~

В своей книге Б. Штангнет упоминает, что у Х. Арендт было некое представление о личности Эйхмана, о котором она узнала в 1943 году, когда Катастрофа стала достоянием гласности. Своё мнение об Эйхмане она высказала в письме к подруге, Мэри МакКарфи [Mary McCarthy].^[105] Она писала в 1960 году, т. е. до пленения Эйхмана и, естественно, суда над ним, что «из всех он был одним из самых умных». «Тот, кто отважится понять его, – писала она, – сделает большой скачок к пониманию преступлений нацистов». Мысль об этом, по-видимому, искушала её. Не отсюда ли её желание присутствовать на судебном процессе над Эйхманом? Она хотела своими глазами увидеть, убедиться в правоте своего предположения. Но Эйхман своим поведением на суде не дал ей этой возможности. И маятник качнулся в другую сторону – Х. Арендт признала Эйхмана человеком, который не способен мыслить, и, как она выразилась в одном интервью, дураком.^[106] Её постигло разочарование, которое было естественным, поскольку судить о человеке заочно не рискуют, за редким исключением, даже опытные психологи.^[107] К сожалению, она не предположила, что вполне возможно быть и умным, представляясь в то же время дураком. В её речи, произнесённой по случаю получения датской премии Леони Соннинга [Léonie Sonnings musikpris] за выдающийся вклад в европейскую культуру (1975), есть пассаж об этимологии слова «личность». Вспоминая историю, она говорила о римской маске, которая именовалась persona, и сказала: «Мы все – актёры на сцене мира, где нас признают в соответствии с тем, какую роль накладывает на нас профессия…» – практически словами У. Шекспира.^[108] И далее: «маски или роли… можно менять…»^[109] Применительно к анализу личности Эйхмана были все основания предположить ролевой подход, которым впоследствии объясняли некоторые особенности его личности и поведения обследовавшие его специалисты в Израиле и Беттина Штангнет.

Следует всё же признать, что первое предположение Х. Арендт об Эйхмане было ближе к истине. Арендт не распознала игры в поведении Эйхмана, которого она видела, по сути, мельком, посетив только несколько первых заседаний. Он провёл её, обыграл всех, кто рассчитывал увидеть в подсудимом в иерусалимском суде монстра, чудовище. Эйхман заставил поверить Х. Арендт – а вместе с ней многих и многих – в то, что он не убийца, а чиновник, ответственно и бездумно относившийся к своей работе, обычный человек, как все. Конечно, Арендт не располагала убедительным материалом для доказательства банальности личности Эйхмана, но, к сожалению, эту роль сыграл её научный авторитет, известность, вызванная в немалой степени изданной в 1951 году книгой «Истоки тоталитаризма». Во многом это явление подобно эффектам, зафиксированным в экспериментах американских психологов Соломона Эша^[110], Стэнли Милгрэма^[111] и Филипа Зимбардо^[112] на комформность и подчиняемость авторитету. Другими словами, результаты экспериментов этих психологов могут быть спроецированы не только на Эйхмана, но и на саму Х. Арендт. К сожалению, именно её известность в научном мире сыграла злую шутку с её почитателями, которые доверились её наблюдениям, не смогли взглянуть критически на её выводы. Фактически её книга «Эйхман в Иерусалиме» опровергает её саму, и в этом трагедия исследователя. Отдельные люди, из тех, кто превозносит её труд как невиданное достижение, свою восторженность отнесли, по сути, к ней как к личности, а не к изложенному материалу, изобилующему массой ошибок и даже фальсификаций.^[113] Не зная всей полноты картины жизни Эйхмана, Х. Арендт и не могла создать целостный образ человека, который заслужил проклятье за свою службу дьяволу. То, что в послесловии к изданной на русском языке книге «Эйхман в Иерусалиме»^[114] говорится о её провале, это лишь констатация факта. Написавший его доктор Эфраим Зурофф^[115] довольно резко отозвался о книге, обвинив Арендт в искажении исторических фактов и предвзятости. Его собственные исследования и практическая деятельность по теме Холокоста, несомненно, дают ему основания критиковать тех, кто повинен в этом, невзирая на заслуги и регалии.

