– Меня уже тошнит от твоего голоса, – глумливо усмехается Спитальны сбоку, из своей засады, бросает камушком в Андерхилла, и тот ударяет ему в середину груди. – Все равно ты мелкий пидор, и больше никто.

«А ты все равно задрот», – Пумо вспомнил, как он красноречиво назвал Спитальны, а тот в ответ бросился камушком уже в него. Много времени потребовалось, чтобы привыкнуть к «цветочкам», потому что много потребовалось времени, чтобы понять: Андерхилл никогда никого не развращал, он никого не мог развратить, поскольку сам не был развращен. Хотя многие знакомые Пумо солдаты утверждали, что брезгуют азиатскими женщинами, почти все они пользовались услугами проституток и девиц из бара. Исключение составляли Денглер, цеплявшийся за свою непорочность, считая ее именно тем талисманом, что хранит ему жизнь на войне, и Андерхилл, «снимавший» исключительно юношей. «Интересно, – думал Пумо, – знали ли остальные, что всем его „цветочкам“ перевалило за двадцать и что их было-то всего двое?» Пумо это знал, потому что был знаком с ними обоими. Первый, однорукий бывший солдат ВСРВ^[60] с девичьим лицом, жил со своей матерью в Хюэ и зарабатывал на жизнь тем, что жарил мясо в продуктовой лавке, пока его не начал содержать Андерхилл. Второй «цветочек» в самом деле работал на цветочном рынке в Хюэ, и Пумо как-то обедал вместе с Андерхиллом, юношей и его сестрой и матерью. И увидев тогда, сколько нежности соединяло этих четверых людей, Пумо, будь такое возможным, с радостью породнился бы с ними. Эту семью Тим тоже содержал. А теперь, так случилось, ее поддерживал и Пумо, потому что, когда самый любимый «цветочек» Андерхилла Винь наконец отыскал его в Нью-Йорке в 1975 году, Пумо вспомнил превосходную еду, которую тот готовил, а также тепло и доброту в их маленьком доме, и взял его на работу шеф-поваром. Винь сильно изменился: он казался старше, жестче и уже не таким жизнерадостным. (К тому же он стал отцом ребенка, потерял жену и долгое время стажировался на кухне вьетнамского ресторана в Париже.) Никто из друзей Пумо не знал истории Виня. Гарри Биверс как будто видел его однажды с Андерхиллом, но вскоре забыл об этом: по каким-то ему одному известным причинам Биверс убедил себя, что Винь родом из Ан Лат – деревни близ Я-Тука, – и всякий раз, когда Биверс видел Виня или его дочь, он напрягался и обретал какой-то загнанный вид.

– Ты как будто повеселел, – заметила Мэгги.

– Коко – это не Андерхилл, – ответил Тина. – Сукин сын хоть и был шизиком, но шизиком самым здравомыслящим, какого только можно вообразить.

Мэгги ничего не сказала и не сделала – не выпустила его руку из своих, даже не моргнула, глядя на него, и он не понял, услышала ли она его. А может, почувствовала себя уязвленной. Поезд с грохотом влетел на станцию и, дернувшись, остановился. Зашипели, расходясь, двери, и в вагоне стало тихо. Пумо на мгновение замер. Мэгги потянула его и подняла на ноги. Когда Тина вышел из вагона, он склонился над Мэгги и крепко, как только мог, обнял ее.

– Я тоже тебя люблю, – отозвалась она. – Только не пойму, я самая здравомыслящая из сумасшедших или наоборот.

Когда они свернули на Гранд-стрит, Мэгги ахнула.

– Извини, что не предупредил, – сказал Пумо.

Стопки кирпичей, штабели досок, мешки со штукатуркой и распиленные обрезки демонтированных труб заполняли тротуар перед «Сайгоном». Рабочие в парках и толстых перчатках, пригибая головы от ветра, вывозили тачки со строительным мусором из парадной двери и старательно сваливали их в контейнер. Два грузовика стояли бок о бок у контейнера: один с надписью «Скапелли констракшн Ко», второй – с другой маркировкой: «Маклиндон – дезинсекция и дератизация». Между рестораном и грузовиками взад-вперед бродили люди в касках. Мэгги увидела Виня – тот разговаривал с женщиной, державшей в руках пачку развернутых чертежей: шеф-повар подмигнул ей, а затем помахал Пумо.

– Надо поговорить! – крикнул Винь.

