– Двое штанов, одни снимешь в спальник, – начал вспоминать я советы Славки и свой собственный опыт. – Рубашку. Два свитера, один с горлом, вместо шарфа. Носки: двое тонких, двое толстых. Варежки обязательно, в перчатках руки отмёрзнут. Осеннюю куртку. Компас. Спички. Фонарик. КЛМН. Фляжку. Спальник.

– Что за КЛМН? – спросила из гостиной Эмма.

– Кружка, ложка, миска, нож.

– А носков зачем столько? – поинтересовалась она.

– По двое сразу будешь надевать, – пояснил я, – сначала тонкие, сверху толстые, так теплее будет.

– А два по два зачем?

– Ну, вдруг ноги промочишь. Ты же много в походы ходила, что такую ерунду спрашиваешь?

– Когда это было!.. – с горечью в голосе ответила Эмма.

– Эй, тише там, – послышалось из комнаты мамы. – Я, между прочим, детей спать укладываю.

Эмма притворно сделала круглые испуганные глаза и зажала рот рукой.

* * *

Пашкина бабушка тоже смутилась, она даже не подумала, что Полька там детей укладывает, а они тут шумят, переговариваясь из разных комнат – увлеклась наблюдением за внуком, непонятным образом изменившимся после неудачной попытки суицида.

Чем больше она на него смотрела, тем больше вопросов у неё возникало. Вот, например, сегодня: откуда он знает, что надо брать с собой в поход? Он в поход ходил один раз в жизни, и то без ночёвки. Да еще уверенно так Эмму инструктирует, со знанием дела. Совсем на себя прежнего не похож.

* * *

Я почувствовал, что наелся. Причём наелся деликатесом, давно я не ел ледяной. Бабушка забрала со стола миску с оставшейся рыбой и поставила на стол большую корзинку с баранками.

– Вот, Герман из Москвы привёз, – сказала бабуля довольным голосом. – Заходил сегодня Эмму проведать.

– Какая разница? Из Москвы, не из Москвы, – пробормотал я, – баранки они и в Африке баранки.

– Не скажи, – возразила бабушка. – У нас таких не делают.

Я налил себе чаю и решил совместить полезное с приятным: почитать учебники за чаем, пока спать не легли.

Я пошёл к себе, достал дневник. Так, что у нас там завтра? История, физика, химия, обществоведение, биология, НВП.

Уложив учебники и тетрадки по расписанию в портфель, я вынес его в кухню и вытащил первый попавшийся учебник. Это оказалось обществоведение.

Я уселся за стол, открыл книгу, засунул баранку в рот и приготовился читать. О, а баранки и правда, обалденные: ванильные, хрустящие, хрупкие. Теперь понял разницу с местными.

Обществоведение я учил в техникуме, даже как-то умудрился госэкзамен на отлично сдать. Что отвечал на экзамене не помню, помню, что это была единственная тема, которую я знал. Мне тогда несказанно повезло.

Я открыл учебник наугад и начал вслух читать: «Религия – это фантастическое, извращённое отражение мира в сознании человека».

Приехали. Я отложил книгу, и тихонько спросил:

– Ба, а ты крещёная?

– Конечно.

– А мама?

– И мама.

– А я?

– Ты нет.

– Почему?

– По кочану, – отрезала бабуля. – Я член партии.

Ну понятно, по статусу не положено. Интересно, а если я крестился в той своей жизни, а Пашка в этой нет, я теперь в этой жизни считаюсь крещёным или некрещеным? Думаю, что крещёным, для Бога же душа единица измерения жизни, а не тело.

Я взял учебник и стал читать дальше. Пафосные оды материализму быстро надоели.

– Атеизм это тоже религия. – сказал я, засовывая учебник в портфель и доставая химию.

– Что-что? – спросила удивлённая бабушка.

– Атеизм тоже религия, – повторил я. – Вера в то, что Бога нет.

– Так его и нет, – присоединилась к нам за столом Эмма и взяла баранку из корзинки.

– Так это не доказано, – передразнил её я её же тоном, – как не доказано и то, что он есть. А значит ты в любом случае веришь в то, что доказать нельзя. Значит, атеизм – тоже по сути религия.

