Приключения Хомы и Суслика и другие сказки (страница 4)
Плывут себе, волосок к волоску вылизан, лапы гордо на груди сложены, рты до ушей улыбаются.
А все любуются на них и весело кричат:
– Привет Хоме и Суслику!
Перелётные птицы кричат, мальчишки-рыболовы и далёкие китобои в открытом океане.
Как Хома и Суслик последнее поделили
Наступила зима. Сне́гу! Земли не видно, снег на снег падает. Белый и такой холодный, что, когда бежишь друг к другу в гости, лапы обжигает.
Кончились у Хомы и Суслика запасы. Спать надо – зима. А на голодный желудок не спится.
– Я такой толстенький был, – заныл Хома. – А теперь от голода таким, как ты, Суслик, тощим стану! Скоро.
– А каким же я тогда буду? – беспокойно задумался Суслик.
– А тебя, значит, вообще не будет, – пожалел его Хома.
– Нет, буду! – упрямо сказал Суслик. – Я нас в такое место отведу! Живи – не хочу! За сто лет не съешь!
– За меня не бойся, – повеселел Хома. – Съем! Пошли.
И они пошли…
Вдали, на краю деревни, сарай-амбар замаячил.
Подошли вплотную, он полнеба закрыл. Высокий!
Тридцать сусликов одного на другого поставить – вот какой высокий!
– Что это? – тихо спросил Хома, озираясь.
– Хранилище. Кладовочка такая. – Суслик с уважением похлопал лапой по стене. – Мне воробьи рассказывали: там гороха полным-полно! Давай дверь искать. Ты – в обход направо, а я – налево в обход!
Пробирается Суслик по снегу и вдруг слышит – позади шаги чьи-то. Оглянулся в испуге, а это Хома!
– Ты чего за мной идёшь?
– Хитрый какой, – прищурился Хома. – Сам меня направо послал – там снег по колено. А тут за тобой тропинка тянется.
Посмотрел Суслик: правда. За ним следы остались, а Хома в эти следы наступает.
Поморгал Суслик, поморгал. И дальше затопал.
Шёл и оглядывался: идёшь, а за тобой следы остаются – удивительно!
– Ну, кто прав? – бубнил позади Хома.
– Ну, ты, – нехотя ответил Суслик. – Чего привязался?
– Я к тебе не привязывался. Нечем, – пыхтел Хома, погружая лапы в следы Суслика. – А надо бы. Ветер. – Подумал и добавил: – Шатает.
Наконец они на дверь наткнулись. И в щель под ней пролезли.
Только и смогли сказать: «А-ах!»
Из крохотного оконца под потолком свет льётся – кругом сушёный горох на огромной подстилке лежит. Столько насыпано – до крыши носом подать!
– Я отсюда не уйду, – взобрался на кучу гороха Хома, – пока сам собой до пола не опущусь.
– Как – до пола?
– Ну, пока всё не съем, – ответил Хома. – Так и буду опускаться. Постепенно.
– И я, – поддакнул Суслик. – Постепенно.
Какая для них жизнь наступила!
Не жизнь – объеденье! Объедались…
– Чего молчишь? – усмехался Суслик.
– Рот занят, – довольно мычал Хома.
Они до того обленились, что вскоре и разговаривать перестали. А зачем разговаривать, если можно лишнее съесть?
Потом и двигаться перестали. А зачем двигаться, если еды полно, даже лапу лень протянуть?
Лень не лень, а протягивали: есть-то надо. Лень, а надо.
Протянул однажды Суслик лапу и взял горстку горошин у Хомы под боком.
– Ты чего у меня берёшь? – рассердился Хома. И зачерпнул ладошкой прямо под носом Суслика.
– Ты вон как?! – вскочил Суслик. – Давай всё делить!
Вначале по горошине делили и около себя сыпали. Надоело. Потом – по пригоршне.
– У тебя лапа больше, – спохватился Хома. – Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?
– Ишь ты! – не согласился Суслик. – Умный, да?
Промерили они кучу шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены.
По ночам теперь Хома и Суслик не спали.
Тайком в темноте на чужую половину бегали. Горох к себе таскали.
Уж и есть-то некогда было. Голодали. Старались побольше унести.
А днём тоже не спали. Друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли.
Глаза слипаются, слипаются… Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят.
А как-то раз ночью возвращались каждый к себе с добычей – лбами столкнулись.
Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Покатились. Треск, звон, грохот!..
Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома проворчал:
– Я больше туда не вернусь.
– И я не вернусь, – простонал Суслик.
И они дружно зашагали домой.
Ушёл каждый молча в свою нору. Есть захотелось…
Пошарил, пошарил Хома на полке. Вдруг случайно горошину нашёл. Одну-единственную.
Посмотрел на неё… В лапе зажал. И к Суслику.
Разломил горошину пополам – другу дал.
Как Хома зимой купался
Шумит, метёт зима, сон нагоняет.
Забежал Суслик к Хоме в гости. Напоследок, перед спячкой. Спокойной зимы пожелать.
Сидели. Зевали.
– Как сейчас заляжем, – деловито произнёс Суслик.
Но Хома вдруг решил: не спать!
– Ведь жизнь – одна, – заявил он Суслику. – А мы полжизни спим. Не буду спать, значит, две жизни проживу. Одну свою и одну твою, пока ты спать будешь!
– Мою не надо, – заволновался Суслик. – У меня и так-то жизни почти нет, раз я спать люблю.
– Давай не спать вместе, – великодушно предложил Хома.
– Знал бы ты, как я спать умею, – обиделся Суслик. – Куда тебе до меня!
– Это мне-то! А кто позапрошлой зимой больше тебя на два дня проспал?
– Вспомнил! – усмехнулся Суслик. – А в прошлом году? Ты меня целый месяц не мог разбудить, когда я не спал и притворялся.
– Притворялся! А я, умный такой, целый месяц тебя будил?
– Ага, – хихикнул довольный Суслик, – ты такой умный.
И повертел лапой у Хоминого виска.
– Лапы прочь! – рассердился Хома. – Спи, как хочешь, а я зато вас всех переживу!
– Уговорил. Будем всех переживать вместе! А как?
– Нужно бодрым быть, – приосанился Хома. – Тогда спать не захочется. Будем в проруби купаться.