Арендт исследовала высказывания и письменные документы Эйхмана, уповая на то, что существует положительная корреляция между тем, что и как он говорил и писал, и его личностной сущностью. Он сделал всё, чтобы навязать участникам и зрителям судебного процесса свою волю в понимании его мотивов и его действий так, как он желал. Она попала в его ловушку. Она не распознала в Эйхмане того, кем он был на самом деле, и выдала итог своего исследования за окончательный диагноз.

И всё же этот красочный портрет, безусловно, имеет право на существование. И он правдиво отражает образ того Адольфа Эйхмана во время его заключения в израильской тюрьме, роль которого выбрал истинный Эйхман, чтобы этим обличьем обмануть судей и снискать их расположение в надежде избежать смертного приговора. И надо сказать, если в отношении судей его замысел провалился, весьма похоже, что Ханну Арендт он убедил, а через неё многих.

Сейчас, по прошествии большого периода времени с выхода в свет книги «Эйхман в Иерусалиме», на основе огромнейшего и разнообразнейшего материала из большого числа источников видно, что Х. Арендт, столкнувшись с фактическим и живым до некоторого момента материалом, а не с философскими умозрительными конструкциями, привычными ей, потерпела фиаско в своём осмыслении личности одного из величайших злодеев всех времён. От неудач трудно застраховаться, но меня беспокоило то, что, несмотря на появление новых данных, анализ уже имеющейся информации, Арендт продолжала отстаивать свой подход, ссылаясь на то, что её неправильно поняли. Разумеется, неподготовленный читатель не поймёт многое из написанного Кантом или Гегелем, но в данном случае её сочинение было обращено к обычным, банальным людям, черпающим новости из еженедельника «The New Yorker», редакция которого послала её в Иерусалим за репортажами из зала суда. Поэтому изложение должно было быть ясным и понятным любому обывателю. Конечно, появление этого труда заранее настраивало тех читателей, кому было знакомо имя автора, на восторженный отклик, поскольку Х. Арендт была известна и даже знаменита. Однако ожидания в целом не оправдались. «Эйхман в Иерусалиме» вызвал обратный эффект. Не спасала положение и репутация Х. Арендт. Как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже».

Понятно, что при жизни и тем более после неё Ханна Арендт была и остаётся феноменом – известным философом и политологом, снискавшим своими трудами признание и уважение в мире. Справедливые и несправедливые укоры, заслуженные и незаслуженные обвинения, конструктивная и неконструктивная критика – всё это, по сути, никак не смогло на неё повлиять… Она предложила парадоксальное объяснение злодейства, и не её вина, что реальность не согласилась с её версией.

Карьера как Судьба

Выбор делает Судьбу.

Леопольд Зонди, создатель Судьбоанализа, пассажир «поезда Кастнера»

Некоторые ступени карьеры ведут на виселицу.

Станислав Ежи Лец, польский писатель-сатирик

~

Для того, чтобы понять личность Адольфа Эйхмана, необходимо прочитать его жизнь с самого начала, т. е. представить его бытие как логически связанную цепь событий, которые вкупе с полученным им от предков, от Бога генетическим багажом и образовали феномен вселенского злодея. В основном большинство рассуждений, спекуляций на тему Эйхмана основывались на его образе, который получил известность из книги Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме» и материалов судебного процесса. Сведения из прошлого Эйхмана зачастую были вкраплены в эту книгу только для того, чтобы проиллюстрировать уже законченную характеристику. Спекулятивные построения Х. Арендт отвечали её теориибанальности зла, но никак не отражали реальный феномен человека, сидевшего под стеклянным колпаком в зале иерусалимского суда, правдивой истории жизни которого она не знала. У меня нет сомнений в том, что понять движущие силы, раскрыть в данном случае личность конкретного нацистского злодея, невозможно без анализа его жизни, становления, превращения его из маленького мальчика в того, кого осудили и казнили евреи.