Эмма ошалело смотрела на меня. По ее глазам было видно, что такая точка зрения на вопрос никогда раньше не приходила ей в голову. Она пыталась осмыслить новую информацию и придумать контраргументы, но ничего не получалось. В итоге она просто сидела и хлопала глазами. Выглядело все это довольно забавно.

– Так. На горшок, умываться и спать, фантазёры, – распорядилась бабушка. Я не стал спорить с ней. Тему религии лучше без необходимости в СССР не трогать, чревато.

Ходики показывали уже половину одиннадцатого, и правда, надо ложиться спать.

Я быстро умылся и лёг. Женщины ещё какое – то время копошились, потом разлеглись по койкам. Вскоре всё стихло.

Я думал о Цушко, о Никифоровне. И о том, как несправедлива жизнь. Я обещал Никифоровне заменить патрон в сенях, а никак не могу в течение недели дойти до рядов на Площади. В воскресенье рынок, и опять я не попадаю. Хоть занятия в школе прогуливай.

– Ба, – тихо позвал я.

– Что?

– А какого чёрта дети в школах по субботам учатся? Разве это удобно? Родители дома, а дети в школе.

– Взрослых три года только как на пятидневку перевели, – ответила бабуля. – Подожди, и школы тоже переведут.

– Три года? А раньше как работали?

– Шестидневку.

– Один только выходной был?

– Да, но мы работали по семь часов. Кстати, сейчас тоже чёрные субботы есть, как минимум, раз в месяц.

Да уж, чёрные субботы, как же, как же, помню. Я повернулся на бок и улёгся поудобнее.

– Спокойной ночи, – пожелал я бабушке.

– Спокойной ночи, – ответила она.

Я почти сразу уснул.

* * *

Ивану не спалось. Он всё ворочался и думал, как же так, Цушко умер, документы унитожены. Нет больше угрозы Веронике. Не надо что-то выдумывать, само всё рассосалось.

Цушко умер… О мёртвых или хорошо, или никак.

И Пашка, конечно, прав: хорошо, что он умер не из-за их подставы.

Как же им обоим повезло, что не пришлось марать руки и совесть.

С этой мыслью Иван, наконец-то, успокоился и заснул.

* * *

Проснулся я от того, что бабуля трясла меня за плечо.

– Просыпайся, полседьмого, – доложила она, увидев, что я наконец-то открыл глаза.

Я сел в кровати, пытаясь вспомнить, какой сегодня день, и что я должен сейчас делать. Вышел на улицу в одних трусах и майке. Уже почти рассвело. Чувствовался лёгкий мороз. Но небо было чистое, будет солнечный день, что не могло не радовать в свете предстоящего похода.

Вернулся в хату, умылся, оделся и вышел на улицу. Славки ещё не было видно. Я вернулся во двор, помахал руками, поотжимался. И услышал громкий хруст льда под чьими-то ногами. Вышел на улицу как раз навстречу Славке. Он, не сбавляя ходу, протянул мне руку, я шлёпнул по ней вместо приветствия.

Мы побежали вдвоём по уже ставшему привычным маршруту.

– Как дела? – спросил он.

– Нормально. Как сам? Как самочувствие?

– Думал, будет хуже, – ответил он.

– Родители ничего не сказали?

– Что вчера было, не помню, – честно признался Славка. – А сегодня быстренько оделся и на зарядку сбежал.

– Не, ну сегодня ты бодрячком, – заверил я его. Коньяк у Цушко был хороший. – Вернёшься сейчас домой, веди себя, как ни в чём ни бывало.

– Угу, – согласился Славка. – Что Эмма, собралась?

– Собралась вроде. Вчера дядька её заходил племянницу проведать, московских баранок оставил целую корзинку. Напомни мне в поход взять немного.

– Хорошо, напомню. А что насчёт вина? – поинтересовался Славка. – Ты хотел взять в поход девчонкам.

– Всё нормально, есть бутылка, – ответил я, покосившись на него. Он что, не помнит, что было в той сетке, что я вчера таскал, когда ушли с базы?

– О, отлично, – заметно повеселел Славка.

Пробегая мимо дома Герасимовичей, я вспомнил, как рылся вчера в снегу в поисках сетки с бутылками, когда на неё наехала буханка.

Кстати, буханка так и стояла у ворот второго дома по правой стороне сразу после Большого моста.

Я обратил на неё внимание, но никаких выводов не сделал.

– Интересно, отпустят Светку в поход? – задумчиво спросил я.