– Представляю, каково внутри, – сказала Мэгги.

– Не так жутко, как снаружи. Кухню всю разворотили, большую часть обеденного зала – тоже. Винь помогает мне – шпыняет кого надо, когда меня нет. Пришлось разобрать всю заднюю стену, а затем перестроить часть подвала.

Он вставлял ключ в белую дверь рядом с дверью «Сайгона», но открыть не успел: пожав руку архитектору, торопливо подошел Винь.

– Рад снова видеть тебя, Мэгги, – поздоровался Винь и сразу же обратился к Пумо на вьетнамском. Тина ответил тоже на вьетнамском, застонал и повернулся к Мэгги с выражением растущего беспокойства на лице.

– Пол провалился?

– Сегодня утром кто-то сюда залез. Меня не было часов с восьми утра – я выходил позавтракать и связаться кое с кем из поставщиков. Поскольку мы все это затеяли, то расширяем кухню, и, как обычно, мне приходится носиться по всему ресторану, что я и делал до того момента, пока меня не остановила последняя страница «Вилледж войс».

– Как мог сюда кто-то забраться, когда здесь столько народу?

– Ох, – вздохнул Пумо. – Забрались не в ресторан, а в мою квартиру. Винь услышал, как кто-то ходит наверху, и решил, что это я. Потом он поднялся ко мне спросить о чем-то и только тогда понял, что это был чужой.

Тина почти со страхом прошелся взглядом вверх по узкому пролету ступеней, ведущих к его квартире.

– Не думаю, что это твоя Дракула заглянула с визитом вежливости, – сказала Мэгги.

– Я тоже, – Тина не был так уж уверен в этом. – Похоже, та сучка вспомнила, что не все унесла в прошлый раз.

– Да ну, скорее всего, просто грабитель, – возразила Мэгги. – Слушай, давай уже уйдем с холода, – она поднялась на пару ступеней, обернулась, схватила Пумо обеими руками за локти и потянула к себе. – Знаешь ли ты, белый мальчик, в какое время совершается большинство краж со взломом? Около десяти утра, когда плохие парни уверены, что хозяева на работе.

– Я в курсе, – улыбнулся ей Тина. – Нет, правда, я знаю.

– А если маленькая Дракула вернется за твоим телом, я превращу ее в… хм-м… – Мэгги закатила глаза и подперла щеку указательным пальчиком. – Я превращу ее в даньхуатан^[61]!

– Лучше в утку по-сайгонски. Не забывай, где ты сейчас находишься.

– Так пойдем наверх и посмотрим, как там и что.

– Так и я о том же.

Вслед за Мэгги он поднялся по лестнице к двери своей квартиры. В отличие от двери на улицу, эта была заперта.

– Похоже, некто похитрее Дракулы, – заметила Мэгги.

– Замок двери захлопывается сам, поэтому я пока не уверен, что это не она здесь побывала, – Пумо отпер дверь и переступил порог первым.

Его пальто и куртки висели на своих крючках, под ними ровным рядком выстроилась обувь.

– На первый взгляд все на месте.

– Прекрати трусить, – Мэгги подтолкнула его.

В паре шагов впереди была дверь в ванную – здесь все оставалось на своих местах, но на мгновение Пумо вдруг живо представил себе, как Дракула, чуть согнув в коленях ноги перед зеркалом для бритья, взбивает свой «ирокез».

Дальше располагалась спальня. Взгляду Пумо представились неубранная постель и пустая подставка для телевизора – это он оставил постель в таком виде и не успел пока найти замену 19-дюймовому «Сони», который украла Дракула. Дверцы стенного шкафа были распахнуты, и несколько его костюмов упали с вешалок поверх неопрятной кучи другой одежды.

– Вот черт, это все-таки была она. – Он почувствовал, что все тело покрылось пленкой пота.

Мэгги вопросительно взглянула на него.

– В первый раз она стащила мой любимый пиджак и любимые ковбойские сапоги. Гадина! Положила глаз на мой гардеробчик! – Пумо постучал кулаками себя по вискам.

Он метнулся через комнату, стал хватать одежду с пола шкафа, осматривать ее и водворять на вешалки.

– Винь вызвал полицию? Ты будешь им звонить?

Поверх охапки одежды Тина взглянул на Мэгги:

– А толку? Даже если ее найдут и чудесным образом упекут за решетку, она выйдет уже через день-другой. Так делаются дела у нас в стране. У вас в Тайбэе, наверное, совершенно иная система.