Биографии Эйхмана посвящены капитальные труды, основанные на документальных источниках, свидетельствах очевидцев, кропотливом поиске в различных архивах.

В год поимки Эйхмана вышла книга Квентина Рейнольдса «Министр смерти»^[116], которую он написал на основе материалов двух израильских журналистов, которых он называет своими соавторами – Эфраима Каца и Цви Альдуби. Они долгие годы были «больны Эйхманом» и принесли Рейнольдсу собранный ими материал о жизни Эйхмана (более 800 страниц печатного текста). Среди материалов были и редкие фотографии. Так, на одной из них изображена встреча Гитлера в Вене после аншлюса Австрии (1938), на которой за спиной фюрера отмечена фигура Эйхмана.^[117] Обращение журналистов было вызвано тем, что они рассчитывали на профессиональную помощь в систематизации материала. Рейнольдс прочитал текст и выразил сомнение в его подлинности, которое развеялось после заключения экспертов. При этом журналисты сказали, что многое из написанного – например, цитаты из его бесед с офицерами СС и коллегами – представляет из себя выдержки из мемуаров Эйхмана, к которым они получили доступ.^[118]

Подробное описание жития Каина в образе Эйхмана дали два автора: Дэвид Сезарани и, несколько позднее него, Беттина Штангнет.^[119] Их труды, основанные на множестве документальных источников, прослеживают жизнь Эйхмана от рождения до последних дней. Эта картина может быть источником психологического анализа становления злодея в сопоставлении с фактами его деяний. Сравнение документально подтверждённых реальных событий и мемуаров Эйхмана, безусловно, позволяет судить не только о степени его правдивости, но и о психологических особенностях его личности. Если ему, как и всем другим, Господь предначертал Судьбу, но оставил выбор, то почему Эйхман сделал выбор в пользу Зла? В поисках ответа я последую за названными авторами, впрочем, как и другими, дополняющими своей информацией их труды.

Дэвид Сезарани дал развёрнутую картину жизни Эйхмана «с младых ногтей» и до виселицы. Большая часть его повествования посвящена значимым периодам в биографии Эйхмана, а именно его предвоенной службе в СС и СД, возвышению его как эксперта по еврейскому вопросу и организатора депортации евреев, участию в геноциде еврейского народа вплоть до похищения Эйхмана в Аргентине и суда над ним в Иерусалиме.

Беттина Штангнет исследовала биографию Эйхмана с его ранних лет и до его похищения израильскими агентами и перемещения в Израиль. Она провела колоссальную работу, изучив огромное количество материалов. Итогом её работы стала книга «Eichmann Before Jerusalem» [ «Эйхман до Иерусалима»].^[120] Среди множества документов были не только свидетельства тех, с кем он сталкивался по службе в СС, с кем он был в контакте, проживая в Аргентине, общаясь с бывшими коллегами, которых было немало в стране, в то время лояльной к бывшим нацистам, но и «прямая речь самого» Эйхмана. Несомненна, с моей точки зрения, научная состоятельность и правота Б. Штангнет, – являющейся, как и Дэвид Сезарани, по сути, оппонентом Х. Арендт и обратившей пристальное внимание на портрет Эйхмана в ранние годы его жизни. Тот, кого видела, как и многие другие, на суде в Иерусалиме Х. Арендт, отличался от того, кто щеголял в чёрной эсэсовской форме до поражения нацистской Германии в войне и в послевоенное время в штатском в роли Рикардо Клемента в Аргентине среди единомышленников. Поскольку книга Б. Штангнет была написана через полвека после работы Х. Арендт, в её распоряжении оказались документы и свидетельства, которыми не располагала (и не могла располагать, надо сказать, справедливости ради) Х. Арендт. Б. Штангнет проделала гигантскую работу в тридцати архивах, изучив тысячи страниц текстов, встретившись со свидетелями из прошлого Эйхмана, коллегами и многими другими, помогавшими в сборе необходимой информации. Нельзя не отметить и то, что Б. Штангнет немало времени потратила на расшифровку рукописных текстов и заметок Эйхмана, почерк которого активно сопротивлялся этому.