– О. А мы ходили вчера к ней?

– Здрасте! – воскликнул я и от удивления остановился перед Славкой. – А ты не помнишь? Ты же сам сказал вчера, что я классно выступил перед Светкиным батей.

– Не помню, – виновато пробормотал Славка, наскочив на меня, – вот как и ты говоришь постоянно, о чем не спроси из прошлого – не помню.

– Во дела, – пробормотал я. – Ну, в школу придём, спросим у неё.

Мы побежали дальше, добежали до проходной хлебозавода, развернулись и побежали обратно.

В предыдущие дни обратно мы бежали на скорость. Я думал, что сегодня у нас это не получится с бодуна. Но, на удивление, мы рванули и добежали до поворота на нашу улицу. Что значит, молодой организм. Славка опять меня обогнал, хотя я упирался изо всех сил.

Свернув к нам на улицу, мы перешли на шаг. Я уже предвкушал водные процедуры во дворе и собрался прощаться со Славкой, но он с деловым видом открыл нашу калитку и впереди меня направился к дому.

– Ты куда? – догнал я его и схватил за рукав.

– Спрошу у Эммы, всё ли у неё к походу готово, – невинно ответил он.

– Славка, нельзя с утра врываться к девушке, – я взял его за плечи, – она в ночнушке, не причёсана. Ты представляешь, как она смутится? Потом каждый раз при встрече будет стесняться глаза на тебя поднять. Ты этого хочешь?

– Нет, – озадаченно ответил Славка.

– Тогда топай отсюда, – сказал я ему.

Глава 6

20.02.71 г. У дома Домрацких-Ивлевых.

– А ты? – спросил он, подозрительно глядя на меня.

– А я ей уже как брат, – безапелляционно заявил я, потому что оно так и было.

Я бесцеремонно вытолкал Славку со двора. И, как оказалось, правильно сделал.

Когда я вошёл, Эмма сидела за столом в кухне только что проснувшаяся, недовольная, лохматая.

Бабушка хлопотала у конфорок печи. Когда я вошёл, она кивнула в сторону полотенца, висевшего на спинке стула. Быстро она приняла мои утренние обливания.

– Вытрись как следует перед тем, как в дом заходить, – сказала она, – а то вечно с тебя течёт…

– Хорошо, – с улыбкой сказал я. – Сейчас еле отбился от Славки. Хотел с Эммой поговорить.

Эмма тут же проснулась и сделала испуганное лицо.

– Чего он хотел? – удивлённо спросила бабуля, оторвавшись от кастрюли.

– Шефство мечтает над Эммой взять, – подмигнул я бабушке, раздеваясь до трусов. – Беспокоится, всё ли она в поход взяла.

Я взял ведро и потащил его во двор.

– Полотенце! – крикнула мне в след бабуля.

Эмма взяла полотенце, вышла из хаты и выглядывала из двери сеней, с любопытством наблюдая за мной.

Я лил на себя воду медленно: и руки качаются, пока десять литров над головой держишь, и эффект от обливания усиливается.

Я поставил пустое ведро на крыльцо. Стянул у впечатлившейся Эммы с плеч полотенце и шлёпнул им её по бёдрам, намекая, чтобы она свалила в хату и дала мне раздеться и вытереться.

Она, насупившись, ушла. Я так и не понял, чего она обиделась, не стриптиз же я должен был ей в сенях устраивать.

Я обернул полотенце вокруг бёдер, мокрые трусы швырнул в грязное бельё и пошёл одеваться в комнату бабули.

Одевшись, я вышел к столу, на котором уже стоял завтрак: омлет и бутерброд с маслом.

– Ба, а можно взять баранок в поход? – спросил на всякий случай я.

– Бери, конечно.

– Дай, пожалуйста, мешочек какой-нибудь, – попросил я, уплетая омлет.

Надо сразу бутылку вина в рюкзак положить, чтобы не забыть, подумал я, наливая чай.

– Рюкзак! – вырвалось у меня. – Я же не нашёл ещё рюкзак. Ба!

– Что ты орёшь? – спокойно ответила бабушка. – В сенях посмотри в сундуке.

Я поставил чашку на стол и рванул в сени. В сундуке, и правда, нашёлся брезентовый рюкзак с клапаном на ремнях и тремя внешними карманами. Вместительный такой.