Мэгги прислонилась к дверному косяку, опустив руки – они висели параллельно друг дружке.

«Надо же, какие необычные у нее пальцы – миниатюрные, с крупными суставами…» – заметил Пумо, наверное, в тысячный раз.

Она ответила:

– У нас в Тайбэе таким вот скрепляют скобами язык и верхнюю губу и тупым ножом отрубают по три пальца на каждой руке.

– Вот это, я понимаю, правосудие, – сказал Пумо.

– В Тайбэе мы понимаем это как либерализм, – сказала Мэгги. – Пропало что-нибудь?

– Минуточку… – Пумо повесил последний костюм на плечики, а плечики – в шкаф на поручень. – Мы еще не смотрели в гостиной. И я даже не уверен, что мне этого хочется.

– Давай я посмотрю. Мы же будем сюда периодически наведываться, раздеваться и заниматься тем, чем изначально собирались заняться.

Он взглянул на нее с нескрываемым изумлением.

– Пойду-ка я удостоверюсь, что враг из гостиной отступил, – сказала Мэгги спокойным ясным голосом и скрылась в гостиной.

– А, черт! Да будь я проклят! – взорвался Пумо через несколько секунд. – Так и знал!

Мэгги, испуганная и слегка задыхающаяся, вновь заглянула в спальню:

– Ты звал меня?

– Глазам своим не верю, – Пумо смотрел на пустую прикроватную тумбочку и поднял ошеломленный взгляд на Мэгги. – А как в гостиной?

– Ну, за ту пару секунд, что у меня были до того, как я отвлеклась на вопли сумасшедшего, гостиная показалась мне слегка в беспорядке, но в остальном как будто все нормально.

– Это точно была Дракула, – Пумо не понравилось, как прозвучало из ее уст «слегка в беспорядке». – Так и знал, черт. Эта дрянь вернулась и опять унесла то же самое, – он указал на тумбочку: – Мне тогда пришлось купить новые радиочасы, и теперь их нет. Купил новый вокмен, а эта гадина и его увела.

Пумо смотрел, как маленькая красивая Мэгги в свободном как бы струящемся китайском одеянии вплывает в его спальню, и перед его мысленным взором предстала разгромленная гостиная. Он увидел вспоротые диванные подушки, сброшенные с полок книги, опрокинутый стол; пропали телевизор, автоответчик, чековые книжки, красивая декоративная ширма, что он привез из Вьетнама, видеомагнитофон и почти весь запас дорогого алкоголя. Пумо не считал себя так уж привязанным к своему имуществу, однако ему пришлось собраться с духом перед потерей этих вещей. Больше всего жаль было дивана, который Винь изготовил и обил своими руками.

Мэгги ногой подцепила свесившийся угол одеяла – под ним обнаружились радиочасы и вокмен, очевидно, свалившиеся с тумбочки утром.

Ни слова не говоря, она повела Пумо в гостиную, и он признался себе, что комната выглядела почти так же, как и тогда, когда он ее оставил.

Гладкая, толстая, голубая в крапинку ткань обивки дивана Виня осталась нетронутой; книги – в привычном беспорядке на полках и стопками на журнальных столиках; телевизор, глупый как идол, торчал на своей полке под видеомагнитофоном и роскошной стерео-установкой. Пумо взглянул на пластинки на полке ниже и понял, что кто-то их листал.

У дальней стены гостиной две ступени вели к невысокой платформе, сооруженной из дерева, – тоже дело рук Виня. Здесь располагались полки, уставленные бутылками, пара полочек с кулинарными книгами, также раковина, встроенный ящичек со льдом. Мягкое кресло, настольная лампа. В самом углу платформы, где примостился письменный стол Пумо, кожаное рабочее кресло было выдвинуто в сторону, как будто злоумышленник намеревался провести какое-то время за столом.

– Выглядит не так уж плохо, – согласился он с Мэгги. – Она вошла сюда, осмотрелась, но, как вижу, гадостей не наделала никаких.

Двигаясь уже более уверенно, он вошел в гостиную и внимательно осмотрел журнальный столик, книги, пластинки и журналы. Дракула задержалась тут – почти все предметы она сдвинула с привычных мест.

– «Батальонный вестник», – наконец сказал он.

– Что, прости?