. – С момента воссоединения ко мне то и дело возвращаются былые дни, как будто Вьетнам был моей настоящей жизнью, а все, что потом, – приятными воспоминаниями, этаким послесвечением». Все труднее становилось сосредоточиться на настоящем, удержать в нем рассудок, былые дни продолжали врываться в его жизнь, порой даже физически. Несколькими днями ранее старик без задней мысли вручил ему фотографию: на снимке, который сделал рядовой SP4 Коттон, был запечатлен Тим Андерхилл в обнимку с одним из своих «цветочков».

Было четыре часа дня, и Конор лежал в постели, страдая серьезным похмельем после церемонии торжественного открытия Мемориала. Считается, что люди с возрастом лучше справляются с давлением, однако по опыту Конора все обстояло как раз наоборот.